Антон Макаренко - Мажор
Гедзь: Странная история!
Собченко: Теперь у нас все истории странные. Вот смотри: мой штанген, эти самые ключи, сколько инструмента у всех пропадает. Откуда у нас столько воров? Откуда набрались, понимаешь?
Романченко (пробегая): Это не коммунары крадут.
Жученко: Вот мудрец тоже, Федя, а кто же крадет?
Романченко: Это черти завелись в коммуне.
Донченко: Вот я тебе уши надеру. Какие черти?
Романченко: Завелись в коммуне. Черти. С рогами и хвостом. Штатив пять сантиметров, а пружина четыре с половиной. Все крадут. Много чертей. Мы вчера с Ванькой одного поймали.
Шведов: И что ты мелешь? Кого вы поймали?
Романченко: Я же сказал тебе: черта, такой, знаешь… (Прикладывает рожки.)
Жученко: А ну, покажи.
Романченко: Э, нет! Это мы в подарок готовим с Ванькой.
Жученко: Кому?
Романченко: Совету командиров, кому же? Вот завтра поднесем. (Показывает, как он будет подносить. Удирает наверх.)
Шведов: Болтает пацан.
Жученко: Нет, здесь что-то есть. Федька — серьезный человек.
Черный (входит): О, целое совещание. Григорьева не видели?
Собченко: Вот еще этот Григорьев, понимаешь ты… А зачем он тебе?
Черный: В коллекторе была прокладка из слюды. Обтачивали коллектор на шлифовальных. Теперь ставим прокладку бокелитовую.
Жученко: А бокелит на шлифовальных плавится.
Черный: Во, прокладку переменили, а того не заметили, что бокелит жару не выдерживает. Ты знаешь, какое вращение на шлифовальных?
Собченко: Ну?
Черный: Вот тебе и «ну». Бокелит расплавится, а снаружи этого не видно. Ставим коллектор на место, все собираем, пробуем мотор — ничего не выходит. А черт его знает, в чем причина? Попробуй догадаться.
Собченко: А кричали все: «Девчата виноваты — обмотка неверная».
Черный: Валили на обмотку. Девчата уже и плакали, бедные.
Жученко: Да, это, брат, действительно. Кто же это наделал?
Черный: Да Григорьев же…
Шведов: Ну будет завтра день, постойте.
Жученко: Действительно, черти в коммуне.
Воргунов медленно спускается с лестницы, задумался.
Зырянский: Вот, может быть, товарищ Воргунов разъяснит?
Воргунов: Чего разъяснять?
Жученко: Говорят, черти в коммуне завелись.
Воргунов: Этого только не хватало.
Жученко: Товарищ Воргунов, вы слышали сказки о штативе и пружине, о бокелитовой прокладке, об автомате, о ласточкином хвосте?
Воргунов: Слышал.
Гедзь: Так отчего это?
Коммунаров прибавляется.
Воргунов: Отчего? Ясно — отчего. Не умеем работать.
Шведов: А вот мы за это возьмемся по-комсомольскому.
Воргунов: Как же это — по-комсомольскому?
Шведов: А вы не знаете?
Воргунов: Да видите ли, я уже сорок лет как в комсомольцах не был.
Блюм: Энтузиазм — вот что нужно!
Жученко: А вы в энтузиазм верите?
Воргунов: Я ни во что не верю. Я могу только знать или не знать.
Собченко: Ну хорошо, так вы энтузиазм знаете?
Воргунов: Это штука для меня трудная. Начнем с маленького. Вот вы рабфаковцы. Значит, геометрию, скажем, знаете?
Голоса: Знаем.
Воргунов: Какая формула площади круга?
Голоса: Пи эр квадрат.
Воргунов: Как можно эту формулу изменить при помощи энтузиазма?
Молчание.
Зырянский: Ну, так это само собой… Энтузиазм не для того, чтобы формулы портить.
Воргунов: Вот человек хорошо сказал. А вот работа нашего завода состоит из одних формул. Куда ни повернись — математика.
Шведов: И для того, чтобы применять математику, нужен энтузиазм.
Воргунов: Посмотрим. Возьмем того портача, который, скажем, проектировал бокелитовую прокладку. Сейчас он обтачивает на шлифовальных. Это без энтузиазма. А не дай Господи, он станет энтузиастом, так он коллектор в горне обжигать будет.
Голоса: Ну…
Воргунов: Да. Ведь тут все дело в знании и честности. Если ты не знаешь свойств бокелита, не смей браться за конструирование бокелитовых деталей. Или посмотри в справочник. Вы понимаете, молодые люди? Это ведь халтура, это мошенничество, портачество. Люди не уважают ни себя, ни математики, ни работы, ничего. Какой энтузиазм может им помочь?
Молчание.
Воргунов: Вот и все. Можно продолжать мой путь?
Собченко: Нет, минуточку. Вот бакинцы выполнили пятилетний план в два с половиной года. Разве это не энтузиазм?
Воргунов: Да нет! Подобрались хорошие, честные, уважающие себя работники. Они всегда одинаковы — и с энтузиазмом и без энтузиазма. А сволочь всегда есть сволочь, и нечего призывать ее к подвигам. Дать стрихнина — и все.
Жученко: А вот вы не правы, так не правы! Нас тогда всех стрихнином потравить нужно было…
Воргунов: Почему… вас?
Жученко (смутился): Да… так. Мы, тоже, знаете… всяко бывало.
Гедзь: Да это же известно, чего там скрывать. Мы, товарищ Воргунов, были, как бы это выразить… не так, чтобы очень честные…
Воргунов: На работе?
Гедзь: Нет, не на работе…
Воргунов: Меня интересует только работа, а если вы там от любви или от голода… ну так это… это другое дело, совсем другое дело… Ну, я плыву дальше… (Он уходит несколько расстроенный и сгорбленный.)
Гедзь: Здорово завернул.
Шведов: Он правильно сказал. Конечно, нужны прежде всего точность и освоение техники.
Клюкин: И энтузиазм!
Шведов: Вот для него как-то места не находится.
Клюкин: Жалко, что я на посту стою. А то я треснул бы тебя прикладом по голове за такие разговоры, хоть ты и секретарь.
Собченко: Давай я за тебя постою, а ты тресни…
Шведов: Постойте, чем неправильно?
Клюкин: А ты понимаешь? Точность ему показали. А раньше он о точности не слышал? И у буржуев есть точность.
Гедзь: Ты точности дай волю… Они с тебя и шкуру стянут по всем правилам математики. Точность у них называется расчетом…
Собченко: А этот дед тоже, видно, такой… буржуазный…
Клюкин: Ты этого деда не знаешь, так и молчи…
Собченко: А что? Почему не знаю?.. Вот он говорит…
Гедзь: Он чудак.
Клюкин: Он чудак только снаружи… и бывает… такое закручивает. А на самом деле он у нас тут первый энтузиаст.
Собченко: О!
Зырянский: Ты тоже, Клюкин, закручиваешь…
Клюкин: А ты смотри. Мы вот с тобой смеемся, а он, смотри, какой черный ходит. Думаешь, отчего это? Он душой болеет…
Собченко: Это еще ничего не значит.
Блюм входит.
Жученко: Соломон Маркович, энтузиазм нужен или не нужен?
Блюм: Ну, это как сказать… Если что-нибудь получить, так почему, пожалуйста, энтузиазм нужен, это хорошее дело… А то другой получит, а ты будешь стоять как из кулька в рогожку. Ну, а если платить, например, так зачем тебе энтузиазм? Если тебе есть чем платить, так с тебя возьмут, не беспокойся, ну, а если тебе нечем платить, так нужно тихонько сидеть и не кричать, для чего тебе этот самый энтузиазм…
Смех.
Шведов: Вот это я понимаю. Ну, а если в работе?
Блюм: И в работе так: когда ты умеешь что-нибудь делать, так пожалуйста… А когда не умеешь, так кому ты нужен с твоим энтузиазмом. Не мешай другому — и все.
Шведов: То же самое.
Блюм: Что, то же самое?
Жученко: И Воргунов так говорит.
Блюм: Ну, так он же образованный человек, потому так и говорит.
Собченко: Соломон Маркович, где вы были целый день?
Блюм: У Соломона Марковича нет письменного стола, так он целый день бегает. А тут еще эту старую столярную на меня набросили.
Гедзь: Соломон Маркович, вы эту столярную скорее разбирайте.
Блюм: Кого разбирать, что вы говорите? Я на ней еще заработаю полмиллиона.
Собченко: Не заработаете, она сгорит раньше.
Блюм: Ну, что вы!
Жученко: Все коммунары говорят, что сгорит. Дня такого нет, чтобы там что-нибудь не загорелось.
