Димитр Димов - Виновный
Велизар (презрительно). Пусть берет квартиру себе.
Петринский (сердито). Как это пусть берет! Ведь это не пылесос или старое пальто! Подай в суд! Ты имеешь право на половину квартиры, раз она куплена после заключения брака!
Велизар. Нет, это ниже моего достоинства! (Глафире.) Мотивируй причины развода, как тебе угодно! Обвини меня в измене… в скупости… в чем угодно! Только бы получить развод и положить конец этому позорному браку!
Петринский. Значит… ты полностью отказываешься от своих прав на квартиру? Так?
Велизар (гневно). Да! Отказываюсь полностью!
Петринский (усмехаясь, Теодосию). Слышишь? Получишь и приданое!
Глафира (с гневным криком, Петринскому). Я отказываюсь от квартиры, глупец! До каких пор ты будешь издеваться над моей бедностью? (С упреком Теодосию.) Что же ты молчишь?
Теодосий. Потому что он не заслуживает ответа, Глафира! Он считает всех людей мошенниками или дураками! А это черта того мира, который его воспитал.
Глафира (Теодосию). Но где же мы будем жить? Как мы будем смотреть людям в глаза, когда будем искать квартиру?
Петринский. Это мелкие неприятности, с которыми любовь быстро справляется!
Глафира (возмущенно, всем). Разве вы не видите, что этот бессовестный тип хочет представить наши дела как Унизительную комедию, чтобы запугать свою жену?
Петринский. Если любишь жизнь, превращай ее в комедию! А если ненавидишь, делай из нее трагедию!
Глафира (Петринскому, вне себя). Бесстыдный н пресыщенный буржуа! Единственное твое удовольствие – забавляться несчастиями других!
Петринский (строго, Глафире). Попрошу без аффектации!
Ана (кротко, Теодосию). Теодосий! Квартира, в которой мы живем, в вашем распоряжении! На днях я перееду!
Пауза, Теодосий сидит согнувшись и сжав голову руками. Он словно ничего не слышит.
(Велизару, не меняя тона.) Возьми вину на себя! Помоги им выбраться из безвыходного положения! Теодосий заслуживает этого.
Велизар (с презрительным безразличием). Я уже сказал. Я согласен на все!
Пауза. Все смотрят на Глафиру. Она кипит от негодования и обмахивает лицо носовым платком.
Петринский (саркастически, Теодосию). Твой метод – придерживаться истины – начинает давать результаты.
Теодосий (поднимает голову). А тебе не терпится сунуть нам в нос эти результаты, да?
Петринский. не вредно иногда спуститься с облаков. Все определяет конкретная истина.
Теодосий. Мой опыт конкретной истины в жизни гораздо глубже, чем твой! И если ты хочешь удержать жену от развода, который она готова уже сама требовать, то не подозревай в малодушии всех нас! Понятно?
Петринский (смеется). Ты все еще воображаешь, что судьи – это исповедники, которые простят твое отношение к Ане и отпустят тебе грехи без возмездия!
Теодосий. Не судьям определять мое отношение к Ане. Это дело моей совести.
Ана (с кроткой иронией). Теодосий! Женщины предпочитают отношения, которые определяются любовью, а не совестью.
Петринский. А ты как думаешь, Глафира?
Глафира. Большинство мужчин не способны почувствовать ни укоров совести, ни настоящей любви! И ты такой! (Презрительно.) Не желаю больше с тобой разговаривать!
Петринский. Почему же?
Глафира (громко и гневно). Потому что ты всегда притворяешься идиотом, когда хочешь унизить беззащитную женщину!
Петринский. Большинство женщин выглядят беззащитными, но нападают первыми!
Глафира (зло). Побереги эти остроты для своей супруги! Это она напала на тебя.
Мария (смеется). Ты все еще не можешь мне этого простить?
Глафира. Мне это давно безразлично, но я не могу терпеть его циничного хвастовства!
Петринский (внезапно, Теодосию). А ты что напишешь в заявлении о разводе?
Ана. Заявление подам я.
Петринский. Вот как?!
Пауза. Все удивленно молчат и смотрят на Ану.
Ана. Да! Теодосий заслуживает свободы и счастья! И его решение не должны обсуждать те, кто не знает его мотивов.
Теодосий (внезапно встает). Спасибо, Ана! Только ты можешь реагировать на все таким образом. Чуть позже я скажу о своем решении! Но сперва я хочу припомнить один эпизод из моего прошлого, который и заставляет меня принять это решение! Давно… в годы подполья… однажды летом мне надо было провести полдня в Варне. Я ждал товарища, который должен был прибыть на пароходе из-за границы. Вокруг звучал беззаботный смех людей, приехавших к морю отдыхать. И тогда на скамейке приморского парка я спросил себя, что, в сущности, заставляет нас, коммунистов, забывать свою личную жизнь и отдавать все свои силы борьбе. Может быть, бедность, преследования фашистов, мысль о будущей счастливой жизни? Нет! Мне кажется, не это! Когда нам удавалось сделать все возможное, выполнить свой партийный и человеческий долг, мы испытывали наслаждение, нравственный покой, и это было единственной наградой за то, что мы делали и что не променяли бы ни на какое другое счастье… Так это было, Ана?
Ана (тихо). Да, так, Теодосий!
Теодосий. Так это было, Велизар?
Велизар (сердито). Сам знаешь, как это было!
Теодосий (обоим). И вот! Вы сегодня мне это напомнили! Ваше благородное поведение разбудило во мне воспоминание о пашей солидарности.
Глафира (тревожно). Почему же тебя удивляют их поступки? Просто они, как разумные товарищи, хотят уберечь твою личную драму от насмешек глупцов! Это вполне естественно!
Теодосий (тихо). Да! Вполне естественно! Так когда-то каждый из нас был готов без колебаний пожертвовать собой ради другого.
Вел из ар (саркастически). То было золотое время сильных характеров, Теодосий!
Глафира (громко и быстро). А разве то, из-за чего мы здесь сегодня собрались, не требует сильных характеров?
Теодосий. Требует! Но для чего? Для защиты права на любовь или для чего-то, что стоит над ним?
Глафира. Что может стоять выше права любить?
Теодосий (тихо, после долгой паузы). Долг! Долг по отношению к людям, о которых я забыл. (Указывает на Ану и Велизара.)
Глафира (в панике). Какой долг? Откуда он взялся?
Теодосий. Из прошлого, Глафира! Из той частицы моей души, которая заставила меня восстать против неправды и эгоизма и которая сделала меня когда-то коммунистом!
Глафира (в панике). Ты понимаешь, что говоришь? Вчера ты выступал против долга, а сегодня ставишь его выше всего!
Теодосий. Да, сегодня я снова поднимаю его над всем! Долг, а не личное счастье, готовность пожертвовать собой, а не наслаждение, верность, а не измена были и остаются сущностью души коммунистов моего поколения! Посмотри на этих людей, Глафира! (Показывает на Ану и Велизара.) Даже после того, как мы их так жестоко оскорбили, они хотят помочь нам перед судом нашей совести и перед судом общества!
Глафира (изумлена). Что ты хочешь этим сказать?
Теодосий (смело, после долгой паузы). Я принял новое решение, Глафира!
Глафира (дрожащим голосом). Какое решение? Может быть… может быть, ты отказываешься от нашей любви?
Теодосий. Да, Глафира! Невозможно… немыслимо строить наше счастье… на горе, которое мы принесли этим людям!
Глафира (потрясена). И ты возвращаешься к Ане? Теодосий. Не знаю, смогу ли я вернуться! Но я не могу быть счастлив и с тобой! Прости меня за все, Глафира!
Глафира. Из чувства долга! Так? (Неожиданно разражается нервным смехом.) Я ей не завидую!
Теодосий. А может быть, мы испытываем чувство долга только к тем, кого по-настоящему любим.
Глафира (приходит в себя, саркастически, с глубоким вздохом). Да! Мой опыт общения с мужчинами должен был меня предостеречь! (Теодосию.) Но почему ты не вспомнил об этом долге до того, как сделал меня своей любовницей?
Теодосий. Потому что ты сводишь с ума, Глафира! Твоя красота… беззаботность… радость! Твоя любовь, превращенная искусством в духовное наслаждение и счастье!
Глафира. Неужели это может служить оправданием для такого человека, как ты?
Теодосий. Это не оправдание! Только признание, что я совершил ошибку! Изменил времени, борьбе, высоким целям, которые я себе поставил в жизни! Мое счастье – это долг, а не эпикурейская свобода в любви!
Петринский. Да! Так пенистое вино красоты кружит иногда голову и мудрецу, и солдату! (Обращаясь к публике.) По-человечески допустимо!
Мария. Твой гуманизм всегда подозрителен!
Петринский. Так же как и добродетельные сводницы, милая!
Глафира (горько, Петринскому). Я дорогое, но хорошее вино! Не правда ли, господин профессор?
