Алексей Зензинов - Поезд 666, или число зверя
Левый (неожиданно). Сволочи! Все сволочи! И мамаша моя — в первую очередь.
В ярости стреляет в открытое окно туалета в ночь. Писатель-Бородач и Кракс невольно бросаются к нему и пытаются поймать его за руку, но Левый двумя короткими хуками швыряет их на пол. Из купе снова выглядывает интеллигент, но, став свидетелем скандала, поспешно задвигает дверь.
Левый (Беря друзей на прицел). Остановить меня хотели? Ну, что, дружбаны? Вам бы только посмеиваться, по плечу меня похлопывать да шутить, какой у вас Левый дуболом и хрен болотный? Все-то вам хихоньки да хахоньки да зубоскальство одно. Теперь мой ход, кореша. И не вздумайте шевельнуться — разом впаяю пломбу промеж глаз!
Кракс. А зачем шевелиться? Нам и на полу хорошо? Правда, Писатель?
Левый приставляет пистолет к виску и в этом момент появляется проводница со стопкой белья в руках.
Проводница. Что за шум? (Смотрит на пистолеты). Ребята, это у вас настоящие?
Левый (не поворачивая головы). Да.
Проводница. Шутники!.. (Смотрит пометки в блокноте.) Белья вы не брали… Билеты нужны?
Кракс (не сводя глаз с Левого). Нет.
Проводница (Бородачу). А тебе, борода?
Бородач (не сводя глаз с Левого). Оставьте себе.
Проводница. Тоже мне подарок сделал!.. А что это окно настежь распахнуто? Непорядок (Заходит внутрь, чтобы закрыть окно).
Левый. Все.
Стреляется. Грохот. Левый стоит, как столб, закрыв глаза и покачиваясь вместе с вагоном.
Кракс (вставая с пола). Извини, Левый, не успел тебя предупредить. Патроны в наших стволах — холостые. Так что ничего у тебя не выйдет. Жизнь вхолостую — смерть вхолостую!..
Проводница (выходит в коридор). Эй, молодые, холостые, неженатые! Кто из вас Кракс? Еврейский такой фамилия…
Кракс. Это и не фамилия вовсе, а прозвище… Между прочим, по паспорту я — Смирнов… Так что случилось?
Проводница. Телеграмма до вас. Чудак какой-то прислал по рации бригадиру поезда.
Кракс. Давайте! (Хватает телеграмму).
Проводница. Ишь, какой нетерпеливый. А еще в красный пиджак вырядился. Вы за кофе заплатили?..
Кракс (читая телеграмму). Заплатили.
Проводница уходит.
Бородач. У вас от меня секреты?
Кракс. Нет. Не поверишь, но послание всем троим. «Краксу, Левому, Писателю. Ждем перроне полным отчетом. Открылись три горящих путевки Сингапур. Обсудим. Марат.»
Бородач. Сашка! Это он меня заложил!
Кракс. Ты выходил в коридор во время нашего разговора? Идиот! Почему они не прикончили нас всех сразу — еще полгода тому назад!
Бородач. Три путевки в Сингапур? Всегда ценил в Марате неотразимый юмор. Сингапур. Это радикально.
Кракс. И самое главное — необратимо. Теперь он пришьет нам и смерть братков, и сорванные съемки в репортаже Си-Эн-Эн, и все свои грехи заодно…
Левый. Вот и пожили. Пора и честь знать. Правда, Кракс?
Кракс отворачиваются к окну.
Бородач. Это я уже проходил, ребята. Три стадии предсмертного ужаса. Сначала лихорадочное возбуждение, когда мечешься, будто в зверь в клетке, не находя выхода…
Кракс приходит в лихорадочное возбуждение и мечется по коридору, не находя себе места.
Бородач. Вторая стадия — когда руки опускаются, и ты способен часами находится в оцепенении, глядя в одну и ту же точку.
Кракс, застыв, устремляет взгляд в пустоту.
Бородач. А потом заключительная стадия — животный ужас… За Енисеем на одном из полустанков обходчик-алкоголик водил меня в тайгу, на зверя, и на том берегу речки мы увидели молодого медведя. Обходчик вскинул ружье и целиться. Медведю деваться некуда: до леса — далеко, до нас близко — но не подступиться, и вот тогда он заревел и лапами начал закрываться от выстрела — совсем как маленький ребенок…
Кракс издает звериный рев. В коридор высыпают женщина и Юля с бельем в руках. Из купе с затравленным видом выглядывает интеллигент и снова задвигает дверь. Женщина и Юля, вглядевшись в происходящее и увидев только спины Кракса и Левого, идут к служебному отсеку. Женщина, уснувшая под конец рейса и оттого чуть заспанная, заходит в туалет — переодеться в верхнюю одежду, которую несет на руке.
Кракс (отрывает руки от лица — он совершенно спокоен). Ну, как тебе, Писатель, театральный этюдик?
Бородач. Ч-черт!.
Кракс. Вот именно. Мы-то, знаешь, уже пережили эти три стадии умирания, и все последующие тоже, потому что сразу после твоего исчезновения братки целый месяц собирались на квартирах у меня и Левого, пили, развлекались, а попутно решали, сразу нас загасить или попозже. А сейчас — чего нам боятся? Дважды не умирают, хотя ты имеешь превосходный шанс попасть в книгу Гиннеса как исключение.
Юля (сдав белье, подходит к ним вплотную и замечает Бородача). Как, ты не ушел?
Бородач разводит руками.
Юля (переводит глаза на Кракса и Левого). Так это он от вас спасается?
Кракс. Сударыня, это еще спорный вопрос, кто от кого здесь спасается.
Юля (показывая на пистолеты). Как вам не стыдно. Спрячьте подальше ваши вторичные мужские признаки!
Кракс и Левый неловко прячут пистолеты.
Юля (Бородачу). Почему, почему ты здесь?.. Разве не обещал ты найти выход?
Кракс. Так он и вам что-то пообещал? Мои глубочайшие соболезнования! Кстати, мы нигде не встречались?
Бородач. Кончай паясничать, Кракс. Юля, прошу любить и жаловать — это мои армейские кореша: Кракс — первый краснобай Забайкальского военного округа, и Левый — который много думает и мало говорит.
Кракс. И чем больше он думает, тем меньше говорит. Между прочим, кроме бандитских кличек у нас есть и имена собственные. Меня, например, можно звать Дрюндель, уменьшительно-ласкательное от Андрея. А вот этого трепетного жмурика кличут Вовчиком. Скажите, Юля, мы с вами прежде не встречались?
Юля. Да, я уже видела вас — всех троих. И Дрюнделя, и Вовчика… Кстати, как зовут вашего друга?
Кракс. Так ты теперь охмуряешь головы дамам, даже не представившись?.. Какое падение нравов!.. Не знаю, интересно ли вам знать его паспортные данные, тем более, что паспорт ликвидирован по случаю смерти владельца, но мы его зовем Писатель. Кроме того, в армии он у нас был главным кашеваром, а мы, соответственно, расхлебаи, поскольку вот уже сколько времени расхлебываем кашу, которую он заварил.
Юля. И теперь вы его хотите убить?
Кракс. Вы располагаете неточной, или, скажем так, устаревшей информацией. Убить или, говоря более поэтически, загасить, собираются всех нас троих. Мы крупно влипли, мадам.
Юля. И поделом!
Бородач. Перестань, Юля! Я если жив до сегодняшнего дня, так только благодаря Вовчику и Дрюнделю. Они поручились за меня перед ясеневскими, хотя я их уговаривал одуматься.
Кракс. Не очень активно, правда, но мы не в обиде. Писатель тогда был невменяем. Потом пришла наша очередь, но за нас поручится было некому. Впрочем, по всей видимости, за нас поручился Бог. Сегодня его гарантии кончаются.
Бородач. Пойми, Юля, это такие люди! Я их волоса не стою!
Юля. Почему же ты, ничтожество, всучивал мне себя, как старьевщик — гнилой товар? (Плача). Господи, какое свинство! Второй раз в жизни поверила человеку… (Бородачу, пытающемуся утешить ее.) Не трогай меня!
Левый (ни к кому не обращаясь). В детстве я почему-то я думал, что уроды и калеки сами виноваты в своих несчастьях. Теперь, когда я сам стал уродом из уродов, я начинаю сомневаться в своей догадке. Куда все делось, Господи, куда все делось? (Решительно.) Хватит слов. (Открывает коробку и начинает разжигать свечи, прилепляя их по всему вагону и превращая коридор в подобие иконостаса.)
Кракс. Левый, что ты делаешь? Это же свечи на именинный пирог!
Левый. «Где стол был яств, там гроб стоит!» За помин души калиновских штангистов!.. А это — за ясеневских!.. За нас троих!.. За мамочку!.. Прости… и прощай!..
Из туалета выходит женщина. Она переоделась в верхнюю одежду. Халат перекинут у нее через руку.
Женщина (проводнице, моющей стаканы). И что, каждую ночь приходиться вот так вагон обихаживать?
Проводница. А то как же, милая? Каждый раз убираю, вылизываю, словно жду кого-то самого важного, а его нет как нет. Да и какой это дом, если вдуматься, так, турусы на колесах, но все едем куда-то, потому что сворачивать некуда, только под откос.
