Григорий Гольдштейн - Художественный свист. Пьесы
АСЯ. Софкиному мужу в этом году восемьдесят. Говорит, хочет умереть на родине.
ВИЛЕН. Ясное дело. Для него родина – кладбище. Жить он предпочитает в другом месте.
АСЯ. Что-то в этом есть.
ВИЛЕН. В этом подлость и беспринципность. Он и здесь был прекрасно устроен. Деляга.
АСЯ. Они хотели быть вместе с дочерью.
ВИЛЕН. Болтовня. Они всегда думали только о себе. Не надо было ее подзуживать, она бы никуда и не рвалась.
АСЯ. Виля, ну, зачем ты перевираешь? Кто ее подзуживал?
ВИЛЕН. Они.
АСЯ. Кто они?
ВИЛЕН. Софка и ее умный муж.
АСЯ. Дети сами решили.
ВИЛЕН. Алик решил?
АСЯ. Что тебя удивляет?
ВИЛЕН. Наш сын решил? Алик? Что он мог решить? У него когда-нибудь была своя голова?
Небольшая пауза.
С твоими разговорами… совсем забыл…
АСЯ. Что ты роешься? Платок не здесь.
ВИЛЕН. Ты не помнишь, где мои запонки?
АСЯ. Что?
ВИЛЕН. Запонки.
АСЯ. Не поняла?
ВИЛЕН. За-пон-ки!
АСЯ. Можно не кричать, я прекрасно слышу. Зачем тебе запонки?
ВИЛЕН. Так.
АСЯ. Что случилось?
ВИЛЕН. Ася, я тебя спрашиваю.
АСЯ. Что еще за новости! Виля, что это? Зачем ты ее взял?
ВИЛЕН. Ты мне не ответишь?
АСЯ. Зачем ты взял эту рубашку, я же погладила тебе другую, с пуговками на манжетах!
ВИЛЕН. И где?
АСЯ. Светлая, новая…
ВИЛЕН. Был вопрос.
АСЯ. Так подходит к твоему костюму…
ВИЛЕН. Я не надену.
АСЯ. Что за наказание! Ты не мог сказать мне об этом раньше?
ВИЛЕН. Ты не спрашивала.
АСЯ. Я уже погладила…
ВИЛЕН. Перестань хитрить.
АСЯ. Виленька, пожалуйста, ну, ради меня!
ВИЛЕН. Мы опоздаем.
АСЯ. Мы никуда не спешим…
ВИЛЕН. Ася, я сказал.
АСЯ. Ты хочешь истрепать мне все нервы до того, как мы выйдем?
Небольшая пауза.
В серванте, в верхнем ящике.
ВИЛЕН. Здесь нет.
АСЯ. Поищи.
ВИЛЕН. Ты надо мной шутишь?
АСЯ. За коробкой с лекарствами.
ВИЛЕН. Ася, я наклоняюсь плохо, но вижу насквозь.
АСЯ. Глянь сюда… Они?
ВИЛЕН. Уже забыл, когда последний раз надевал костюм.
АСЯ. Лишь бы спорить по любому поводу.
ВИЛЕН. Я готов.
Пауза.
АСЯ. У Алика голова дай Бог каждому!
ВИЛЕН. Мы не идем?
АСЯ. Ты просто упрямец, каких мало.
ВИЛЕН. Я не про способности его говорю. А про его бесхребетность и неумение за себя постоять.
АСЯ. Он очень добрый мальчик.
ВИЛЕН. Он такой добрый, что готов был думать о ком угодно, только не о родителях.
АСЯ. Виля, это не так!
ВИЛЕН. Твое мнение его интересовало? А мое?
АСЯ. Виля, это несправедливо.
ВИЛЕН. Он вечно был у них на поводу…
АСЯ. Он любил ее! Он знал ее с детства!
ВИЛЕН. Ну, да, да, любил! Только почему он тебя не любил? Меня не любил?
АСЯ. А что ему было делать?
ВИЛЕН. Ася, я не знаю, кто и что должен был делать, но этого выхода никто не искал… Хотя бы не поддакивать им!… Нас с тобой просто поставили перед фактом. Вот, пожалуйста, принимайте, как есть – дети женятся, и мы с ними уезжаем.
АСЯ. Но ты тоже виноват. Ты же не хотел ничего слушать.
ВИЛЕН. Что я должен был слушать? В чем я виноват?
АСЯ. Ты разбил их брак.
ВИЛЕН. Я не хотел свадьбы?
АСЯ. Да.
ВИЛЕН. Ложь!
АСЯ. Но ты фактически запретил! Ты сказал, что если они поженятся, ты их не пустишь, не дашь им разрешения на выезд.
ВИЛЕН. Правильно, но это же не против свадьбы. Хотят жениться – на здоровье, но пусть живут здесь, уезжать зачем?
АСЯ. Виля, почему они должны были под тебя подстраиваться?
ВИЛЕН. Потому что я ни под кого подстроиться не мог! Это что, так сложно понять?
АСЯ. Ну, и пусть бы уехали.
ВИЛЕН. Что значит пусть уехали? А мы?
АСЯ. Как-нибудь перебились.
ВИЛЕН. Ты даже не представляешь, о чем говоришь! Как бы мы могли перебиться? Я обязан был заявить, что мой сын уезжает, после чего меня тут же выгоняют с работы. И на что бы мы жили? Как, я тебя спрашиваю?
Небольшая пауза.
АСЯ. Ты не хочешь идти?
ВИЛЕН. Хочу.
АСЯ. Честно.
ВИЛЕН. Я два раза не повторяю.
АСЯ. Эта рубашка мятая.
ВИЛЕН. Нормальная.
АСЯ. Не вертись, дай я взгляну…
ВИЛЕН. Под пиджаком будет не видно.
АСЯ. А если тебе станет жарко и ты захочешь пиджак снять?
ВИЛЕН. Не захочу.
АСЯ. Но вдруг?
ВИЛЕН. Ася, я решил.
АСЯ. А это что?
ВИЛЕН. Где?
АСЯ. Ну, иди сюда, к окну, ближе к свету…
ВИЛЕН. Что там?
АСЯ. Виля, где ты ползал?
ВИЛЕН. Искал платок.
АСЯ. Нет, вы это видели? Если у тебя сахар, болят ноги, ты не можешь наклоняться, подождал бы две минуты, позвал меня…
ВИЛЕН. Ай-ай… Пройдись просто щеточкой…
АСЯ. Виля, мы в кои-то веки выходим из дому. Мы идем к моей лучшей подруге, которую не видели двадцать лет. А ты в мятой рубахе и грязных брюках…
ВИЛЕН. Я пойду так.
АСЯ. А я не пойду так! Мне стыдно! Снимай!
ВИЛЕН. Что?
АСЯ. Снимай, говорю! Рубаху снимай!
ВИЛЕН. А штаны?
АСЯ. И штаны.
ВИЛЕН. Будешь наказывать?
АСЯ. Поглажу…
ВИЛЕН. Мы не успеем за цветами.
АСЯ. Черт с ним с этим рынком, купим у метро.
ВИЛЕН. Это пол твоей пенсии.
АСЯ. Раздевайся!
ВИЛЕН в раздумье, затем нехотя раздевается.
Какой ты худой, Виля. Софка скажет, что я тебя плохо кормлю.
АСЯ ставит гладильную доску.
Берет щетку, начинает чистить брюки.
ВИЛЕН. Сколько сейчас Софкиной дочери?
АСЯ. Она на четыре года младше Алика. Он был на последнем курсе, она на первом. Считай.
ВИЛЕН. Ей было восемнадцать лет. Что она могла знать о жизни? Какие такие несчастья успели случиться на ее пути, что нужно было непременно уезжать? Ее настроили, научили, вот она и повторяла вслед за своим папочкой.
АСЯ. Она в Софку.
ВИЛЕН. Еще хуже. Наверное, не дает своему мужу рта раскрыть.
АСЯ. Алику нравилось.
ВИЛЕН. Если она его так любила, что ей мешало остаться? Ничего, отчалила, нашла другого. Он знал, что она вышла замуж?
АСЯ. Да.
ВИЛЕН. И все равно уехал. Мне назло.
АСЯ. А что ему здесь?
ВИЛЕН. О тебе не подумал.
АСЯ. Здесь все наперекосяк.
ВИЛЕН. Теперь они процветают, и только твой сын в дураках.
АСЯ. Наш сын.
ВИЛЕН. Ни дома, ни семьи, ни родных.
АСЯ. Я каждый день молю Бога, чтобы он ему помог. Сорок лет для мужчины не возраст.
ВИЛЕН. Ну-ну.
АСЯ. Если бы они тогда поженились, у нас были уже взрослые внуки.
Небольшая пауза.
ВИЛЕН. Дать слово и держать его, быть верным, принципиальным немодно. Ври как хочешь, юли, верти – главное выгода. Вчера строили коммунизм, сейчас капитализм, завтра опять будем строить непонятно что. Вчера кого ни спроси все мечтали стать евреями, чтобы уехать, сегодня евреев бьют. При этом работать по субботам никто не хочет, а нормальную жизнь, если получится, они построят через сорок лет…
АСЯ. Я столько не проживу.
ВИЛЕН. Последовательные, как Софкин муж.
АСЯ. Почему? Все мы.
ВИЛЕН. Мы? Не понял? Что я?
АСЯ. Не проживешь.
ВИЛЕН. Ася, ты меня слушаешь?
АСЯ. Слушаю. Глажу и слушаю.
ВИЛЕН. Тогда повтори.
АСЯ. Ты сказал, что Софкин муж будет жить до ста двадцати лет.
ВИЛЕН. Я так сказал?
АСЯ. Нет? Если сейчас ему восемьдесят, то через сорок лет будет сто двадцать.
ВИЛЕН. Ты надо мной издеваешься?
АСЯ. Виля, что с тобой сегодня?
ВИЛЕН. Я спрашиваю, при чем тут твоя арифметика?
АСЯ. Ну, не сердись… Ты всегда очень путано рассуждаешь, объясни спокойно.
ВИЛЕН. Я говорил, что когда выгодно, люди забывают о принципах. Сегодня одно, завтра другое. Сегодня они уезжают, завтра возвращаются. Сегодня они евреи, завтра уже не хотят ими быть. В итоге черте что, чехарда.
АСЯ. Да?
ВИЛЕН. Ты вспомни, как он менял свое имя туда-сюда.
АСЯ. Это было тридцать лет назад.
ВИЛЕН. Ты помнишь, какое объяснение он написал в милиции?
АСЯ. Такие были годы.
ВИЛЕН. «Я не хочу, чтобы меня путали с ненавистным всему миру международным агрессором и отказываюсь от имени Израиль. Прошу отныне называть меня Игорем».
АСЯ. Его заставляли, он же должен был что-то написать.
ВИЛЕН. Вот эту глупость?
АСЯ. А что?
ВИЛЕН. Я не знаю что, но он же потом туда поехал!
АСЯ. Ну?
ВИЛЕН. Ася, что ты не понимаешь?
АСЯ. Дома он все равно как был, так и остался Изей.
ВИЛЕН. По-твоему, это порядочно?
АСЯ. Остаться Изей?
ВИЛЕН. Стать Игорем.
АСЯ. А, по-твоему, порядочно торчать здесь и всю жизнь ворчать!
ВИЛЕН. На что ты намекаешь?
АСЯ. Хватит уже.
ВИЛЕН. Нет, ты мне объясни. У меня что, когда-нибудь был выбор?
АСЯ. Тебя никто не винит.
ВИЛЕН. Это только этот жлоб Изя понять не мог. Полно народу у них за столом… он подходит ко мне, уже прилично выпивший, и во всю глотку: «Вилен! Никто не может внятно объяснить, где вы работаете! Раскройте тайну!»
