Том Стоппард - Отражения, или Истинное
Пока, Генри.
Генри. О, дочь моя! Прими благословенье и несколько последних наставлений…
Дебби. Все, папа, некогда. До свидания. (Целует его.)
Дебби берет рюкзак и выходит, Шарлотта за ней. Генри ждет возвращения Шарлотты.
Шарлотта. Ну, вот и сбыли кобылку с рук…
Генри. Музыкант… Ей еще и семнадцати нет.
Шарлотта. Тогда в Загребе мне тоже было семнадцать.
Пауза.
Как Анни поживает? Ты едешь в Глазго на премьеру?
Генри. Им еще полмесяца репетировать.
Шарлотта. А кто играет Джиованни?
Генри. Понятия не имею.
Шарлотта. Тебя это не интересует?
Генри. А почему это должно меня интересовать?
Шарлотта. Нет, Генри, ты просто прелесть. Вот если б все так рассуждали: «А почему это должно меня интересовать?» Меня всегда возмущала эта твоя невозмутимость. Даже когда я согласилась сниматься в той итальянской порнушке, ты и бровью не повел – как же, итальянское кино считалось высоким искусством… Вот и видно, какая я уже старуха. Для Дебби лучшие фильмы – австралийские. Представляешь? Они научились настоящие фильмы снимать, не только кенгуру.
Генри. Ты, как всегда, отклонилась от темы.
Шарлотта. Да? Так вот… Я тогда решила: раз моя неверность тебя не волнует, значит, ты сам изменяешь мне направо и налево. А когда я поняла, что ты – последний романтик в этом мире, было уже поздно. Мое поведение уже действительно не имело никакого значения. И не имеет.
Генри. Ну, раз не имеет… Скажи, сколько э-э… Примерно, сколько…
Шарлотта. Девять.
Пауза.
Генри. Ничего себе.
Шарлотта. У тебя была одна, но разве можно сравнить последствия…
Генри. Неужели девять?
Шарлотта. Уязвлен?
Генри. Удивлен. Я думал, в браке есть некий уговор, идея верности.
Шарлотта. Никакой идеи нет, есть сделка. И заключать ее надо каждый раз заново. Ты думаешь, один раз приняли взаимные обязательства – и точка? Под ногой – бетонная плита, «которая все выдержит, любую тяжесть? Обязана выдержать. И ты никому ничего больше не доказываешь, не завоевываешь вновь и вновь. Можно ею пренебречь и высмеять, а когда и вовсе уйти в себя. Под ногой навеки несокрушимый бетон… Я, конечно, тоже не кладезь мудрости, но уж ты – полный идиот.
Генри. Значит, найдешь кого-нибудь поумнее. Желаю удачи.
Шарлотта. И тебе того же… Выпить хочешь?
Генри. Нет, спасибо. А как твой приятель поживает – архитектор, кажется?
Шарлотта. Получил от ворот поворот. Расстались, в общем… Я его обозвала архитектором моего несчастья.
Генри. Чем же он был плох?
Шарлотта. Жуткий собственник. Возвращаюсь домой с гастролей, всего-то пару дней меня не было, а он говорит: «Зачем колпачок брала?» Представляешь, в ванной, в шкафчике моем рылся. Там не нашел – перерыл всю квартиру, все мои вещи. Я и не стерпела.
Генри. Что ж ты сказала?
Шарлотта. Что колпачка я не брала. Как был во мне, так со мной и уехал. А он говорит: «И паста твоя, противозалетная, – тоже?» Тут, честно сказать, мне крыть было нечем.
Генри. Надо было хлопнуть себя по лбу: «Паста! А я-то удивляюсь, почему из зубной щетки волос лезет!»
Шарлотта (смеется). Гениально! За это надо выпить.
Генри (изображая, что держит бокал, поднимает руку). Ваше здоровье! (Встает.)
Шарлотта. Тебе надо идти?
Генри. Да, пора.
Шарлотта (кивает на спальню). Может, зайдем на дорожку?
Генри. Знаешь – нет.
Шарлотта. Ну хоть выпьем?
Генри (улыбается). Нет. Не обижайся.
Шарлотта. Вспомни, что я говорила.
Генри. Насчет чего?
Пауза.
А-а… Идеи верности нет – только сделка… Фокус в том, что я с этим не согласен. Предпочитаю быть идиотом. Мне нравится, например, такой уговор: ты меня любишь – и я тобой пользуюсь. Пользуйся и ты мной, – потому что я тебя люблю. Чтоб ты ни сделала – перепей, переспи, уйди в себя, выйди из себя – все прощено заранее, я – весь твой, я навеки верен… Любить человека – значит любить его и в худшие минуты. Если это романтика, то пусть все будет романтично: любовь, работа, музыка, литература, девственность и ее потеря…
Шарлотта. Ты, Генри, сам еще девственник.
Звучит тихая музыка, не умолкающая до конца сцены восьмой.
Сцена восьмая[8]
Анни и Билли.
Они в театральных костюмах, обнимаются, целуются.
Без декораций.
Билли.
«О Аннабелла, не сестрою ныне —Возлюбленной с восторгом назову…Стыдливости румянец не присталБлистательному облику богини,В чьей гордой власти —Трепетное сердцеИ жизнь сама покорнейшего брата».
Анни.
«Свою я жизнь ему в ответ вверяю.Алеют щеки от потери сладкой,Но в сердце счастье ярче расцветает!»
Билли.
«Не понимаю, право, почемуНевинность, эту милую игрушку,Девицы так страшатся потерять.Вот нет ее – ты оттого не хуже».
Анни.
«Тебе теперь свобода – говори…».
Билли.
«Не станет музыкант играть в пустыне».
Анни.
«Развратник, краснобай!Но – говори!..»
Билли.
«А ты меня за это поцелуешь…».
(Нежно целует ее.)
Анни (тихо). Билли… (Целует его в ответ по-настоящему.)
Сцена девятая
Генри и Анни.
Гостиная. Генри сидит в одиночестве, ничего не делает. Похоже на начало первой и третьей сцен.
Слышно, как снаружи открывают входную дверь. Из прихожей появляется Анни. На ней пальто, в руках чемодан и небольшая дорожная сумка.
Анни. Привет, я приехала. (Ставит чемодан и сумку на пол, подходит поцеловать Генри.)
Генри. Привет.
Анни снимает пальто.
Ну и как?
Анни. Финал удался – одной женщине в зале даже плохо стало. Билли вышел с моим сердцем, наколотым на клинок, и – ну, в общем, все ахнули! (Относит пальто в прихожую, возвращается, подходит к дорожной сумке.)
Генри. Я думал, ты сразу выехала.
Анни достает из сумки маленький яркий пакет – очевидно, подарок.
Анни. А ты чем занимался? Как сценарий? (Отдает Генри подарок, мимолетно целует.)
Генри. Думал, ты ночным поездом едешь.
Анни. А в чем дело?
Генри. Беспокоиться начал – не стряслось ли чего…
Анни. Ничего со мной не стряслось. Ты обедал?
Генри. Нет. Так ты, значит, только утренним поездом выехала?
Анни. Ага. Пойду обед на скорую руку сделаю. (Идет на кухню, но тут же возвращается.) Надо же такой кавардак устроить! Разве миссис Чемберлен не заходила?
Генри. Я звонил в гостиницу.
Анни. Когда!
Генри. Вчера вечером. Сказали – ты уехала.
Анни. Правда? (Несет чемодан в спальню.)
Генри сидит неподвижно. Анни, пятясь, без чемодана выходит в гостиную.
Боже мой. Генри! Нас что – обокрали? Что ты делал?
Генри. Где ты была?
Анни. В ночном поезде. Сама не знаю, зачем сказала про утренний. Как-то вырвалось. В гостинице меня правда не было, я сразу из театра – на вокзал.
Генри. Поезд опоздал?
Анни. Хочешь билет проверить?
Генри. Так, может, ты в зоопарк ходила?
Анни встречает его взгляд спокойно и безразлично.
С кем?
Анни. Генри, не надо. Ты не такой.
Генри. Нет, я – такой.
Анни. Но я не хочу. Это унизительно.
Генри. Я тебя унижать не собираюсь.
Анни. Ты себя унижаешь. Себя. (Пауза.) Я ехала с одним человеком из труппы. Позавтракали на Хьюстонском вокзале. Он поезда дожидался. Я осталась поговорить. А потом прихожу домой, и с меня требуют отчета, – где я да что я. Два с половиной года женаты – и вдруг такой допрос.
Генри. Ты приехала ночным поездом и все утро просидела на Хьюстонском вокзале?
Анни. Да.
Генри. С этим актером?
Анни. Да. Можно идти? (Отворачивается.)
Генри. Как поспали?
Анни поворачивается и смотрит на него пустым, невидящим взглядом.
Ты спала с ним?
Анни. Я – что? Какая разница? Ты тут же начнешь мучиться – вру я или не вру.
Генри. Ты бы соврала?
Анни. Возможно.
Генри. Ты спала?
Анни. Нет. Ну, поверил? Ладно, пойду убирать.
Генри. Знаешь, что я искал?
Анни. Нет. А нашел?
Генри. Нет.
Она поворачивается, чтобы идти в спальню.
Это Билли?
Анни. Почему Билли?
Генри. Это он, я знаю. Билли, Билли, Билли, то и дело вылетает – вроде б так, к слову, но сдержаться не можешь. Как компьютерный вирус. Бип-бип-Бил-ли-Билли. Ну, поговори со мной. А за погром прости.
Анни. Надо было тебе все на место вернуть, я бы и не заметила.
Генри. Ничего нельзя вернуть. Не вернешь. Давай поговорим. Я – такой же, как ты, и знаю, как это бывает. В любви ты сначала – точно гусеница, приникаешь к своему единственному, тебе предназначенному листку, жадно грызешь. А потом это проходит. Ты удивлен: тебе, вроде, больше никто не нужен, кроме той, единственной женщины, как вдруг встречается другая – не самая красивая и к тому же чья-то жена – но ясно, что, сложись жизнь по-иному, вы были бы вместе. Ведь так с каждым бывает, верно, Анни? Сердце застучит быстрее, войдешь в комнату, и что-то в ней откликнется, чуется какое-то движение, словно занавеска колыхнулась. Ничего между вами нет – даже в мыслях – но растворена в воздухе возможность, и нельзя не показать, что ты это уловил. Делаешь шаг навстречу, вполне невинный, однако таящий обещания. При встрече обнимаетесь, целуетесь – обычное дело, теперь иначе и не здороваются. А там и остается-то всего один шаг… Так что? Билли?