Габриэль Марсель - Пьесы
Алина. Слова — пустое. А то, что ты тщательно скрыла от меня этот разговор… твоя интонация, выражение лица, с каким ты только что произнесла… всего лишь одну фразу: «Мы играли в теннис позавчера утром». Ты попросту пыталась ввести меня в заблуждение.
Мирей. Мама, но я не обязана отчитываться перед тобой.
Алина. Только не произноси этого слова. Оно звучит как насмешка.
Мирей. Значит, у меня были причины умолчать об этом разговоре…
Алина. Ты должна была честно сказать, что не можешь передать мне содержание беседы.
Мирей. И ты бы этим удовлетворилась?
Алина. Вполне.
Мирей. Но в этом случае я не смогла бы остановиться на полпути…
Алина (мягко). Легче солгать.
Мирей. Ты оскорбляешь меня!
Алина. Это, может быть, единственное горе, какое я еще способна ощущать.
Мирей (горячась). А я хочу быть свободной в своих поступках! Одна только мысль о принуждении…
Алина. При чем здесь принуждение?
Мирей. Я ни за что не согласилась бы быть рабой… ничьей, никогда! Если бы я тебе призналась, что отказалась стать его женой…
Алина. Он сделал тебе предложение!
Мирей. Он уезжает, потому что я сказала «нет»… Если бы я тебе это рассказала — меня терзало бы сознание, что я отказала ему, чтобы заслужить твое одобрение. Для меня нестерпима сама эта мысль!
Алина. Дорогая моя…
Мирей. Это так естественно, что я тебе ничего не сказала. Ты не женщина, если не понимаешь этого… не знаю… словно тебе не хватает какого-то очень важного чувства. О, я это часто замечала… Пойми, я хочу быть свободной — в противном случае я бы презирала себя! Я стала бы ничтожеством; но я бы и тебя возненавидела… Когда меня начинают одолевать подобные мысли, мне хочется уйти и никогда сюда не возвращаться. (Протестующий жест Алины. Обе молчат.)
Алина. Эти дни мне казалось, что ты чем-то удручена.
Мирей. Вечно ты все замечаешь!
Алина. Представь себе, я даже подумала, уж не…
Мирей. Как ужасно это твое стремление во все вникнуть, до всего докопаться!
Алина. Да нет, я как раз ошиблась: ведь в какой-то момент мне стало казаться, что он тебе не совсем безразличен, и я испугалась…
Мирей. В самом деле, что за дикое предположение… (Вдруг вскипая.) Но почему же — «испугалась»? А если бы я все-таки… да, допустим даже, если бы я его полюбила…
Алина. Судя по тому, что мне известно — я полагаю, это было бы несчастьем.
Мирей. Что же тебе известно?
Алина. Благодарение Богу, этого не случилось. Он тебе не нравится — раз ты ему отказала. (Нервное движение Мирей.)
Мирей. Однако ответь я ему согласием, я бы уже не потерпела ни малейшего проявления неодобрения.
Алина. Но тогда я бы приложила все усилия, чтобы скрыть от тебя свое отчаяние.
Мирей. Сомневаюсь, чтобы тебе это удалось. У тебя бы не хватило самообладания.
Алина. Родная моя, ты терзаешь себя напрасно, ведь ничего такого не случилось.
Мирей (вполголоса). Все это просто невыносимо.
Алина (после паузы). Видишь, я была права, когда несколько дней назад умоляла тебя довериться мне.
Мирей. К чему эти слова…
Алина. Однако из всего сказанного тобой я не могу не сделать грустного вывода: жизнь у нас начинает тебя тяготить…
Мирей. Вовсе нет, но только меня потряс этот несправедливый упрек — очень несправедливый! И потом, эта ужасная новость…
Алина. Ты об Андре?
Мирей. Да. (Молчание.) Ты знала о его чувстве?..
Алина. Догадывалась.
Мирей. Бедный Андре! Но почему он держался униженно?.. С вами он не должен был вести себя так!
Алина. Он был уверен, что его мать сообщила нам о его любви к тебе.
Мирей. И все-таки.
Алина. И потом, мне кажется, что в глубине души он себя ни во что не ставит. Причиной тому, возможно, оскорбления, насмешки, которым он подвергался в годы войны.
Мирей. Они должны были, напротив, обострить в нем чувство собственного достоинства.
Алина. Нет, он стыдился того, что не участвует в военных действиях.
Мирей. А мог он отправиться на фронт… если бы хотел?
Алина. Твой дядя мне часто говорил, что в этом случае его пришлось бы отослать в тыл в течение двадцати четырех часов.
Мирей (задумчиво). Да, верно, конечно… Однако такое самоуничижение в мужчине…
Алина. Но ведь оно искреннее.
Мирей. Не думала я, что ты такого хорошего мнения о нем. (Уклончивый жест Алины.) Так тетя Марта действительно не намекала на возможность?..
Алина. Она только посвятила меня в тайну Андре.
Мирей (вздрагивает). Но почему она тебе сказала об этом?
Алина. Мне кажется, это было сказано без определенной цели; должно быть, просто потребность излить душу.
Мирей. И потом, не могла же она всерьез думать… Ведь правда?
Алина. Да. (Мирей с беспокойством наблюдает за ней.) Да, разумеется.
Мирей (резко). Как это ужасно!
Алина. О чем ты?
Мирей. Что я не могу знать твоих мыслей.
Алина. Но если я так плохо владею собой…
Мирей (с горечью). О, все еще достаточно!
Алина. Ну подумай, какие у меня могут быть потаенные мысли? Ты меня спрашиваешь, могла ли моя золовка вынашивать идею насчет… (Мирей болезненно вздрагивает.) Отвечаю тебе: вряд ли.
Мирей. Но ты-то, ты сама!..
Алина. Дорогая, к чему ты клонишь? Что это? Зондирование почвы?
Мирей (яростно). Ты что же, и впрямь воображаешь, будто я могу пойти на подобное самоубийство?! Самоубийство! Я настаиваю на этом слове! И это не вселяет в тебя ужас? Ты хладнокровно допускаешь, что я могу выйти за этого полумертвеца… к которому не испытываю ничего, кроме смутной жалости и еще, быть может, презрения?!
Алина. Ну, это уже твой домысел.
Мирей. Как — домысел?
Алина. Речь не шла о моем согласии или неодобрении; ты ведь не спрашивала моего мнения. К тому же совершенно очевидно, что я ни за что на свете не хотела бы каким-то образом повлиять на тебя.
Мирей (глухо). Еще бы…
Алина. Самое большее, что я могла бы сделать, это помочь тебе разобраться в собственной душе.
Мирей (так же). Благодарю.
Алина. Возможно, ты отчасти ошибаешься относительно своих чувств, говоря, что питаешь к Андре лишь…
Мирей. Иными словами, ты хочешь доказать мне, что знаешь меня лучше, чем я сама?..
Алина. Очень может быть.
Мирей (страстно). Ах, будь живы мои родители — они бы не позволили, они бы защитили меня от меня самой!
Алина. От тебя самой? Так значит…
Мирей. Они бы позаботились о моем счастье!
Алина (с болью). Мирей!
Мирей. Прости, но ты… в твоих глазах счастье — это что-то малосущественное. О, я убеждена, что уже никогда не смогу ощутить его вкуса. Но если потом окажется, что я заблуждалась… если потом… Пойми ты это! (Молчание.)
Алина. Ясно одно: раз этот брак (болезненный жест Мирей) кажется тебе самоубийством — значит, вопрос о нем отпадает раз и навсегда.
Мирей (растерянно). Кто может знать?