Максуд Ибрагимбеков - Мезозойская история Пьеса в двух действиях
З а у р. А разве есть такой определенный возраст?
Т а и р о в. Есть. Для каждого свой… Так или иначе, но это дело я доведу до конца. Как о величайшем, да не о величайшем, как о единственном счастье для себя я мечтаю о тем дне, когда доберусь до мезозойской нефти. Вы представляете, какой это будет день? Ничего не было — и вдруг! Люди станут обладателями колоссальнейшего богатства, и я буду про себя знать, что его им дал я. Вы знаете, Заур, слова так истрепались, что и произносить их уже не хочется, и вместе с тем ничего не поделаешь, других нет. Это я к тому, что дело-то ведь я затеял не ради славы или своей выгоды. Важно, очень важно для человека сотворить что-то по-настоящему значительное. В чистом виде значительное. Вовремя понять, что для тебя самое главное. И уже не отвлекаться ни на что. Живем-то всего один раз! И еще, вдобавок, — недолго. Необходимо почувствовать, что ты сделал все, что мог, на полнейшем своем пределе! Этот предел, объективно только он, определяет, что из себя представляет человек. Иначе всю жизнь он будет чувствовать себя маленьким, знать, как говорится, свое место! Извините, Заур, говорю я вам прописные истцам ны, а вам приходится слушать. Трудно мне сейчас — вот я и разговорился.
З а у р. Я все время интересуюсь, как у вас идут дела. И я приду к вам, приду сразу же, как только окончу работу. В тот же день.
Т а и р о в. Ну что вы, дорогой мой. Я же совершенно не к тому клоню. Работу защитить надо, и тогда милости прошу. Мы с вами еще поработаем. Я до вашего прихода сидел здесь в холодке, и почему-то мне Куба вспомнилась. Когда там в море нефть нашли, двух наших нефтяников и меня пригласили на консультацию. Месяца два я там пробыл. Если представится возможность, постарайтесь там побывать. Удивительная страна. Когда мы кончили все дела, нас повезли отдохнуть в Ворадеро. Есть там такой курорт. Прекрасное место — пальмы, океан, приветливые люди. Небоскребы на берегу океана, и лифт опускает вас прямо на пляж, а песок на пляже белый, как зубной порошок. Очень хорошо там было. А вспомнил я Ворадеро вот почему… Я в этом отеле нашем часто встречал одну женщину. По моим представлениям — удивительно красивую. Потом я узнал, она была испанкой. Мы часто встречались взглядами и спустя некоторое время стали даже улыбаться друг другу. А в последний день нашего пребывания там я вышел рано утром на пляж. Шел по берегу и вдруг увидел ее. Наверное, со стороны это выглядело смешно, мы шли навстречу и не сводили друг с друга глаз. Потом остановились. И вдруг она сказала: «Buenos dias!»[1] . Мы молча стояли и смотрели друг на друга. Я почему-то был уверен, что произойдет чудо, и мы заговорим на каком-то понятном нам языке. Но чуда не произошло. Было мучительно обидно. Даже за помощью не к кому было обратиться: кроме нас двоих — только солнце и море. Как во сне. Два нормальных, здоровых человека смотрели, улыбаясь, и ничего так и не сумели Друг другу сказать. Смешное воспоминание. А насчет отдыха вы, кажется, правы, Заур. Может быть, удастся летом выкроить недельки две-три — съезжу куда-нибудь, отдохну. Кстати, вот результаты последней лазерной разведки. Вы только гляньте на эту структуру. (Разворачивает план.)
З а у р (смотрит). Приятные купола.
Т а и р о в. Жаль только, глубоко здесь. Заур, ради бога, извините, но не могли бы вы принести мне стакан воды. Боюсь встать и снова вызвать боль. Еле унялась.
З а у р (подходит к Нармине). Дай, пожалуйста, воды.
Н а р м и н а. Хочешь из холодильника? (Откупоривает бутылку, берет стакан, наливает.)
Заур возвращается к Таирову. Тот сидит, склонив голову на правое плечо. Улыбка с лица не сошла. Заур ставит стакан на столик, дотрагивается до его плеча.
З а у р (вначале негромко). Таиров… Таиров!!
Подбегает Нармина, из кабинета выходит Бадиров.
Б а д и р о в. Немедленно врача!
Нармина пытается набрать номер.
З а у р. Таиров!..
Столовая под тентами. За столом Рауф. В руках у него сверток. Появляется Заур.
З а у р. Доброе утро. Ты куда спозаранок исчез?
Р а у ф (показывает на сверток). За этим. Я так завернул, чтобы со стороны никто не понял. Это цветы, пришлось к станции съездить за ними. Раз заводишь романы с известными артистками, то веди себя как полагается. Как только она появится, подойди и вручи ей цветы.
З а у р. Хорошо же я буду выглядеть. Подождем с вручением до вечера. Вот уж не ожидал, что ты способен на такие трогательные вещи.
Р а у ф. Слушай, ты на меня ночью не обиделся? Я сам знаю, что у меня язык паршивый. Как понесет — остановиться не могу.
З а у р. А ты разве говорил что-нибудь ночью?
Р а у ф. А твоей красавицы все нет. Спит еще. Я в журнале читал, что знаменитые артистки стараются выйти из дома часа в два, не раньше, к этому времени лицо после сна окончательно приходит в норму. Вот у тебя, например, сейчас лицо еще ненормальное.
Появляется Акиф.
А к и ф. Приветствую вас, ребята. (Рауфу.) Слушай, товарищ помбурильщика, ты в заочном по своей профессии учишься? Да? Мой тебе добрый совет: бросай, пока не поздно. Кем хочешь становись — строителем, гинекологом, - только не нефтяником Самая проклятая профессия на земле. Ни днем покоя нет, ни ночью. Уезжаю сегодня. Позвонили ночью с промысла — нужен! Хорошо, хоть сегодня позвонили, когда два дня осталось, а могли с самого начала отозвать. Часа через полтора еду. Товарища по прошлогоднему семинару встретил только что. Рассказывал, как его выставка прошла в Италии. Отличный художник. Сегодня вечером с ним встреча будет. Он рано утром приехал… к своей невесте… Вот они идут к морю!
Рауф с тревогой смотрит на Заура.
З а у р. Акиф, я кое-что вспомнил, мне тоже нужно в город. В вашей машине найдется для меня место?
А к и ф. Место-то найдется… Друг, я никогда не вмешиваюсь в чужие дела, но, может быть, тебе не следует уезжать! Ты подумай!
З а у р. Подумал. Обо всем!
В магазине. Пожилая женщина в черной кружевной накидке, стоя у прилавка, рассматривает консервную банку. Молодая продавщица, кассирша. В магазин входит Заур.
П о к у п а т е л ь н и ц а (продавщице). Вы не скажете мне, что это такое «криль океанский»?
П р о д а в щ и ц а. Известное дело что. Раз написано «океанский», - значит, рыба, а не гусь и не колбаса.
Кассирша, с восхищением покрутив головой, смеется.
П о к у п а т е л ь н и ц а (стараясь завоевать растюложение продавщицы). Я как-то не обратила внимания. Действительно ведь океанский. Сколько он стоит?
П р о д а в щ и ц а. На баночке написано, гражданка. Там все указано — и цена и вес. (Вздыхает.)
Кассирша с сочувствием качает головой. Покупательница продолжает стоять у прилавка. Вид у нее смущенный.
З а у р. Это такие мелкие рачки; из них изготавливают пасту; кажется, они иначе называются планктоном. Я не ел, но, говорят, это питательно и даже вкусно.
П о к у п а т е л ь н и ц а. Как интересно. Каждый день что-нибудь новое. Позвольте, позвольте, но мне кажется, раньше этих рачков, или планктон, ели киты. Я что-то припоминаю.
З а у р. Сейчас тоже. Только не успевают все съесть, китов же гораздо меньше стало.
П о к у п а т е л ь н и ц а. Я помню, в дни моей молодости, в Баку, кроме осетра, севрюги, лосося и сельди, почти никакой другой рыбы и не продавалось. А сейчас столько новых названий — хек серебристый, сабля, нототения… А вчера я увидела в магазине рыбу, — пожалуйста, извините меня за выражение — под названием простипома. Я сперва подумала, что ошиблась; спросила, - говорят, действительно простипома. Я не решилась купить.
П р о д а в щ и ц а. Простипома — очень хорошая рыба. Изредка бывает. Зря не купили.
П о к у п а т е л ь н и ц а (с достоинством). Извините меня, милая, но я не могу принести домой рыбу под названием простипома, даже если она очень вкусная.
К а с с и р ш а (не громко, но слышно). Все уж такие культурные стали. Сил нет.
П о к у п а т е л ь н и ц а. Я спрашивала, куда же делась осетрина, севрюга, мне говорят: все из-за нефти, которую добывают в море. Сколько, говорят, из-за нее рыбы погибает, ужас! А оставшаяся в живых уходит подальше от наших берегов. Неужели никто не может принять против этого меры! Ведь нефть всегда добывали; я точно помню: раньше во всех хозяйственных лавках продавали керосин! Подумать только, в Баку нельзя в магазине купить лососину! Раньше в любом магазине все прилавки были ею завалены. Икра была. А миног почти никто не покупал, только любители. Неужели нефтяники не понимают, какой они приносят людям вред?
З а у р. Я думаю, не только нефтяники виноваты. (Кивает на штабеля желтых картонных коробок.) А что в этих пакетах?
