Анатолий Софронов - Московский характер
Полозова — Значит, вы поклонник красивого?
Кривошеин — Конечно!
Полозова — Вот это искренне!
Потапов (встал) — Очень искренне! Нина Ивановна, товарищи члены бюро! Это неприлично, в конце концов.
Полозова — Что неприлично?
Потапов — Всё! От начала и до конца! Прилично ли, когда к работнику моего завода, от которого зависит во многом решение о принятии заказа, приходит один из изобретателей и склоняет его в свою сторону? Прилично, Нина Ивановна?
Полозова — Не очень.
Потапов — Я не знаю, что там было и что предлагали моему работнику за поддержку…
Северова — Что, ты говоришь, Потапов?
Потапов — Не нравится? Правда глаза колет? И я не уверен, что только один изобретатель приходил к товарищу Кривошеину. Разве это по-партийному? Разве так государственные вопросы решаются? Это семейственность! (Сел.)
Северова — Ты говоришь неправду, Потапов!
Потапов — Неправду? Товарищ Кривошеин, у тебя был Гринев?
Кривошеин — Был.
Потапов — Пожалуйста… А ещё…
Кривошеин — А больше — никого!
Потапов — Никого? (Посмотрел на Зайцева, тот в волнении закуривает папиросу.) Так-таки никого? (Полозовой.) Товарищ Кривошеин поступил нечестно, он мог мне предварительно сообщить своё мнение…
Кривошеин — Я пытался это сделать, но вы отмахнулись… Я вижу, что вы делаете ошибку, отказы-ваясь от заказа. Как же я могу молчать?
Потапов — Нина Ивановна!
Полозова — Погоди, Потапов… Мы так ещё и не слышали мнения секретаря парткома. Или партий-ная организация устранилась от решения вопроса?
Дружинин — Не устранилась. Разрешите?
Полозова — Говори, Дружинин.
Дружинин — Я чувствую себя виноватым перед бюро райкома за поведение Потапова. Хотя мы с ним и расходимся в обсуждаемом вопросе. В чём моя вина? Постараюсь ответить. (Потапову.) Мы с тобой работаем два года. Хорошо работаем. Высокие проценты. И мы привыкли к ним, к процентам… Горизонты ушли из глаз. Помните картофелекопалки? Это был первый звонок, первый сигнал. Мы убедили тебя, Потапов, тогда. Убедили и забыли. А в тебе червоточинка осталась. А я слабо пытался вытравить её. Думал, воспитается, образуется… И вот образовалось. Ты решил отказаться от принятия заказа, даже не посоветовавшись с партийной организацией. С этого момента начинается твоя вина. И тебе надо отвечать за неё. И ещё… Что с того, что станок изобрёл отец Гриневой? Очень хорошо. Став на личную, индивидуалистическую позицию, ты и появление станка расценил не как государственное дело, а как частное, Гринёва, дело.
Член бюро — Прав Дружинин. Если б мой отец изобрёл такое, разве б я ему не помог? Тут не семейственность, Потапов, а государственная польза.
Полозова — Всё, Дружинин?
Дружинин — Всё. (Сел.)
(Потапов, писавший нервно записку, подаёт её Полозовой. Полозова читает записку Потапова и прячет её в карман жакета.)
Полозова (к членам бюро) — Кто ещё?
Член бюро — Пусть обдумает Потапов всё, что было сказано в его адрес.
Полозова — Подумать ему есть о чём… (Поднялась.) Вот что, Потапов. Вы не поняли государ-ственного значения появления нового станка. Не поняли, товарищ Потапов. Мало того, игнорировали заводскую партийную организацию. Серьёзное предупреждение вам делает жизнь. Видите ли, у вас получилось смещение перспективы. Во время войны лёгкая промышленность отстала от тяжёлой, от станкостроения. Ваш завод окреп во время войны и вышел на мирную дорогу подготовленным. Но Потапову показалось, что это он один, с небольшой группой своих помощников вывел завод на широкую дорогу. В какой-то момент ему показалось, что победы завода — это не победы политики нашей партии, а его лично, Потапова, победы. Отсюда «мой завод», «мои люди», «мой план», не государственный план, а «мой план»! Вы держите переходящее знамя. Добиваетесь высоких показателей и одновременно становитесь всё благодушнее, покровительственно посмеиваетесь над текстильщиками. А они героически догоняют довоенный уровень. А вы им «ситцевая республика»! Очень весело. Видишь, какое превосходство. Слышали, вас «воеводой» называют? Приятно слушать? Как вы считаете, Зайцев?
Зайцев (растерянно) — Я согласен.
Полозова — С кем? Ну, не будем уточнять. А что значит станок «Москвич»? Миллионы метров чудесной материи. Это возможность нашим женщинам быть ещё изящней, красивее! Разве партия против этого? Партия за это! Наши женщины заслужили. Или вы не согласны, Потапов? У вас есть возможность исправить свои ошибки. Воспользуйтесь этой возможностью. Не забывайте, что на станках будет стоять московская марка, лучшая марка в мире. (Села.) Больше желающих взять слово нет? Есть предложение поддержать ходатайство текстильщиков и обратиться с просьбой в мини-стерство, чтобы оно разрешило станкостроительному заводу принять заказ на станок «Москвич», а товарищу Потапову обеспечить немедленную подготовку производства к выпуску станка. Других предложений нет?
Член бюро — Нет.
Полозова — У тебя, Потапов?
Потапов — Нет.
Полозова — Голосую. Кто за это предложение? (Члены бюро голосуют.) Единогласно. Больше вопросов нет? Заседание бюро считаю закрытым. (Все шумно встают.) Кружкова и ты, Гринева, задержись.
(К сидящему Потапову подходит Кривошеин.)
Кривошеин — Я об этом хотел с вами поговорить. Но вы…
Потапов (поднялся) — Ладно, поговорим… (Пошёл к выходу. Поравнялся с Гриневой.)
Гринева — Ты обождёшь меня, Алексей?
Потапов — Что? (Не ответив, вышел из кабинета. К Кривошеину подошла Кружкова.)
Кружкова — Я благодарна вам, Игнат Степанович. Вы сегодня…
Кривошеин — Больше всего я опасался вашей благодарности. Я понял, зачем вы ко мне приходили. До свидания! (Направляется к выходу. На мгновенье его остановил пробиравшийся к Полозовой Зайцев.)
Зайцев — Ничего себе, проявил…
Кривошеин — Слушай, Зайцев…
Зайцев — Тихо, тихо. (Рванулся к Полозовой.) Нина Ивановна, вы меня не совсем правильно поняли.
Полозова — А вы меня?
Зайцев — Я-то понял, будьте уверены.
Полозова — Давно бы так.
Зайцев — Я сделал для себя все указания.
Полозова — Тем более. Счастливо, Зайцев. (Подает ему руку. Зайцев уходит.) Ну что, победи-тельницы?
Кружкова — Как вы умеете, Нина Ивановна!
Полозова — Зато ты ещё не всему научилась. (Достаёт из кармана записку Потапова.) Прочти.
Кружкова — Что такое? (Читает.) «Я имею точные сведения, что с Кривошеиным у него на квартире разговаривала Анна Кружкова по поводу станка. Как это называется?» Кто писал?
Гринева — Потапов, его рука.
Кружкова — Это правда. Я была у него.
Полозова — Ты с ним говорила?
Кружкова — Говорила… Но не о станке… Хотя и думала…
Гринева — Нина Ивановна, здесь дело сложней.
Полозова — Нет, Ирина… И если ты ей советовала, ты тоже ошиблась. Анна стала государственным деятелем. У государственного деятеля совсем иные пути. Помни, Аня, и никогда не смешивай личное с общественным.
Кружкова — Ах, Нина Ивановна, у нас так сейчас общественное переплелось с личным, что отделить невозможно. А в общем, вы правы, Нина Ивановна. Больше я к нему не пойду.
Полозова — Вот теперь-то как раз и можно…
Кружкова — Боюсь, что нельзя.
(Входит Потапов. Не глядя ни на Гриневу, ни па Кружкову, идёт прямо к Полозовой.)
Полозова — Что это ты так, без разрешения?
Потапов — Мне некогда, товарищ Полозова, извините.
Полозова — Что скажешь?
Потапов — Скажу? (Посмотрел на Гриневу и Кружкову.) Ничего, пусть. За завод можете быть спокойны. Всё сделаю. Решение партии для меня закон. Для себя сделаю выводы. Всё, что я хотел сказать. (Смотрит прямо в глаза Полозовой.)
Полозова — Хорошо, Потапов. Ты понял, о чём шла речь на бюро?
Потапов — Разберусь… До свидания. (Так же, не обращая внимания на Гриневу и Кружкову, направ-ляется к двери.)
