Иван Горбунов - На празднике

Иван Федорович Горбунов

На празднике

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Кондратий Ильич, достаточный крестьянин.

Слезкин, Васька Рогов, Степка, фабричные.

Девушка и парни.

Трофим, крестьянин.

Мавра, его жена.

Действие происходит в селе, в день храмового праздника.

Слобода; направо от жителей кабак; в глубине раскинуты палатки.

ЯВЛЕНИЕ I

КОНДРАТИЙ ИЛЬИЧ идет слева, СЛЕЗКИН выходят из кабака.

Слезкин.

Кондратий Ильич! Теперича я все порядки справил как должно. Как, значит, от обедни пришел, в радости дождамшись, разговелся – спать лег, а теперича я гулять вышел. Все, как следовает!..

Кондратий Ильич.

У обедни-то ты был: а слышал ли, как батюшка проповедь сказывал?

Слезкин.

Слышал, братец мой! Великий ноне праздник, и нет его больше!.. Оченно мне это чувствительно!

Кондратий Ильич.

Великий праздник!..

Слезкин.

Великий! (Молчание). Как, братец мой, там теперича на небе… что, например?.. Премудрость это, Кондратий Ильич! Странник это у нас с книжкой ходил, сказывал: «Всякая, говорит, теперича, звезда означает… и все, говорит, я это понимать могу».

Кондратий Ильич.

Не понять нам грешным этого.

Слезкин.

Потому все мы – грешники. Верно твое слово.

Кондратий Ильич.

Странник твой, може, и так болтал, зря. Много их даром по белу свету ходят, нас, темных людей, обманывают.

Слезкин.

Много, братец мой! Потому нашего брата обмануть оченно способно, а, особливо ежели выпимши.

Кондратий Ильич.

Другой прельщением норовит тебя…

Слезкин.

Всякого народу бывает. А странник этот теперича, за свои дела за хорошие, в остроге сидит.

Кондратий Ильич.

Ишь ты!

Слезкин.

В остроге, братец мой, потому больно плут. Не плошь Васьки… такой же разбойник. Они с Васькой благоприятели были, баб все портили.

Кондратий Ильич.

Бог с ими, друг сердечный.

Слезкин.

Главная причина – не осуди человека. Так ли я говорю? Ежели человек супроти тебя что сделал – обидел, значит… ну, и кончено! Дай Бог всякому!.. Что нам делить? Нам делить нечего! Ты мне теперича скажи… Кондратий Ильич, скажи ты мне: Слезкин! наслежу я следов – ходи по ним… а я ходить буду. Так я это и понимаю. Ежели теперича я выпимши…

Кондратий Ильич.

Пей, да ума не пропей.

Слезкин.

Зачем, братец мой! Я самую малость… шкалик!.. И слава те Господи, с меня и будет.

Кондратий Ильич.

Знаем мы вашу малость-то! С утра до вечера в кабаке сидите.

Слезкин.

Для Петрова-дни! Без этого уже невозможно. Земляки пришли… фабричные… ну, и, значит, с праздником честь имеем поздравить! Порядок! Вишь, народ идет хороводы водить.

Кондратий Ильич.

Ко дворам пора (идет).

Слезкин.

Кондратий Ильич, не побрезгуй, пойдем – поднесу.

Кондратий Ильич.

Ну те к Богу!

Слезкин.

Один стаканчик!.. За премудрость за твою…

Кондратий Ильич.

Нету, друг сердечный, не стану.

Слезкин.

Для праздника!

(Кондратий Ильич уходит).

ЯВЛЕНИЕ II

Слезкин (один).

Ну, я, значит, сам по себе пойду. (Запевает).

   Несчастная наша доля:   Никто, никто не любит!   Полюбила молодчика…

Васька (подхватывает).

С Полянки дворянка.

ЯВЛЕНИЕ III

ВАСЬКА РОГОВ, СТЕПКА, девушки и парни.

Васька.

Становись, девки, давай хороводы водить.

Слезкин.

Господам фабричным… почтение!

Васька.

С пальцем девять! Ты что ж оттеда ушел?

Слезкин.

Так, братец мой, грустно! С Кондратьем Ильичем, хошь бы насчет делов, говорили… Ты, говорит…

Васька.

Надо полагать, ребята, этот Кондратий Ильин – мужик фальшивый.

Степка.

Подхалим!

Слезкин.

Нет, братцы, мужик важный Кондратий Ильич! Ежели теперича, когда придешь к ему, сейчас тебе житие прочитает, али так что от божества скажет. Мужик он оченно умный.

Васька.

Сказывают, у его денег залежных много. Вот, ребята, кабы нашему брату теперича деньги – не стали бы мы так-то трепаться, задали бы форсу! Я бы сей трактир снял, али бы…

Степка.

Привычку надо по этой части.

Васька.

Я, брат, все степени произошел! В каких я мастерствах не находился, в какой я должности не жил! Это нам ничего!.. Женился бы на купчихе.

Степка.

На купчихе жениться важно!

Васька.

На что лучше!

Слезкин.

А нам хоть бы на мещаночке Бог привел. Есть в Москве эдакие, которые, значит, по мастерству по какому…

Васька.

Хошь, я тебе твою фортуну сделаю – женю тебя? Ундерову дочь возьмешь? (Все смеются). Вот, братцы, сказывал я вам, аль нет? Чудно уж оченно! Так, голова, как вздумается мне это когда, просто, сейчас умереть – смех!.. Жил насупротив нашей фабрики ундер. Только раз, в воскресенье, вышел я за ворота, гляжу – у его под окошком сидит дамочка и смотрит на меня. Я у ворот-то и сел. Часу так в десятом, гляжу, эта самая дамочка машет мне платочком. Вот я к окошку-то и подшел. Погода, говорит, оченно прекрасная… гулять вышли? – Так точно, говорю, потому теперича гулять оченно вольготно. – Вышла бы, говорит, и я, да компанию мне водить не с кем. – Пожалуйте, говорю, с нами – мы вам обиды никакой не сделаем. – Нельзя, говорит, этого, потому тятенька увидит. Вы по какой части? – Так и так говорю: у своего хозяина в плюмянниках живем… Слышь?.. (Все смеются).

Слезкин.

Уж такова проходимца, как Васька Рогов, не найдешь!

Васька.

А вы, говорю, по какой? – Я, говорит, при своем тятеньке живу, потому, как мой тятенька ундер. А коли вы желаете, чтобы промежду нас знакомство было – завсегда к нам пожалуйте. Завели мы с ей это знакомство…

Степка.

Пондравилась!

Васька.

Какое к черту пондравилась! Блажь одна! Только я раз к окошку-то к ей подшел, а ундер-то оттеда – пожалуйте, говорит, в горницу.

Слезкин.

Значит, бока наминать?

Васька.

Никто Ваське Рогову боков не намнет.

Слезкин.

Смирный, должно, ундер-то. А то есть, попадаются из ихнего брата… беда!.. замучает!..

Степка.

Бывал, знать, ты у них в переделе-то?

Слезкин.

Трафилось! За мещанку за одну.

Васька.

Вошел к им. Краля-то моя сидит, на гитаре разыгрывает. Ундер сейчас сладкой водки поставил, по рюмочке чкнули… Нам, говорит, оченно приятно, ежели вы с нами канпанию имеете. Наслышан, говорит, я от дочки, так как вы у своего хозяина в плюмянниках живете… – Так точно, говорю. – Коли ежели, говорит, вам моя дочка не противна, я с ея воли не сымаю.

Одна из девушек.

Ах, ты пес экой!

Васька.

Вы погоди, постой, что было. Вот сейчас, нарядилась она в шелковое платье, шляпку надела, в правую ручку зонтик взяла, – гулять мы с ней пошли. Оченно уж она мне в те поры пондравилась, хоть сейчас жениться. Ну уж мы эвту политику московскую знаем… Пожалуйте, говорю, в трактир. – Вы, говорит, как обо мне понимаете? Я, говорит, не то что, к примеру, какая… Я, говорит, со всяким могу разговор иметь, никого не острамлю. – Нам, говорю, это оченно лестно, по той причине, что нам такую и требуется. – Я, говорит, с любым офицером потрафлю, как что должно, потому я всему этому обучена; я бы, говорит, может, на разные языки умела, да тятенька не пожелал. – Так в трактир и не пошла. Ну, вот, голова, целое лето я к им ходил; опричь жениха мне и званья не было: жених да жених; рублев сорок денег я у ундера-то забрал; поддевку он мне новую сшил, да она мне кошелек бисерный подарила; а уж что мы с этим ундером сладкой водки выпили!.. Она, бывало, романцы поет, а мы пьем да про войну разговариваем. Пошел я тогда на Покров в деревню – всю эту канитель-то и бросил.

Одна девушка.

А как же краля-то твоя?

Васька.

Черт ее возьми, много их! Плакала после, сказывали…

Девушка.

Плакала! Сам, гляди, около ее коровой ревел. Плакала!.. Должно, и в правду тебе ундер бока-то намял.

Васька.

Сказал бы я тебе одно словечко, да уж так… для праздника словно бы нехорошо…

Девушка.