Убей Зверя сам!.. - Наум Баттонс
(Гринберг, лежащий до этого тихо, без движения, застонал и заворочался, явно пытаясь подняться).
БЛАГУШИН: Давай, вставай, нелюдь! Сегодня моя очередь учить тебя Родину любить и в грехах каяться! Что, падла, не нравится? Ничегооо! Прочувствуй на шкуре своей, каково оно….
ГРИНБЕРГ (с трудом садится, упираясь спиной в стену сарая. Сплевывает кровью.). Слушай, я не знаю и не помню тебя! Вас много таких вот контриков через меня прошло – всех не упомнишь….
БЛАГУШИН: А ты вспоминай, вспоминай! А то, я сейчас Мытаря позову…. Он тебя, сволочь, давно по белу свету ищет. Впрочем, как и я. Я тебя сейчас своими руками бы придушил, только вот думаю, что энто для тебя слишком лёгкий конец будет. Поэнтому, думаю, что лучше прямо сейчас Мытаря позвать. Он тебя на лоскуты резать будет…. И если бы кого другого, я бы пожалел, но тебя, нелюдь, я жалеть не буду….
ГРИНБЕРГ: Как ты говоришь, зовут-то тебя?
БЛАГУШИН: Благушин…. Василий Михайлович! Вспомнил?
ГРИНБЕРГ (после небольшой паузы): Чего-то припоминаю…. Эх, жаль, что тогда я тебя в расход не пустил! Сволочь антисоветская!
НИКОЛАЙ: Да уж, действительно зря, товарищ комиссар! Он тут такое говорил!.. Я бы, если б смог, сам, своими руками бы расстрелял….
ВЕРА: Да, что вы, товарищи! Да вы же сейчас все равны! Все в плену немецком! Что ж вы с ненавистью-то лютой такой друг на друга смотрите?! Ведь, не ровен час, не приведи боже, расстреляют нас всех! Или…. (Жалобно-вопросительно смотрит на Благушина)
БЛАГУШИН: Что, Вер, запнулась-то? Думаешь, что я энту падлу опять в лес выпущу и он про тебя не скажет? Чтобы они опять наши деревни вместе с жителями палили?! Нет, Вера! Ты уж прости! Мне энтого твои дед с бабкой покойные и вон, энтим (указывает на Гринберга), убиенные – не простят! Как и все сухотчевские бабы, да детишки малые….
ГРИНБЕРГ (нервно): А ты думал, как товарищ Сталин с немцами воевать будет, когда они для вас всех, как освободители пришли? Вы же их чуть ли не хлебом с солью встречали! Вон и барин ваш бывший, вместе с немцами обратно прибежал! Небось, обрадовались ему, как родному! Забыли розги его на конюшне?
БЛАГУШИН: Да не было розог-то никаких! Барин-то ни чета́ вам, новым господам, был! Россказни энто всё ваши, большевистские! Энто вот Верка, она-то при барине не жила, поверить в эту чушь может, да вон Колька…, а мне про энто брехать не надобно!.. Так ты всё же сознался! А, Коль! Слышал? Сознался твой товарищ комиссар, что душегубец он…. Был, есть и будет всегда, ежели не порешить его сейчас.
НИКОЛАЙ (с трудом поворачивается к Гринбергу): Товарищ комиссар, так это правда? Неужели вы?..
ГРИНБЕРГ (зло): Что правда, товарищ красноармеец? Хотя, какой ты товарищ, раз в плен сдался?! Товарищ Сталин, что говорил про таких, как ты? До тебя доводили на политзанятиях? А?
БЛАГУШИН: А ну-ка, падла, просвети, что энтот усатый убийца про пленных говаривал? Думаю, Коль, что ничего для тебя утешительного!
ГРИНБЕРГ: Чего молчишь, красноармеец? Ты в каком звании-то в плен врагу сдался? Каких родов войск будешь, что здесь за линией фронта оказался? Специально так к немцу бежал, что все воинские различия с себя сорвал?..
НИКОЛАЙ: Я…, я…. (в гневе от такой несправедливости пытается опять подняться, но сильная боль опять валит его на пол. Он стонет). Ммм…. Я не предатель…. Лётчик я, лейтенант, сбит был….
ГРИНБЕРГ: Комсомолец?
НИКОЛАЙ: Да!
ГРИНБЕРГ: А чего пулю себе не пустил в лоб, как Родина велит? А? Струсил? Трус!
БЛАГУШИН (перебивает Гинберга): А ты, сволочь, его пленом-то не попрекай! Ты сам-то, гнида, где сейчас находишься? А, комиссар пархатый? Чего сам-то пулю себе в лоб не пустил? Что-то не было и перестрелки никакой слышно, от того, как ты отбивался до последнего патрона от полицаев!.. А пареньку энтому, такие же пархатые командиры и комиссары его, с собой даже пистолета не дали, что бы он пулю себе смог пустить…. Да и незачем ему энто…. Ради благополучия таких вот сволочей, как ты, с жизнью своей расставаться добровольно…. Грех энто…. А ты, Коля, вспоминай теперь, что я тебе говорил про то, как тебя товарищ Ласкин встретит, ежели ты живой из плена вернёшься. (Обращается опять к Гринбергу): Так чему там товарищ ваш Сталин учит про тех, кто в плен попал?
ГРИНБЕРГ (отвечает на вопрос, обращаясь к Николаю): Специально для тебя, бывший лейтенант Красной Армии, скажу: товарищ Сталин сказал, что у нас нет военнопленных – у нас есть предатели и изменники! Ты этого не знал?
НИКОЛАЙ: Знал! И почему-то верил! Думал, что правильно это! Не должен боец народной Красной Армии в плен сдаваться! Думал, что со мной такого никогда не может произойти…. Но, вот гляди…. А как не сдашься, когда ранен, а у меня даже пистолета нет. Да и не в плен меня Василий Михайлович тащил….
ГРИНБЕРГ: Гляди-ка! Уже по имени отчеству предателя Родины величаешь…. Вот и раскрыл ты себя, гражданин, бывший лейтенант Красной авиации….
(Благушин в один прыжок оказывается около Гринберга и под пронзительные вскрики Веры опять наносит ему сильный удар в лицо. Гринберг отлетает в угол).
БЛАГУШИН: Я здесь вижу только одного предателя Родины и народа русского…. Того, который предал всех, с кем рос, жил, воспитывался на одной земле! А затем их всех, в лице братьев моих, детей и баб ихних, сухотчевских стариков, а также ребятишек малых – сгубил, ради бога своего единственного, которому служил всегда, мечтая, что воздаст тот ему! И Он тебе воздаст! Он уже, падаль, тебе воздаёт кулаком моим, ибо бог твой – Сатана – он всегда был ложь и отец лжи, и таких, как ты уничтожает точно так же, как и вы уничтожаете свои жертвы! Извини, Вера! Я зову Мытаря! (идёт к двери сарая).
ВЕРА (бросается ему в ноги): Дядь Вась! Не губи, Христа ради! Ведь ежели узнают, что я с комиссаром партизан у себя дома зналась, меня, как и его, даже не расстреляют…. Повесят вместе с ним, как партизанку!
БЛАГУШИН (на секунду задумывается): Я, Вер, прикрою тебя. Скажу, что ты действительно к партизанам не имела никакого отношения. Так, слаба на передок, вот и приютила на ночь незнакомца…. А что сбрехала про то, что он родственник твой дальний, так энто с испугу. Когда Мытарь с Гришкой в избу вломились, так ты ипужалась и соврала!
