Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного

Царевич Иван. И я б то хотел!

Иван. Мальчик, не все ватаги доходят до Иерусалима. Одни стремятся к покаянному хождению, другие к беспечальному питанию.

Шут. Государь, и я желаю быть нищим, к святым присоединиться.

Иван. Отчего, шут?

Шут. Досыта кормят да допьяна поят, а злата-серебра насыпают им по суме. Имеется у меня давняя страсть к святым местам. (Смеется.)

Иван. Нищие – прибыльное занятие. Дворяне и дети боярские, потеряв по случаю имущество от пожара ли, или пропив, предпочитают просить милостыню. Не занимаются делом.

Царевич Иван. Батюшка, как истинно нищих богомольцев узнать? Кто то может?

Иван. То Бог может, поскольку они истинные люди Божьи. Потому я, царь, велю выгнать нищих за ворота города.

Нищие (плачут). Пощадай, государь, за воротами города погибнем от голода и холода!

Иван. Кто истинный, не погибнет: тому Бог поможет! А ложные погибнут. Калики-странники, не меня просите грешного, земного, просите для ради Христа, Царя небесныя. (Опричники толкают и гонят нищих.)

Духовник Евстафий. «Се роды пошли добру убожливые и на безумие обратилися. За то на них Бог разгневался, положил на них напасти великие и страшные позоры».

Иван. Так разорив Новгород, Новгород спасу. Поставлю Новгород на путь истинный. (Кричит.) Бейте изменников, мучьте их, жгите на огне составом огненным. (Смеется дико.)

Иван (насмешливо). Так-то, новгородские ушкуйники, хорошо ли вам ныне тут, на берегу у Волхова моста?

Первый новгородец. Смилуйся, государь, дурно нам при ледяном ветре.

Второй новгородец. Дым глаза ест.

Иван. Что ж так? Дело вам привычное.

Царевич Иван. Они, батюшка, издавна к дурному привычны. Не по-Божьи живут, не по-христиански. Чинят всякую неправду, так ли?

Иван. Истинно, мальчик. Народ – простая чудь, мужики. И купцы их – те же мужики разбогатевшие. Они с первого посадника своего Достомысла жить в мире не могли. Чинили соседям всякие неправды и обиды и долгов не платили.

Духовник Евстафий. И новгородские бояре, государь, издавна не имея никаких Божьих правил, окромя семейных, свое берегли, чужое грабили, а меж собой усобничали. Усобицы тут, на Великом мосту. Разбушевавшихся укрощал только владыка, входя с крестом на мост и становясь посреди драки.

Иван. Ныне, кроме меня, царя, укрощать Новгород некому. Владыка нынешний Пимен сам грешник-разбойник. Новгородские ушкуйники – разбойники старорусских времен, душегубством жили, усобицы всей Руси несли. Новгородские ушкуйники грабили на Волге, ездили на ушкуях грабить. Так ли?

Первый новгородец. Государь-батюшка, то прежде было.

Иван. Ой ли, прежде? В Новгороде терпите стеснение своего произвола, на стороне ищете простора, да всю Русь разбоем и усобицей, и обманом денежным угнетаете. А здесь же, в Новгороде, по новгородскому обычаю, с каждым пришельцем издавна деретесь на палках. Вот я, пришелец, позвал вас у Волхова моста похристосоваться. (Смеется. Опричники смеются.)

Шут. Государь, дай я покажу свою мочь, силу, бешеный задор. (Размахивает дурацкой булавой.)

Иван. Принимаете ли вызов моего шута? Тут, на мосту, издавна ведь споры свои решали, так ли?

Первый новгородец. Истинно, государь милостивый, давние споры новгородские софийской и торговой стороны решались тут, на мосту через Волхов, в кулачном бою.

Второй новгородец. Государь милостивый, на мосту прежде встречи частые, но не кровавые, с Софийской и торговой стороны, кто кого и как спихнет с моста в реку Волхов.

Иван. Ныне я, царь, пришел с вашими обеими сторонами драться и пихаться. (Смеется. Опричники смеются.) Дружина моя опричная, хотите ли драться с ушкуйниками новгородскими?

Грязной. Любо, государь! Приуправимся с мужиками новгородскими.

Иван (скрежещет зубами). Бейте их!

Первый новгородец (испуганно). Смерть наша близка, братья. Государь, зубы скрежещущи, приказал избить.

Иван (свирепо скрипит зубами, кричит). Напущайтесь на тех изменников, секите, рассекайте, побивайте, никого живого не оставляйте, бейте их всех, новгородцев!

Мужик-новгородец. Злодей! И тебе Волхова, реки сей, не выпити! Всех новгородцев да не выбити!

Монах. Богородица охранит новгородцев. Взял я образ Божьей Матери. (Поднимает кверху образ.)

Царевич Иван. Батюшка, против образа Богородицы как идти?

Иван. Сатанские изменники тут, тот образ взяв, в кощун впали. Не с ними Богородица, но с нами. (Кричит.) Еретиков сжечь мудростью огненной! Опаленных привязывать к саням, волоча! За ними везти жен и детей! Женщинам связывать назад руки, к ногам привязывать их младенцев, и в таком виде бросать в Волхов! (Дико вопит и смеется.)

Грязной. Эх! Хороша потеха на Волхове! (Смеется.)

Иван. Ломаем руки, ноги, головы.

Опричник (весело). На мостике на волховском дружиной мужиков с бабами пощелкаем. (Бьет.)

Женщина (вопит). Сжалуйся, государь! Пощадай сынчишку моего, мальца Сергия. (Грязной сбивает ее. Она хватает Грязного за ногу.) Человечонок мой, человеченко малый! Пощадай мальца Сергия.

Грязной (насмешливо). Да что за тряпица за ногой волочится? Что за онуча привязалась? (Смеется. Толкает ногой женщину.)

Иван (яростно). Васютка, обдирай ее до гола! Сымай платье! (Дико смеется.)

Грязной. Любо, любо! (Срывает одежду с женщины.)

Иван (яростно). Вертите им головы, будто пуговицы! (Дико хохочет.) Привязывайте тонкими веревками за ноги, головы, бросайте с моста, добивайте тонущих!

Малюта. Опричники! Государь велел нам, своим государевым детям боярским, тех изменников, мучаных и поджаренных людей, за руки и за ноги и за головы вязати различно тонким ужищами. И привязывати их повелел по человеку к саням, и повелел их быстро за санями волочити на Великий Волхов мост, и метать с моста в реку Волхов, а жен и детей связывать вместе и метать их в ту же реку.

Опричники. Любо, любо!

Иван. По реке ездить моим царским слугам с баграми и топорами и добивать тех, которые всплывут.

Малюта. Так сделаем, государь. Опричники! И иные государевы люди, дети и боярские и воинские люди! В малых судах ездите по реке Волхов, с оружием, с рогатиной, и с копьями, и с баграми, и с топорами. И которые люди, муж и жена и всякий возраст, из глубины речной вверх по воде всплывет, тех людей копьями да рогатинами, да топорами секуща без милости в глубину речную сурово погружати, предаючи их, изменников, лютой и горькой смерти.

Опричники. Любо, любо! (Бьют.)

Шут. И я дубец возьму, прутик. (Размахивает дурацкой булавой.)

Иван. Мальчик, отчего ты прежде бил изменников, а ныне не бьешь?

Царевич Иван. Приутомился я, батюшка. Неможется мне. Кваску бы горячего попить, на морозе стоячи, на ветру ледяном.

Шут. Попей, царевич, ру́ды[10] заместо кваску, и она горяча и красна.

Иван (толкает ногой шута). Молчи, шут. Эй, квасу горячего! (Приносят квас.)

Шут. Хорош квасок. В чанах солод затирается с мукой овсяной в сусло. Дай и мне попить.

Иван. Тебе, шут, квасная дробь, которая на корм скоту. (Смеется.)

Шут. Государь, и дробь поем, ежели с хлебом. (Смеется.)

Иван (пьет квас). Малюта, сколько побито, на воротах написать.

Малюта. Так пишем, государь великий. На воротах записки делаем, по углам номера выставляем, что эта улица уже казнена.

Грязной. Писано, Малюта, которую мы с тобой улицу мели, ехали, секли, рубили до единого. (Смеется. Пьет квас.) Государь, и татар из тюрьмы сюды привели.

Иван. Се пленники схвачены, ведите их сюда. (К сыну.) Иван-сын, мальчик, а чего не пьешь квас, который возжелал? Горяч квасок исцеляющ. А хочешь ли, лечца кликнуть?

Царевич Иван. Помыслил я, батюшка, не от квасу мне исцеление, да не от лечца. От молитвы, ежели Бог пожелает. Видел я, батюшка, сон дурной. И от того видения ужасного занемог. И не говорил о том, пробудившись в страхе и ужаса исполненный.