Милан Кундера - Жак и его господин
ЖАК (СЕНТ-ОУЭНУ). У нее длинные ноги?
СЕНТ-ОУЭН (тихо, ЖАКУ). Я бы не сказал.
ЖАК. Но при этом красивый большой зад?
СЕНТ-ОУЭН (тихо, ЖАКУ). Плоский.
ЖАК (ГОСПОДИНУ). Вы мечтатель, мой господин, но я люблю вас за это еще больше!
ГОСПОДИН (СЕНТ-ОУЭНУ). А теперь выслушай мое условие. Пока мы будем пить, ты будешь рассказывать мне об Агате. Какая она во время ЭТОГО. Что в этот момент говорит. Как она ЭТО делает. Как вздыхает. Каково с ней делать ЭТО. Будешь мне об этом рассказывать, мы будем пить, а я буду себе все ЭТО представлять...
СЕНТ-ОУЭН молча смотрит на ГОСПОДИНА.
Ну, ты согласен? Отвечай!..
СЕНТ-ОУЭН молчит.
Ну, в чем дело? Ты меня слышишь?
СЕНТ-ОУЭН. Да.
ГОСПОДИН. Ты согласен?
СЕНТ-ОУЭН. Да.
ГОСПОДИН. Тогда почему не пьешь?
СЕНТ-ОУЭН. Смотрю на тебя.
ГОСПОДИН. Вижу.
СЕНТ-ОУЭН. Ты такого же роста, как и я. В темноте мы выглядим одинаково.
ГОСПОДИН. Ты о чем? И почему не начинаешь рассказывать? Я хочу поскорее себе все ЭТО представить! Черт побери, рыцарь! Я больше не могу терпеть! Я должен это слышать!
СЕНТ-ОУЭН. Вы требуете от меня, дружище, описания ночи с Агатой?
ГОСПОДИН. Ты не знаешь, что такое страсть! Разве я требую от тебя слишком многого?
СЕНТ-ОУЭН. Напротив. Слишком малого. Что бы ты сказал, если вместо описания ночи я подарил бы тебе саму ночь?
ГОСПОДИН. Саму ночь? Ночь саму?
СЕНТ-ОУЭН (вынимает два ключа). Маленький — от дома, большой — от комнаты Агаты. Я проделываю это, дорогой друг, уже полгода. Гуляю по улице до тех пор, пока на окне не появится горшок с базиликой, после чего открываю двери, тихонько закрываю, тихонько поднимаюсь наверх, тихонько открываю ее дверь. Перед ее комнатой есть гардеробная, там я раздеваюсь. Ее комнатка уже открыта, и она меня ждет в темноте в своей постели.
ГОСПОДИН. И вы хотите уступить мне свое место?
СЕНТ-ОУЭН. С огромной радостью. Но у меня есть одна просьба.
ГОСПОДИН. Ну, какая?
СЕНТ-ОУЭН. Я могу?..
ГОСПОДИН. Само собой, я желаю лишь одного — доставить вам радость.
СЭНТ-ОУЭН. Вы самый лучший друг на свете.
ГОСПОДИН. Не хуже, чем вы. Так что я должен сделать?
СЕНТ-ОУЭН. Я бы хотел, чтобы вы у нее остались до утра. А утром я бы пришел как ни в чем не бывало и застукал вас!
ГОСПОДИН (разражается стыдливым смехом). О, чудесно! Но не чересчур ли это жестоко?
СЕНТ-ОУЭН. Это не будет выглядеть жестоко. Скорее — весело. Я бы перед тем в гардеробной разделся и застукал бы вас...
ГОСПОДИН. Голый! У, да вы развратник! Но можно ли это вообще осуществить? У нас ведь только одни ключи...
СЕНТ-ОУЭН. Мы войдем в дом одновременно. Вместе разденемся в гардеробной и вы пойдете к ней. А когда вам захочется, дадите мне знать — и я к вам присоединюсь!
ГОСПОДИН. О, это чудесно! Это божественно!
СЕНТ-ОУЭН. Так вы согласны?
ГОСПОДИН. Само собой! Но...
СЕНТ-ОУЭН. Но?
ГОСПОДИН. Но, знаете... нет, нет, полностью согласен... Но, знаете, в первый раз, поскольку это в первый раз, может, мне бы лучше самому... а потом, в следующий раз, мы могли бы...
СЕНТ-ОУЭН. Вижу, вы собираетесь нам мстить неоднократно.
ГОСПОДИН. Но раз уж эта месть так сладка...
СЕНТ-ОУЭН. Сладка.
Показывает ГОСПОДИНУ назад, где лежит АГАТА. ГОСПОДИН зачарованно идет к ней, АГАТА протягивает к нему руки.
Осторожно, тише, весь дом спит!
ГОСПОДИН ложится к АГАТЕ, она обнимает его.
ГОСПОДИН. Желаю вам этого, но мне за вас страшно.
СЕНТ-ОУЭН (с подиума вниз ЖАКУ). Милый человек, по всем правилам слуге следует радоваться, когда его господина оставляют в дураках.
ЖАК. Мой господин — добрый человек и прислушивается ко мне. И мне не нравится, когда другие господа, к тому же совсем не добрые, таскают его за нос.
СЕНТ-ОУЭН. Твой господин глупец и заслужил удел глупца.
ЖАК. Возможно, мой господин в некотором смысле и глуп. Но за его глупостью легко различить приветливую мудрость, которую едва ли отыщешь за вашей хитростью.
СЕНТ-ОУЭН. Слуга, влюбленный в своего господина! Так смотри же в оба, чем для твоего господина закончится эта история!
ЖАК. Пока ему хорошо — и я желаю, чтобы это продлилось!
СЕНТ-ОУЭН. Подожди!
ЖАК. Я говорю, что пока ему хорошо — и этого достаточно. Зачем желать большего, если нам “иногда пока хорошо”?
СЕНТ-ОУЭН. Он дорого заплатит за эту счастливую минутку!
ЖАК. А если сейчас ему так хорошо, что никакие неприятности, которые вы ему уготовили, уже не перевесят этого?
СЕНТ-ОУЭН. Заткнись, слуга! Если бы мне было суждено подарить этому идиоту больше счастья, чем печали, я бы не шутя вогнал этот нож в себя. (Кричит назад, за сцену). Эй! Быстрее! Уже утро!
3-я сцена.
Слышен шум и крик. К месту, где лежат, обнявшись, ГОСПОДИН и АГАТА, сбегаются люди; среди них ОТЕЦ и МАТЬ в ночных рубахах и полицейский КОМИССАР.
КОМИССАР. Тише, дамы и господа. Факт налицо. Этот господин официально застигнут при, так сказать, самом непосредственном действии. Насколько мне известно, этот господин — дворянин и порядочный человек. Поэтому надеюсь, что он по собственной воле отречется от своего проступка и нам не придется применять закон.
ЖАК. Ах Боже, господин, они вас уже поймали.
ОТЕЦ АГАТЫ (насильно удерживает МАТЬ, которая набрасывается на дочь). Оставь ее, все ведь закончится хорошо...
МАТЬ АГАТЫ (ГОСПОДИНУ). Фу, фу, фу, выглядели таким порядочным, а на самом деле...
КОМИССАР (ГОСПОДИНУ, который уже поднялся). Пройдемте, Господин.
ГОСПОДИН. Куда вы меня собираетесь вести?
КОМИССАР (уводит ГОСПОДИНА). В тюрьму.
ЖАК (ошеломлен). В тюрьму?
ГОСПОДИН (ЖАКУ). В тюрьму, Жакобушка...
КОМИССАР удаляется, люди вокруг рассеиваются, ГОСПОДИН стоит один на подиуме, к нему подбегает СЕНТ-ОУЭН.
СЕНТ-ОУЭН. Дружище, дружище, это ужасно! Вы в тюрьме! Ах, как это могло случиться! Я был у Агаты, но они не захотели со мной даже говорить, — ведь они знают, что вы мой друг, — они кричали, что я — причина их несчастий. Агата чуть не выцарапала мне глаза, — надеюсь, вы ее понимаете...
ГОСПОДИН. Только вы можете спасти меня из этой ужасной ситуации.
СЕНТ-ОУЭН. Как?
ГОСПОДИН. Достаточно было бы рассказать, как все обстояло на самом деле.
СЕНТ-ОУЭН. Да, я пригрозил этим Агате. Но исполнить угрозу не смог. Представьте, в каком нравственном свете это бы нас обоих выставило... Да и все равно вы сами виноваты!
ГОСПОДИН. Я виноват!?
СЕНТ-ОУЭН. Да, вы! Если бы вы согласились с моей маленькой прихотью, то Агату застигли с двумя мужчинами и все бы закончилось только насмешками. Но вы были так эгоистичны, дружище! Вы захотели насладиться в одиночку!
ГОСПОДИН. Рыцарь!
СЕНТ-ОУЭН. Это правда, дружище. Вы платите за свой эгоизм.
ГОСПОДИН (с упреком). Мой друг!
СЕНТ-ОУЭН быстро разворачивается и уходит со сцены.
ЖАК (кричит ГОСПОДИНУ). Черт подери, когда вы перестанете называть его другом! Всем уже давно ясно, что этот парень подстроил вам западню и сдал вас, и только вы один ничего не видите! Ведь все будут потешаться надо мной, до чего у меня глупый хозяин!
4-я сцена.
ГОСПОДИН (поворачивается к ЖАКУ и во время последующего диалога спускается вниз с подиума). Если бы только глупый, Жакобушка. Но прежде всего — несчастный, а это гораздо хуже. Из тюрьмы меня, конечно, выпустили, но я вынужден был возместить ущерб за опороченную честь...
ЖАК. Все могло закончиться еще хуже, мой господин... Вообразите, ведь эта женщина могла быть беременна.
ГОСПОДИН. Ты угадал.
ЖАК. Что?!
ГОСПОДИН. Да.
Последующий диалог исполнен подлинной печали и лишен какого бы то ни было комедиантства.
ЖАК. Она была?..
ГОСПОДИН кивает, ЖАК обнимает его.
Мой господин, мой дорогой маленький господин. Теперь-то я знаю, что такое наихудший конец истории.
ГОСПОДИН. Я должен был оплатить не только поруганную честь той шлюхи, но и ее шестинедельное пособие, а кроме того, заплатить за содержание и воспитание какого-то выродка, как две капли воды похожего на моего друга, рыцаря Сент-Оуэна.
ЖАК. Теперь-то я знаю. Наихудший конец любой человеческой истории — это выродок. Точка печали в конце приключения. Клякса в конце любви. Сколько ему уже исполнилось?
ГОСПОДИН. Десять. И держали его все это время в деревне. Во время нашего путешествия хочу сделать там остановку, чтобы в последний раз заплатить за него и отдать балбеса в учение.
ЖАК. Помните, когда в начале нашей истории у меня спросили (жест в публику), куда мы идем, я им сказал:” Разве человек знает, куда идет? “ А ведь вы тогда точно знали, куда мы идем, мой маленький и печальный Господин.
