Евгений Шварц - Дон-Кихот
Санчо. Пока он не умрет, хочешь ты сказать! Под такую колыбельную и пьяный не задремлет. Эй, стража!
Входит офицер с четырьмя солдатами.
Санчо. А ну, заточите его в подземелье. Месяца через два-три на досуге я займусь его делом.
Дирижер. Сеньор губернатор, пощадите, мы люди подневольные! Нам приказал играть сеньор мажордом.
Санчо. Ах вот чьи шуточки! Известно вам, где его спальня?
Дирижер. Так точно, известно.
Санчо. Хочешь избежать подземелья – веди туда своих голодраных шакалов и войте, дудите, гремите в барабан у мажордома под ухом. У самой его кровати. Пока он, проклятый, не уснет или не околеет. Поняли? Сеньор командир, отправьте с ним солдат! Пусть последят, чтобы приказ был выполнен в точности.
Офицер. С величайшей охотой, сеньор губернатор. (Солдатам.) Слышали приказ? Марш!
Оркестр удаляется, сопровождаемый солдатами.
Санчо, вздыхая, садится на кровати.
Задумывается.
Санчо. Эх, сеньор, сеньор! За последние годы я так привык делиться с вами тяготами да заботами! Где вы, сеньор мой Дон-Кихот Ламанчский!
Исчезает губернаторская опочивальня.
Дон-Кихот ползает со свечой по полу своей спальни.
Дон-Кихот. Ах, Санчо, Санчо, мне без тебя трудно! Вот уронил я иголку и не могу найти ее, проклятую. А ведь в нее вдет последний обрывок шелковой нитки, что имеется в нашем бедном дорожном запасе. У меня чулок пополз, Санчо. Сеньора Альтисидора настоятельно потребовала, чтобы пришел я на рассвете к павильону в парке побеседовать в последний раз о ее страстной любви ко мне… Я хотел, придя, еще раз провозгласить: «До самой смерти буду я верен Дульсинее Тобосской!» Но не могу же я говорить столь прекрасные слова с дыркой на чулке. О бедность, бедность! Почему ты вечно преследуешь людей благородных, а подлых – щадишь. Вечно бедные идальго подмазывают краской башмаки. И вечно у них в животе пусто, а на сердце грустно. Нашел!
С торжеством поднимает рыцарь с пола иголку с ниткой.
Дон-Кихот. Да, да. Нашел! Санчо, слышишь? Спасен от позора!
Поставив ногу на стул, штопает Дон-Кихот старательно свой чулок.
Легкий стук в дверь.
Дон-Кихот. Иду!
Оторвав нитку и завязав на заштопанном месте узелок, втыкает Дон-Кихот бережно иголку с остатками шелковинки в лоскуток сукна и прячет в шкатулку.
Оправляется перед зеркалом.
Выходит.
Маленький паж в черном плаще ждет за дверью.
Безмолвно паж отправляется в путь по длинному дворцовому коридору.
Дон-Кихот – следом.
Они идут по темной аллее парка. Едва-едва посветлело небо над верхушками деревьев.
И вдруг ночную тишину нарушает глубокий, полнозвучный удар колокола.
Дон-Кихот останавливается. Останавливается и мальчик.
Еще и еще бьет колокол. И издали доносится печальное пение хора.
Дон-Кихот. Кто скончался во дворце?
Паж не отвечает.
Он снова пускается в путь. Дон-Кихот, встревоженный и печальный, – следом.
Все громче погребальное пение хора.
Гремит орган.
Дон-Кихот подходит к высокому павильону. Все окна его освещены. Звонит погребальный колокол.
Дон-Кихот. Где же твоя госпожа?
Паж. В гробу!
Дон-Кихот. Отчего она умерла?
Паж. От любви к вам, рыцарь.
Двери павильона распахиваются. Пылают сотни погребальных свечей. В черном гробу на возвышении, задрапированном черными тканями, покоится Альтисидора.
Придворные толпятся у гроба. Их траурные наряды изящны. Они степенны, как всегда. Стоят, сложив руки, как на молитве. Склонили печально головы.
Герцог и герцогиня впереди.
Едва Дон-Кихот подходит к возвышению, на котором установлен гроб, как обрывается пение хора. Умолкает орган.
В мертвой тишине устремляются все взоры на Дон-Кихота.
Дон-Кихот. Простите меня, о прекрасная Альтисидора. Я не знал, что вы почтили меня любовью такой великой силы.
Рыцарь преклоняет колени и выпрямляется.
И тотчас же едва слышный шелест, словно тень смеха, проносится над толпою придворных. Они указывают друг другу глазами на длинные ноги рыцаря. Увы! После его коленопреклонения петли снова разошлись, дыра зияет на чулке.
Дон-Кихот. Мне жалко, что смерть не ответит, если я вызову ее на поединок. Я сразился бы с нею и заставил исправить жестокую несправедливость. Принудил бы взять мою жизнь вместо вашей молодой. Народ наш увидит, что здесь, на верхушке человеческой пирамиды, не только высокие звания, но и высочайшие чувства. О вашей любви сложат песни, в поучение и утешение несчастным влюбленным. Сердце мое разрывается, словно хороню я ребенка. Видит бог – не мог я поступить иначе. У меня одна дама сердца. Одну я люблю. Таков рыцарский закон.
Он снова преклоняет колени, и, когда встает, смех делается настолько заметным, что рыцарь оглядывается в ужасе.
К прежней дыре на обоих чулках прибавились три новые, чего рыцарь не замечает.
Дон-Кихот (придворным дамам). Сударыни, сударыни, так молоды – и так жестоки. Как можете смеяться вы над странствующим рыцарем, когда подруга ваша умерла от любви к нему?
– Вы ошибаетесь, дон Вяленая Треска!
Рыцарь оглядывается в ужасе.
Альтисидора воскресла. Она лежит в гробу непринужденно и спокойно – на боку, облокотившись на подушку. Насмешливо, холодно улыбаясь, глядит она на Дон-Кихота. Он отступает в ужасе к самой стене павильона, и тотчас же на окне за его спиной вырастает карлик в черном плаще. Он держит что-то в руках.
Альтисидора. Вы, значит, и в самом деле поверили, что я умерла из-за вас, чугунная душа, финиковая косточка, в пух и прах разбитый и поколоченный дон! Как осмелились вы вообразить, что женщина, подобная мне, может полюбить вас, дон Верблюд? Вы, дон Старый Пень, вы не задели моего сердца и на черный кончик ногтя!
Смех, чуть более громкий, чем до сих пор.
Герцог. Не сердитесь, сеньор: это шутка, комедия, как и все на этом свете! Ведь и вы – настоящий мастер этого дела. Вы необыкновенно убедительно доказали нам, что добродетельные поступки смешны, верность – забавна, а любовь – выдумка разгоряченного воображения.
Герцогиня. Примите и мою благодарность, рыцарь, – было так хорошо!
По ее знаку маленький паж подносит Дон-Кихоту мешок с золотом.
Дон-Кихот. Что это?
Герцог. Берите, рыцарь. Вы честно заработали свою награду. Но это не значит, что мы отпускаем вас!
Дон-Кихот (пажу). Мальчик, возьми эти деньги себе! (Герцогу.) Разрешите мне оставить замок, ваша светлость.
Откланявшись, направляется он к выходу, и вдруг придворные разражаются впервые за все время громовым, открытым хохотом.
Карлик прицепил Дон-Кихоту на спину черную доску, на которой написано белыми буквами: «Дон Сумасшедший».
Дон-Кихот. Эй, Фрестон! Довольно хихикать за спиной! Я сегодня же найду тебя, и мы сразимся насмерть! Санчо, Санчо, где ты?
И он выбегает из павильона.
Карлик соскальзывает с подоконника.
Идет томно, не спеша через толпу придворных.
Говорит первому придворному едва слышно, краем губ:
– Дай золотой, а то осрамлю!
1-й придворный. Сделайте милость, сеньор шут. Берите два.
Он сует деньги шуту в ладонь.
31
Крыльцо губернаторского дома.
Санчо восседает в кресле. Позади его свита. Зрители расположились полукругом впереди.
Санчо. Кто хочет правосудия, выходи!
Шум толпы прорезает, покрывает отчаянный женский визг.
– Правосудия! Правосудия! – вопит женский голос. И, расталкивая толпу, к губернаторскому креслу бросается женщина. За руку волочит она молодого парня, по одежде – пастуха.
Женщина. Правосудия! Правосудия! Если вы не поможете мне, я доберусь до герцога, до короля, а они откажут – заберусь на самое небо.
Санчо. Тише, женщина! Говори прямо, в чем дело!
Женщина. Нельзя прямо, сеньор! Не позволяет женская скромность.
Санчо. Тогда подойди и расскажи мне шепотом на ухо.
