Василий Аксенов - Всегда в продаже

Наэлектризованная толпа орет и вдруг замолкает, чувствуя, что происходит что-то неладное. Кисточкин тяжелым взглядом смотрит в глубь сцены. Там происходит кощунство – Пастушок и Пастушка, забыв про гимн, целуют и ласкают друг друга.

НАЧСУЩ. Какой позор! (Испытующе смотрит на Кисточкина.) Товарищ Кисточкин, это позор нашего измерения. Что будем делать?

КИСТОЧКИН. Не мы их всосем! Народ всосет! Всосать!

НАЧСУЩ (коварно). Обоих?

КИСТОЧКИН (после секунды колебания). Обоих!

НАЧСУЩ. Браво! Молодец! Я заменю вам ее! А вы мне его! Всосать!

ТОЛПА. Всосать! Всосать! (Приближается к Пастушку и Пастушке, которые не замечают ничего вокруг и только лишь щебечут «люблю, люблю».)

СТАРОЕ РАДИО (вдруг просыпаясь). Ах, как невыносимо… невыносимо… Я Старое Радио… мне это невыносимо… (Начинает передавать арию Каварадосси.)

КИСТОЧКИН (со страшной яростью). Молчи, старая рухлядь! Шею сверну! (Сворачивает шею Старому Радио.)

Вдруг, опрокинув столик, вскакивают матросы. Подняв стулья, бросаются на толпу.

МАТРОСЫ. У, паразиты! Кыш отсюда! Ты чего, блядь позорная, девчонку лапаешь! И чувака не трогайте, жабы! Сейчас всех вас понесем!

НАЧСУЩ (обнимает Кисточкина, прижимается к нему всем телом). Вот это и есть миг страшного испытания, Женя!

КИСТОЧКИН. Неужели все погибло, Начсущ?

НАЧСУЩ (громогласно). Стены! Всосать иностранцев!

Вновь возникает чудовищная музыка, но уже усиленная электроникой. Стены освещаются изнутри, захватывают и начинают всасывать матросов, которые, страшно матерясь, сопротивляются, но безуспешно, и погибают, всасываются, напоминая временами классические примеры, а временами художника Буркалло и урналиста Сережу.

СТАРОЕ РАДИО. Это невыносимо! Просто невыносимо! (Продолжается ария Каварадосси.)

КИСТОЧКИН. Молчи, сука, падла, климактеричка! (Набрасывается на Старое Радио и душит.)

ПАСТУШОК (отчаянным тенором). Ах, никогда я так не жаждал жизни!… (Продолжает арию Каварадосси.)

Кисточкин бросает Старое Радио и подбегает к Пастушку, срывает с него маску.

Перед нами, конечно, Треугольников.

КИСТОЧКИН, Ах, это ты! ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Разве не знал?

НАЧСУЩ (подает Кисточкину какое-то оружие вроде автомата). Пожалуйста, Женя, продолжай, мой любимый человечище!

КИСТОЧКИН. Руки вверх! Лицом к стене!

Треугольников подчиняется.

КИСТОЧКИН. Имя?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Петр.

КИСТОЧКИН. Национальность?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Русский.

КИСТОЧКИН. Национальность?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Швед.

КИСТОЧКИН. Национальность?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Поляк.

КИСТОЧКИН. Национальность?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Индус.

КИСТОЧКИН. Национальность?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Англичанин.

КИСТОЧКИН (орет). Национальность, черт тебя подери.

Треугольников молчит.

КИСТОЧКИН (хохочет). Струсил, сволочь?! (Шепчет.) Это ты повсюду таскаешься за мной, как Суровый в Лиловом? Ты?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. А разве ты не знал?

Далее начинаются сильные световые и акустические эффекты.

«А разве ты не знал?», «А разве ты не знал?» – раздается из разных углов сцены и там высвечивается высокая лиловая фигура. Раздавленный этим голосом, Кисточкин бросает оружие и отползает к Начсущу, но тот быстро подрывает от него и, захватив унитаз, скрывается в трибуне.

ТРЕУГОЛЬНИКОВ (громогласно). Хватит кошмаров! Люд, снимите маски!

Белые существа покорно снимают маски и оказываются, конечно, нашими добрыми знакомыми, жильцами кооператива.

ЖИЛЬЦЫ (недоуменно). Где мы? Что с нами? Куда мы попали?

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Успокойтесь, друзья мои, вы на экскурсии.

ЖИЛЬЦЫ. В самом деле, мы на экскурсии! Как интересно! Как здорово все организовано!

ЗДОРОВЯК. Смотрите, нога из стены торчит, а там рука! Толково, незатасканно! Нет, ничего не скажешь – большое спасибо!

НЫТИК (поднимает полузадушенное Старое Радио). Какая славная несчастненькая крошка!

СТАРОЕ РАДИО (поет). Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч…

ЖИЛЬЦЫ. Браво, Сергеев! Какой у нас Сергеев! А все говорили – Сергеев-Сергеев! А вот вам – Сергеев!

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Светлана, любишь?

СВЕТЛАНА. Милый Треугольников… (Целует его.)

ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Тогда решено! Вызываю летающую тарелку! Теперь мы все летим в мое измерение (Поднимает руку.)

СУРОВЫЙ В ЛИЛОВОМ (появляется из-за кулис, отеческим тоном). Можно подавать, ребята? (Машет кому-то.) Майна! Вира! Подано! Ну, счастливо!

ЭПИЛОГ ВТОРОЙ

На сцене восстановлены прежние декорации первого действия – площадка перед большим жилым домом, – только все стало каким-то сияющим. Преобразился и засиял многоцветьем даже наш мрачноватый буфет. Теплое и солнечное воскресное утро разлито вокруг.

В просцениуме Игорь и Футболист, оба чудесно одеты, спокойны. Оживленно беседуют. Игорь ногой катает взад-вперед детскую коляску.

ИГОРЬ. Круиф долго мяч не держит – бьет и бежит.

ФУТБОЛИСТ. Нет, старик, Круиф играет так. Принимает мяч (показывает), резкий дриблинг вперед, метров на восемь (показывает), кидает центровому, а сам жмет на выход, как ракета. Вот такие у него дела, у Круифа.

Появляется Аброскин. Он тоже очень аккуратно одет, с тростью.

АБРОСКИН. Ай, какая погода хорошая! (Прогуливается.)

Появляется Кисточкин. Он в белом накрахмаленном халате. Энергичной походкой проходит через всю сцену, влезает в Буфет и занимает место продавца. Деловито расставляет на прилавке товары. Почти неузнаваем.

АБРОСКИН (подходит к палатке). Три пачки чаю, пожалуйста.

КИСТОЧКИН. Цейлонского или грузинского? Есть еще краснодарский. Пожалуйста.

АБРОСКИН. А какой вы рекомендуете?

КИСТОЧКИН. Рекомендую взять цейлонский и краснодарский и смешать. Замечательная получается смесь.

АБРОСКИН. Уговорили.

КИСТОЧКИН (отпускает ему чай, улыбается). Пожалуйста. Большое спасибо.

АБРОСКИН. Спасибо. (Продолжает прогуливаться.)

В тренировочном костюме на сцену выбегает Здоровяк. Делает разминку.

ЗДОРОВЯК. Привет, профессор! Как самочувствие?

АБРОСКИН. Сносное.

ЗДОРОВЯК (прыгает). Мыслишки не беспокоят, профессор?

АБРОСКИН. Cogito ergo sum.

ЗДОРОВЯК. Чего?

АБРОСКИН. Я мыслю – значит, я существую.

ЗДОРОВЯК. Это надо в рабочее время. (Прыгает.)

ИГОРЬ. Ой, забыл пряников купить! Элка со свету сживет! Покачай, пожалуйста, бэби.

ФУТБОЛИСТ. Охотно потренируюсь. (Качает коляску.)

ИГОРЬ (подходит к палатке). Килограмм пряников, пожалуйста.

КИСТОЧКИН. Каких желаете – тульских или воронежских?

ИГОРЬ. Какие лучше.

КИСТОЧКИН. Тульские пряники знамениты во всем мире.

ИГОРЬ. Подешевле.

КИСТОЧКИН. Тогда пойдут воронежские. Тоже высшее качество. (Подает Игорю пакет.) Спасибо большое.

ИГОРЬ. Вам спасибо.

КИСТОЧКИН. Нет, вам.

Игорь отходит. Кисточкин, воровато оглянувшись, подносит к уху телефонную трубку. Слушает. Трубка молчит. Вешает трубку. Появляется празднично одетое семейство Принцкер. Впереди Папа и Мама, позади Бабушка и Оля.

СЕМЕЙСТВО. Доброе утро, профессор.

АБРОСКИН. Доброе утро.

ПАПА. Как спали?

АБРОСКИН. Почти не спал, слава Богу! Много мыслей, работа идет.

ПАПА. Cogito ergo sum, особенно на работе.

БАБУШКА. Нынче погода! Как в мирное время, господа!

МАМА. Попробуйте димедрол, профессор.

Они продолжают беседу, а Оля отбегает к Футболисту.

ОЛЯ. Привет, мальчики!

ИГОРЬ

ФУТБОЛИСТ

ОЛЯ. Что-то ты, Буль, сегодня сияешь? Веселый такой.

ФУТБОЛИСТ. А меня дисквалифицировали на месяц.

ОЛЯ. За что?

ФУТБОЛИСТ? Вчера один парень из «Авангарда» прицепился, как клещ, плотно держит и по ногам норовит. А ноги свои я люблю, ужасно обижаюсь, когда по ногам стукают. Ну и… Значит, на месяц меня сняли с круга! Красота!

ОЛЯ. Что же ты радуешься?

ФУТБОЛИСТ. Будет время для любви.

ОЛЯ. Для любви?

ФУТБОЛИСТ. Для любви, для стихов, может быть, симфонию сочиню. Житуха!

ОЛЯ. А у меня экзамены. Я поступаю в Литературный институт. Так что гулять, Буль, мы с тобой редко сможем.

ФУТБОЛИСТ. Это ничего. Зато сколько у меня времени для страданий!

БАБУШКА (обществу). Ох, простите, я ведь за покупками вышла. (Идет к палатке.)

Кисточкин любезно высовывается ей навстречу, улыбается, что-то рассказывает, Бабушка, довольная, смеется и принимает из рук Кисточкина один пакет за другим.