Фридрих Дюрренматт - Ангел приходит в Вавилон
Толпа ведет себя угрожающе.
Голоса. Бросим нищего в реку!
Толпа хочет наброситься на Акки, но полицейский энергичным жестом их останавливает.
Полицейский. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, нищий. Ты знаешь, что у меня есть домик на Ливанской улице, и я мог бы сделать Курруби счастливой. На определенном уровне, конечно. Но сейчас мой долг отдать девушку царю, а твой – этому не мешать. (Вытирает пот.)
Толпа. Да здравствует полиция!
Курруби. Помоги мне, Акки...
Акки. Не могу я тебе помочь, моя девочка. Мы должны проститься. Десять дней мы в лохмотьях бродили по улицам и площадям Вавилона, а по ночам, тихо дыша, ты спала в моем теплом саркофаге, окруженная поэтами. Никогда я так гениально не нищенствовал. Но теперь мы должны расстаться. У меня нет на тебя прав. Я получил тебя случайно, в обмен. На меня упал клочок неба, нить божественной милости, светлая и невесомая, а теперь порыв ветра унесет тебя прочь.
Курруби. Я должна тебя слушаться, мой Акки. Ты взял меня к себе. Ты давал мне есть, когда я бывала голодна, пить, когда меня мучила жажда. Когда я боялась, ты пел мне свои прекрасные песни, бил в ладоши, и даже ноги твои отбивали такт, пока я не начинала плясать. Ты укутывал меня своим пальто, когда я мерзла, и нес меня на своих сильных руках под заревом вечернего неба, когда я уставала. Я люблю тебя, как отца, и буду вспоминать о тебе, как об отце. И я не стану сопротивляться, когда они меня поведут. (Опускает голову.)
Акки. Ступай к царю Навуходоносору, дитя мое.
Поэты. Останься с нами, Курруби, останься со своими поэтами!
Толпа. К Навуходоносору! – К Навуходоносору!
Уводят Курруби направо.
Поэты.
О прекрасное виденье!Ты исчезла. Нам, бродягам,Разойтись по саркофагамОстается в утешенье.
Курруби. Прощай, мой Акки. Прощайте, мои поэты!
Поэты.
Грязь помоев шла нам в пищу,Мы питались хуже нищих,Веря в то, что ангел старыйДеву нам принес в подарок.Тщетно милости мы ждали!Нашу девушку украли.
Толпа (издалека). Курруби! Наша царица Курруби!
Акки мрачно подсаживается к очагу и начинает мешать суп.
Акки. Я ни против ваших элегий, поэты, но вы пережимаете. Вы пишете в стихах, что питаетесь помоями, а сами с аппетитом едите мой суп. Ваше отчаяние не слишком правдоподобно. Хорошо разработанное искусство кулинарии – это единственный благородный человеческий дар, и о нем нельзя говорить в стихах облыжно.
Слева по лестнице спускается худой, высокий, старый человек, на нем парадный черный костюм, в руках чемоданчик.
Парадный. Приветствую тебя, нищий Акки, приветствую!
Акки. Чего тебе надо?
Парадный. Прямо дух захватывает от этой девушки. Голова кружится! Видел с моста, как они ее уводили.
Акки (сердито). Я бы сделал эту девочку лучшей нищенкой мира, а она станет обыкновенной царицей.
Парадный. Это будет дикий, ужасный брак.
Акки (яростно). Царь будет носить Курруби на руках!
Парадный. Покоя там не будет. Не хотел бы я при этом быть. Когда вспомнишь, как царь топтал эту девушку ногами... мне страшно за ее будущее.
Акки. Топтал ногами?
Парадный. На берегу Евфрата.
Акки. Евфрата?
Парадный. Тогда, в то утро.
Акки (вскакивая). Нищий из Ниневии – это и был царь?
Парадный. Да. Я при этом присутствовал. Могу засвидетельствовать. Его величество переоделся нищим.
Акки. Зачем?
Парадный. Чтобы уговорить тебя поступить на государственную службу. И тогда-то ангел и отдал ему девушку. Это был исторический час, знаменательный час.
У Акки от страха на лбу выступает пот. Он его отирает.
Акки. Этот час мог для меня худо кончиться. Опять повезло. (Подозрительно.) А ты кто?
Парадный. Палач.
Поэты исчезают.
Акки. Салют! (Пожимает палачу руку.)
Парадный. Здравствуй.
Акки. Ты в штатском?
Парадный. Нищих я не имею права вешать в мундире. У меня строгие предписания.
Акки. Хочешь мясного супа?
Парадный. Это ловушка? Меня так легко не поймаешь.
Акки (невинно). Ловушка?
Парадный. От Ламашского палача ты ускользнул, так же как и от палача из Киша н от палача Аккадского.
Акки. Это были не царские, а всего лишь княжеские палачи. Я дам себя повесить только царскому палачу. Мне годится только самое лучшее, у меня есть своя гордость... Я хотел оказать тебе честь и предложил мясного супа.
Парадный. Польщен. При моем окладе не очень-то разъешься. Я знаю о супе с мясом только понаслышке.
Акки. Садись. Сюда! Это трон одного давным-давно истлевшего правителя мира.
Парадный (осторожно садится). Скажи честно, это ловушка?
Акки. Конечно, нет.
Парадный. Я человек неподкупный. Каждая попытка меня подкупить отскакивает от меня как от стенки горох, будь то золото, будь то плотское наслаждение. Когда недавно я должен был перевешать одно племя в Мизии, мне предложили целое стадо овец и ослов. Тщетно. Под вечерним солнцем висели тысячи мизян.
Акки. Охотно верю.
Парадный. Пожалуйста, можешь меня испытать.
Акки. А какой смысл?
Парадный. Пожалуйста! Пожалуйста! Больше всего на свете я люблю, когда проверяют мою стойкость.
Акки. Хорошо. Есть для тебя невеста свеженькая, крепкая...
Парадный (гордо). Исключено.
Акки. Мальчик – розовенький, гибкий...
Парадный (сияя). Меня ты не проймешь. Меня не проймешь.
Акки. Шепнуть тебе на ушко, где хранятся мои сокровища в Евфрате?
Парадный. Ничего тебе не поможет. Все равно повешу. (Торжествующе.) Видишь – не зря меня зовут «неподкупный Сиди»!
Акки. За это ты получишь лучший кусок мяса. И суп. (Ударяет поварешкой по котлу.)
Раздается громкий звон. Поэты выскакивают.
Поэты. Звон! Прекрасный звон!
Окружают котел с маленькими мисками в руках.
Акки. Это поэты.
Парадный. Рад, от души рад.
Поэты и Парадный кланяются друг другу. Справа боязливо приближаются Омар и Юсуф, тоже с маленькими мисками в руках.
Акки. Омар – карманник и Юсуф – взломщик, мои соседи, они живут под следующим мостом.
Парадный. Знаю. На той неделе я их повешу.
Справа появляются темные фигуры.
Фигуры (хрипло). Есть хотим! Мы есть хотим!
Акки. Вот вам, воронье, ваша доля. (Бросает им большой кусок мяса, с которым они исчезают.)
Суп разлит, и все начинают есть. Парадный расстелил на коленях красный носовой платок.
Парадный. Превосходный суп. Очень полезно для костей.
Акки. У тебя довольный вид.
Парадный. Так и есть. Так и есть. Мясо очень вкусное. Не еда, а оргия, настоящая оргия. Но ты все равно будешь повешен.
Акки снова наполняет Парадному миску.
Акки. Вот тебе еще одна порция.
Парадный. Объедение. Просто объедение.
Акки. Хочешь бутылочку самого лучшего египетского вина?
(Наливает всем вино.)
Парадный. Алчу я, жажду я! Вакханалия, просто вакханалия! Вот здорово. Настоящий праздник. В сотый раз тебе запрещено нищенствовать, в десятый раз тебя приказано повесить. Я подсчитал. Я необычайно пунктуален в нашей отечественной хронологии. Веду дневник. Мировые империи гибнут, мировые империи возникают. Я все это фиксирую. А люди? Они меняются, приспосабливаются. Меняют профессии, моды, религии, местожительство, обычаи. Без дневника во всем этом запутаешься, как без компаса. Только ты не меняешься. Что бы ни происходило, как бы тебя ни преследовали,- ты остаешься нищим. Почтение, высочайшее тебе почтение!
Все пьют.
Ты стоек, стоек, как архиминистр со своими бесчисленными царскими канцеляриями. Почтение, высочайшее наше ему почтение.
Все пьют.
Он всегда на высоте, как и ты, он правит царями и тайно управляет всем миром при помощи своих чиновников. А третий это я. Высочайшее почтение и мне наконец.
Все пьют.
Я тоже но меняюсь, а остаюсь палачом. Я должен с гордостью крикнуть это небесам! Бюрократы, нищие, палачи – вот троица, которая является тайной опорой мирового порядка.
