Николай Эрдман - Самоубийца
Отец Елпидий. Мы дня на три поставим его в часовню и устроим прощание.
Аристарх Доминикович. Очень правильный ход. (Александру Петровичу.) Отправляйтесь за факельщиками.
Александр Петрович уходит.
Явление семнадцатое
Отец Елпидий, Аристарх Доминикович, Пугачев, Виктор Викторович, дьякон и певчие.
Отец Елпидий. Что ж, приступим.
Дьякон. Приступим, отец Елпидий. Благослови, владыко.
Пугачев. Начинают, пожалуйте.
Явление восемнадцатое
Те же и Егорушка, Мария Лукьяновна, Серафима Ильинична, Груня, Зинка Падеспань, Маргарита Ивановна, Раиса Филипповна.
Отец Елпидий. Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков.
Хор. А-минь.
Мария Лукьяновна. Как же это? Живого. Да что же вы делаете?
Дьякон. Миром Господу помолимся.
Мария Лукьяновна. Что вы делаете? Не держите меня.
Хор. Господи, помилуй!
Серафима Ильинична. Караул!
Дьякон. О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.
Хор. Господи, помилуй!
Явление девятнадцатое
Несколько женщин и мужчин заглядывают в дверь. Между ними – глухонемой.
Маргарита Ивановна. Вы смотреть? Не стесняйтесь, заходите, товарищи.
Все входят. Глухонемой встает у гроба. Зажигает свечку.
Дьякон. Об оставлении согрешений во блаженной памяти преставившегося раба Божия Симеона, Господу помолимся.
Мария Лукьяновна. Что вы делаете?
Хор. Господи, помилуй!
Мария Лукьяновна. Милиция!..
Дьякон. О приснопамятном рабе Божием Симеоне покая…
Мария Лукьяновна. Милиция!
Дьякон. Окна, окна закройте. Тишины, блаженные памяти его. Господу помолимся.
Хор. Господи, помилуй!
Дьякон. И простите ему всякое прегрешение…
Аристарх Доминикович. На минуточку, батюшка. Слово Божие свято, отец Елпидий, но, учитывая аудиторию, вы уж лишнее выкиньте, сократите немножко.
Отец Елпидий. Сократить – это можно, Аристарх Доминикович. (Подходит к певчим. Шепчет.)
Хор. Господи, помилуй!
Мария Лукьяновна. Он живой!
Серафима Ильинична. Разбудите его, товарищи!
Дьякон. О избавится нам от всякие скорби, гнева и нужды. Господу помолимся.
Хор. Господи, помилуй!
Мария Лукьяновна. Почему же он, мама, не просыпается?
Отец Елпидий (скороговоркой) . Яко ты еси воскресение и живот усопшаго раба твоего, Семеона, Христе Боже наш и тебе славу воссылаем со безначальным твоим Отцем, и со святым и благим и животворящим твоим Духом, ныне и присно и во веки веков.
Хор. А-минь.
Мария Лукьяновна. Он, должно быть, действительно умер, мамочка.
Хор. Со святыми упокой.
Мария Лукьяновна. А-а-а. Дурно. Дурно! Воды!
Все бросаются к Марии Лукьяновне. У гроба остается только не слышавший крика глухонемой. Хор поет. Все хлопочут вокруг Марии Лукьяновны. Глухонемой со свечкой в руке опускается на колени, отвешивает земной поклон. Хор поет. Семен Семенович не выдерживает и, сев в гробу, лезет в карман за платком. В это время глухонемой поднимается с колен, поднимает руку, чтобы перекреститься, откидывает голову и видит сидящего в
гробу покойника, который вытирает платком слезы. Глухонемой вскрикивает и падает навзничь.
Голоса. Что случилось?
– Еще один!
Бросаются к нему.
Явление двадцатое
Входит Александр Петрович с факельщиками.
Аристарх Доминикович. Уносите его. Уносите скорей.
Факельщики берут гроб. Уносят. Хор поет.
Мария Лукьяновна (очнувшись). Умер. Умер.
К ней подбегает глухонемой, в ужасе показывает жестами то, что он видел. Вынимает платок,
прикладывает его к глазам.
Жалко? Плачете? А уж мне-то как жалко, и сказать не могу. (Обнимает глухонемого.)
Пение.
Занавес.
Действие пятое
Кладбище. Возле кучи земли свежевырытая яма.
Явление первое
Александр Петрович, Аристарх Доминикович, Виктор Викторович.
Александр Петрович. Вот отсюда, отсюда смотрите, товарищи. Как вам нравится?
Аристарх Доминикович. Я считаю, что место довольно приличное.
Александр Петрович. Да уж что говорить, Аристарх Доминикович, как себе выбирал.
Аристарх Доминикович. Между прочим, я все собираюсь спросить: приглашенья разосланы?
Александр Петрович. Всем разосланы.
Виктор Викторович. Нет, не всем.
Аристарх Доминикович. Как – не всем?
Виктор Викторович. Мы совсем позабыли о Феде Питунине. Нужно было ему приглашенье послать.
Аристарх Доминикович. Так о чем же вы думали?
Виктор Викторович. Я, к несчастью, не видел его два дня, не до этого было, Аристарх Доминикович.
Аристарх Доминикович. Ну не так это важно, в конце концов.
Виктор Викторович. Что же важно, по-вашему?
Аристарх Доминикович. Самое важное – чтобы заговорило общественное мнение.
Явление второе
Мимо могилы проходят две старухи.
Первая. Ах, я дурочка старая.
Вторая. Что такое?
Первая. Как же я пропустила, скажите пожалуйста, свежую вырыли.
Вторая. Нет, я утром заметила; я как в церковь трепала еще – заметила.
Первая. Кто же это преставился?
Вторая. Наш приходский мужчина один преставился. Серафимы Ильиничны зять, Подсекальников.
Первая. Как же я пропустила, скажите пожалуйста.
Вторая. Двое суток в часовне у нас простоял. Я намедни ходила смотрела с Панкратьевной.
Первая. И Панкратьевна видела?
Вторая. Уж мы плакали, плакали…
Первая. Как же я пропустила, скажите пожалуйста. А с чего он преставился?
Вторая. Сам себя порешил.
Первая. Ах ты, ужас какой. Как же я пропустила, скажите пожалуйста. Да с чего ж он себя порешил, Борисьевна?
Вторая. С чего? Это ясно с чего.
Первая. Это верно, что ясно. Скажите пожалуйста. Так, так, так.
Уходят.
Аристарх Доминикович. Общественное мнение заговорило. Идем.
Уходят.
Явление третье
Проходят еще две старушки.
Первая. Не весело стало у нас на кладбище, нет, не весело. И гулянье не то, и покойников интересных нету.
Вторая. В наше время покойники что дрова – жгут их, матушка.
Первая. Потому что о будущем не заботятся, вот и жгут. А придет воскресение, воскресать-то и нечем. Ох, ох, ох, ах, ах, ах, а уж дело-то сделано.
Вторая. Вот тогда посмеемся над ними, Панкратьевна.
Проходят.
Явление четвертое
Вбегает Клеопатра Максимовна, таща за руку Олега Леонидовича.
Клеопатра Максимовна. Вот.
Олег Леонидович. Что – вот?
Клеопатра Максимовна. Здесь.
Олег Леонидович. Что здесь?
Клеопатра Максимовна. Здесь его похоронят.
Олег Леонидович. Кого похоронят?
Клеопатра Максимовна. Олег, я признаюсь тебе… я убийца. Я убийца, Олег. Олег, обнимите меня, мне страшно.
Олег Леонидович. Будет вам, Клеопатра Максимовна, полноте.
Клеопатра Максимовна. Олег, вы какой-то такой, вы особенный, вы меня не осудите. Олег, я убила его.
Олег Леонидович. Кого?
Клеопатра Максимовна. Подсекальникова. Олег, он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила: «Нет». И вот он лишил себя жизни из-за меня. Олег, я убийца! Мне страшно, Олег. Везите меня к себе.
Олег Леонидович. Лучше я вас домой отвезу, Клеопатра Максимовна.
Клеопатра Максимовна. Олег, я признаюсь тебе: моя мама была цыганкой. Ее тело лишало ума, как гром. С пятнадцати лет я стала вылитой матерью. Помню, в Тифлисе я поехала на извозчике покупать себе туфли, и что же ты думаешь, приказчик сапожного магазина не сумел совладать с собой и так укусил меня за ногу, что меня увезли в больницу. С тех пор я ненавижу мужчин. Потом меня полюбил иностранец. Он хотел одевать меня во все заграничное, но я говорила: «Нет!» Тогда меня стал обожать коммунист. Мой бог, как он меня обожал. Он сажал меня на колени и говорил: «Капочка, я открою перед тобой весь мир, едем в Алупку». Но я говорила: «Нет!» И он проклял меня и вышел из партии. Потом меня захотел один летчик. Но я рассмеялась ему в лицо. Тогда он поднялся над городом и плакал на воздухе, пока не разбился. И вот теперь Подсекальников. Женщины падали перед ним как мухи, Раиса грызла от страсти стаканы и дежурила возле его дверей, но он хотел только меня. Он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила: «Нет!» Вдруг – трах, и юноши не стало. С тех пор я возненавидела свое тело, оно пугает меня, я не могу оставаться с ним. Олег, возьмите его себе!