Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов
Это потрескивание Федьке каждый раз слышалось грохотом. Таким же сильным, как и удары сердца. Около сопки, там, где начались камни, Федька остановился на секунду, страшась обернуться: позади была жизнь, а впереди лежала взрывчатка, которая прорубает дороги, усмиряет реки, дает руду и убивает людей.
Капли пота катились по лбу и щипали глаза. Подошвы сапог скользили по камням, и Федька каждый раз замирал, весь сжимался, но лез все выше и выше.
«Нет, нет! – думал он. – Ничего не может быть. Жорка, тайга, птицы, солнце, пыль на земле – все это вокруг меня! Нет, нет! Все будет хорошо!»
Лучи солнца стали холодными, по спине ползли мурашки, затылок был в испарине. В тайге по-прежнему пели птицы.
Федька все ж таки поскользнулся. Упал. До взрывчатки оставалось всего несколько метров. Федька побоялся встать. На какую-то долю минуты ему захотелось подняться и побежать прочь, в траншею, к Жорке.
Он вытер со лба пот и пополз, завороженно глядя на камни, за которыми начиналась маленькая, совсем неглубокая штольня.
Федька подполз к камням, прижался всем телом к сухим, желтым травинкам, замер на секунду, а потом рывком поднялся. Заглянул в штольню и сразу же опустился на корточки.
Потом лег на спину и судорожно, со всхлипыванием рассмеялся. Шнур выскочил из детонатора и сгорел, не дойдя до него примерно на сантиметр.
Солнце нещадно жгло шею. Надрывались цикады, вспарывая своим криком томительную тишину полдня.
Федька обернулся, и лицо его сморщилось в растерянной улыбке: позади, метрах в десяти от него, стоял Жорка Серегин.
– Что? – спросил Жора.
– Все в порядке, шнур выскочил, – хрипло ответил Федька.
– Пошли обратно?
– Погоди. Дай отдышусь малость.
– Закурим?
– Не хочу. Во рту пересохло.
Серегин сел на камни и сказал:
– Ну и натерпелся я страху!
Федька вздохнул и ответил:
– А я – ничего. Профессия, понимаешь, такая…
Как спасали цемент
Думать, что покорение тайги возможно без трудностей, – досужая фантазия.
В тайге можно все предусмотреть, все, кроме капризов сибирской природы.
От Тайшета по зиме в тайгу затащили на тракторах восемьдесят семь вагонов, в которых жили строители.
Сгрузили вагоны с салазок в снег. Место это торжественно называли: железнодорожная станция Бирюса.
И сразу же начали несуществующую пока станцию строить.
К рекам Большая и Малая Тайшетки, на 35-й и 47-й пикеты, завезли четыреста тонн цемента, чтобы заключить эти беспокойные речушки в бетонные трубы.
Зимой, в стужу, подняли семнадцатиметровую насыпь. Сжатый график работ выполнялся комсомольцами изо дня в день.
Весной Большая и Малая Тайшетки вышли из беретов, разлились по пойме, образовали километровое озеро.
Цемент, а значит, и все материалы оказались под угрозой. Пробраться к 35-му и 47-му пикетам не было никакой возможности, даже тракторы буксовали в топкой снежной жиже.
Но комсомольцы пробились к пикетам, протащили тракторы. С каждым часом воды становилось все больше и больше, она прибывала на глазах, весело плескалась у деревянных ступенек цементного склада.
Тогда бригадир Иван Ширяев и его ребята пошли на отчаянный шаг. Они раскидали бульдозером семнадцатиметровую насыпь, чтобы спасти цемент.
Трижды рушили насыпь, трижды возводили дамбы, сдерживая воду. Работа шла круглосуточно: на пихтах укрепили прожекторы, и кинжальные лучи света резали кромешную мглу таежной ночи, освещая парней, стоявших в воде, перемешанной с битым льдом…
Сейчас Большая и Малая Тайшетки уже одеты в трубы и пропущены под насыпь. На станции Бирюса рядом с вагончиками выросли коттеджи. Все это сделано в тайге волей, силой и страстностью комсомольцев.
В палатке над Кизиром
Тайга молчалива и безбрежна. Пихты и кедры, кажется, опрокинулись в прозрачную воду Кизира.
Похож Кизир на своего брата – на порожистый Казыр. Такое же быстрое течение ворочает на дне камни, и чудится, будто галечник о чем-то сердито разговаривает с водой. Ночью от реки поднимается туман.
Вдруг ночную тишину буравит трезвон будильника.
– Ребята, подъем! – возвещает чей-то голос.
– Уже четыре.
Из палатки, которая стоит прямо на берегу реки, выскакивают семеро. Заводят грузовик и уезжают в тайгу рубить просеку. И снова тишина плывет над рекой.
А в шесть часов утра, когда кедровый гребень на вершинах сопок из синего делается красным от первых солнечных лучей, вот тогда будильник звонит во второй раз и остальные пятнадцать ребят уходят в тайгу.
Иному кажется, что штурм тайги – это массированный удар техники, натиск металла. Это верно и в то же время неверно. Бульдозеру и экскаватору предшествует труд лесоруба, землекопа и плотника.
И комсомольцам, работавшим на новейшей технике, пришлось сначала взять в руки лопату, пилу и топор.
– На пиле можно вальсы играть, не то что лес валить, – сказал Толя Костин, – так что будем к этому инструменту относиться, как к музыкальному. На гитаре и в день играть не выучишься, а на пиле нам придется научиться «играть» за одну смену.
Звенят топоры, пронзительно визжат пилы, и огромные пихты валятся на землю, раскидав свои зеленые косы по буйной таежной траве.
Двадцать два жителя палатки – молодые москвичи, приехавшие по призыву Ленинского комсомола строить дорогу Абакан – Тайшет. Бригадир Толя Костин, тракторист Эдик Зайков, профгрупорг Гена Черенков – каждый в свои двадцать пять лет имеет за спиной почти десятилетний трудовой стаж, и у всех у них высшие разряды рабочей квалификации.
Есть здесь ребята с Автозавода имени Лихачева и других предприятий столицы.
У каждого над кроватью на плечиках висит пиджак (брюки, чтобы не мялись, лежат под матрацами), у каждого выглаженная сорочка, начищенные ботинки. И в тайге комсомольцы остаются опрятными, подтянутыми.
Живут ребята в палатке, фундаменты для домов еще только вырыты, а будущая железная дорога лишь угадывается по просеке. Но комсомольцы думают о будущем.
Профгрупорг Черенков – человек практического склада ума.
– Вот я Джека Лондона читал, – говорил он, отодвигаясь от белых языков костра, – так там золотоискатели в каждом поселке бар себе строили. Нам, правда, бар не очень нужен, а вот без клуба не обойтись.
И я не знаю, обязательно ли нужно каждый клуб в тайге заранее в смете проектировать. Леса кругом – тьма!
– Строить сами будем, без всякой оплаты, ну а стекла в складчину купим. Так ведь?
…Шумит ветер в верхушках сосен, звенят топоры, идет работа комсомольская, дружная.
…Пионеры стройки, комсомольцы, ушли далеко вперед, будоражить безбрежный океан тайги. Они на передовой. А за ними около Красного Кордона уже лязгают гусеницами бульдозеры, вгрызаясь в толщу земли, прокладывая кизирский тоннель.
В Курагине всего за несколько месяцев вырос великолепный поселок, и линии домов прошили приенисейскую степь
