Валерий Печейкин - Соколы
Мальчик останавливается.
СОКОЛОВ. Давай выпрямись. Пузо втяни, как я учил, грудь вперед. (Подходит к сыну и придает ему идеальную позу.) А ну-ка сними майку.
ДЕНИС (смущенно). Холодно.
СОКОЛОВ. Холодно — это когда ссышь и на лету застывает.
Денис стягивает майку.
СОКОЛОВ (брезгливо коснувшись сына). Глиста… (Оглядывая позвоночник.) Даже я, не врач, вижу, что хребет кривой… (Дает подзатыльник.) Небось сидишь, ногу поджав?
ДЕНИС. Немножко…
СОКОЛОВ. Дома без майки ходить будешь, чтобы тело дышало. Ты должен быть молодым, дерзким, здоровым, чтоб гордиться своим телом, понятно?
ДЕНИС. Пппонятно. (Задыхаясь.) Я еще буду красивым …
СОКОЛОВ. Не ребенок, а шакаленок. Думал, будет у меня сын — здоровый красавец, а не этот… сопля-мозгля. Тьфу! (Машет на сына рукой, уходит.)
Денис один. Плачет.
Сцена 18
Входит Соколова.
СОКОЛОВА. Ты чего трясешься?
ДЕНИС. Ннничего…
СОКОЛОВА (передразнивая). Ннничччеггго… истерическая трясучка!
ДЕНИС. Папа меня задолбал…
СОКОЛОВА. Это кто еще кого задолбал! это ты всех в доме задолбал!
ДЕНИС. Я не ваш ребенок — вы меня ненавидите!
СОКОЛОВА. Да если бы ты чужой был, то стали б мы тебе условия создавать.
ДЕНИС. Когда я маленький был, ты говорила, что сдашь меня в роддом.
СОКОЛОВА. Мы за твои роды в те времена сто рублей врачу отдали, чтобы только ты здоровым родился.
ДЕНИС. А я разве здоровый?
СОКОЛОВА. Значит, просрал ты нам эти деньги. Сколько раз отец тебе говорил, чтобы ты занимался!
ДЕНИС. Я не могу заниматься четыре часа, а он говорит. У меня начинает голова кружиться. Меня тошнит и я задыхаюсь.
СОКОЛОВА. А я что ли не задыхаюсь, когда с базара сетки тащу? А я что ли не тошнит? Ты мне хоть раз помог?!
ДЕНИС. Я всегда с тобой хожу, когда попросишь.
СОКОЛОВА, А тебя хер допросишься. Вечно сделаешь такую рожу, что прибить, на хер, охота.
ДЕНИС. У меня потом тоже все болит, если тяжелое подниму.
СОКОЛОВА. А кто поднимать должен — я? Ксюша-девочка, чтобы потом у нее опущение матки было?
ДЕНИС. Я хочу умереть.
СОКОЛОВА. Нуиумричтобыятакихсловнеслышала! Ты хочешь и меня в гроб загнать? Отца уже довел, что он, как собака, в комнате лежит!
ДЕНИС. Он на кровати лежит… собаки на кроватях не лежат…
СОКОЛОВА. Он на кровати, как собака — один.
ДЕНИС. Пусть ляжет по-другому.
СОКОЛОВА. Отец всю жизнь одинокий человек. Его мать всегда безразличной была. Он когда в армию ушел, то она за два года два письма написала — все какой-то херовиной занята была по хозяйству… Кролики у них были, индюшки, а куда девались — неизвестно, потому что их никто не ел. Папа говорит, что у них семья была из «Грин Пис», потому что они ели только покупных кур, а своих просто кормили. А когда второе письмо в армию пришло, то он открывает, а там пустой листок. Мать его такая занятая была, что в конверт, не глядя, чистый лист сунула. Он его обратно ей отослал.
Пауза.
ДЕНИС. А вы меня зачем в диспансер отдавали?
СОКОЛОВА. Диспансер — не армия. Отдавали, чтобы ты здоровый был и не чах каждую зиму. Отец всю квартиру своими руками построил от балкона до кухни. Когда мы ее получили, здесь ничего не было: загаженный чулан, сломанный унитаз — к соседям писать бегали, — раскуроченная ванна. Он здесь, когда полы лаком покрывал, то отравился…
ДЕНИС. А когда вы тогда полаялись, он заставил меня деревяшки лаком красить.
СОКОЛОВА. Закрой рот — «полаялись»! Я посмотрю, как ты со своей женой будешь жить, какая дура тебя выдержит. Отец тогда заболел и в больницу попал, я одна сюда приехала с дочкой на руках. Она еще грудничок, а все на моих плечах: и в больницу, и пеленки и работа. Приходим в палату, я говорю: «Ксюша, кто у нас тут в коечке?». Она говорит: «Дядя…» (Вытирает слезы.)
ДЕНИС. Если бы я так ответил, вы бы меня излупили.
СОКОЛОВА. Ксюша была добрый ребенок, а ты — подлючка.
ДЕНИС. Ты всех, кроме меня любишь. Ты отцу носки после стирки, когда жесткие, то мнешь, чтобы ногам приятно.
СОКОЛОВА. Я отца до сих пор люблю… хоть он и скот… (Выходит.)
Сцена 19
Ванная комната. Голая Анастасия Кирилловна стоит в тазу. Соколова разводит горячую воду холодной. Рядом закрытая дверь, которая в начале сцены быстро открывается, чтобы пропустить спешащего Дениса. Он забегает в клозет с книгой и затихает там на некоторое время.
СОКОЛОВА (подает воду в ковше). Потрогай, такая пойдет?
НЕНАШИНСКАЯ. Хорошая.
СОКОЛОВА (поливает спину матери). Вооот тааак….
НЕНАШИНСКАЯ. Ай-ай-ай! кипяток!
СОКОЛОВА (останавливается). Какой, мама, кипяток?! Это из того же ковша!
НЕНАШИНСКАЯ. Я с непривычки…
Соколова поливает дальше. Берет мокрую губку, трет ею мать. Из-за перегородки стены доносятся недвусмысленные звуки.
СОКОЛОВА. Эх, как он дрищет! (Продолжает мытье.) Подними руки, мама.
Анастасия Кирилловна подчиняется.
НЕНАШИНСКАЯ (всхлипывая). А мне Денис сказал, что я претворяюсь…
Звуки.
СОКОЛОВА. Он ненормальный. Слышишь, как его проносит?
НЕНАШИНСКАЯ (роняет слезы). Я в войну… на пароходе… детдомовская… из всех детей… только несколько человек… осталось…
СОКОЛОВА (убирает губку). Ты чего, ма…?.. (Обнимает и целует мать.) Не надо… хвать… хвать…
Звуки сливного бачка.
СОКОЛОВА (стучит в стену). Ты там чего?! Ты там не взлети от напора!
ДЕНИС (голос звучит глухо). У меня чего-то животик расстроился…
СОКОЛОВА. Выпей фуразолидон! Две таблетки! Колом встанет — палкой отшибать будешь! такое говно твердое!
КСЮША (голос из ниоткуда). Он опять с книжкой!
СОКОЛОВА (сыну). Ты что опять серишь с литературой?
ДЕНИС. Нам в школе задали…
КСЮША. Он с Мопассаном!
СОКОЛОВА. Это который «Милый друг»?
ДЕНИС. Все равно скучно. Я только начал…
СОКОЛОВА. Ж-о-р-ж Д-ю-р-у-а… черного кабеля не отмоешь добела. Меня твой дед, когда с этой книжкой… (Всхлипывает.) только ругал… но не бил… (Плача, приседает на пол.)
Пауза.
ДЕНИС. Мама…
СОКОЛОВА(резко встает, сухим голосом). У тебя какого цвета?
ДЕНИС. Оно жидкое… такое…
СОКОЛОВА. Там белых червячков нет — глистов?
ДЕНИС. Нет… вроде…
СОКОЛОВА. Если что, я тебе лекарство дам и глисты клубками прямо из попы вывалятся.
Появляется Ксюша, стучит в дверь клозета.
КСЮША (громко). Выходи — ты не один же.
ДЕНИС (еще громче). Ты тоже — срать?!
КСЮША (возмущенно). Какое хамло!
СОКОЛОВА. Хватит переговариваться!
НЕНАШИНСКАЯ. Я мерзну… (Соколова быстро принимается растирать ее.)
КСЮША (брату). Я не такая засранка, как ты!
ДЕНИС (сестре). Пописай тогда в раковину, если мандой дотянешься!
Ксюша в гневе пинает дверь и уходит.
СОКОЛОВА (матери). Согрелась?
НЕНАШИНСКАЯ (улыбаясь). Как будто тяпнула рюмашку.
СОКОЛОВА (продолжает мыть). Организм, мама, запускать нельзя. Иначе будут пролежни на теле…
НЕНАШИНСКАЯ. Я уже старая… мне пора… в гроб…
СОКОЛОВА (резко). Нет, мама, ты нас туда сначала загонишь…
НЕНАШИНСКАЯ. Я создана для пенсии и могилы…
СОКОЛОВА. А я, значит, создана, чтобы тебе подмывать? (Дает ей губку.) На! там сама!
НЕНАШИНСКАЯ. А как же я, доча, дотянусь?
СОКОЛОВА. Уж до пизды, прости Господи, как-нибудь дотянешься!
Анастасия Кирилловна тычет мочалкой себе в лобок.
СОКОЛОВА. Что ж ты ее как сваю вбиваешь?! (Отнимает губку, моет.)
Пауза.
СОКОЛОВА (раздраженно). Ты зачем тонометр сегодня обмазала? Его Андрюша и так уже открывал, потому что груша слиплась. Он в нее тальк засыпал, чтобы впитывал влагу. Тальк, которым я еще детям жопы посыпала. (Громко.) А теперь они выросли и срут на мать.
Звуки диареи.
СОКОЛОВА (раздраженно). Тьфу! пердун!
НЕНАШИНСКАЯ. У меня еще в зубах застряло…
СОКОЛОВА (останавливается). Что застряло?
