Мигель де Сервантес - Два болтуна

Мигель де Сервантес

ДВА БОЛТУНА

Лица:

С а р м ь е н т о.

П р о к у р а д о р.[1]

Р о л ь д а н.

Б е а т р и с, жена Сармьенто.

И н е с, горничная.

А л ь г у а с и л.

П и с ь м о в о д и т е л ь.

С ы щ и к.

Сцена первая

Улица.

Входят прокурадор, Сармьенто и Рольдан (дурно одетый, в кожаной куртке, коротких штанах, со шпагой).

С а р м ь е н т о. Вот, сеньор прокурадор, двести дукатов! Даю вам слово, что я заплатил бы и четыреста, если б рана была шире.

П р о к у р а д о р. Вы нанесли ее как кавалер и как христианин заплатили. Я беру деньги и очень доволен, что я с барышом, а он с лекарством.

Р о л ь д а н. Кавалер! Вы прокурадор?

П р о к у р а д о р. Да. Что вам угодно?

Р о л ь д а н. Что это за деньги?

П р о к у р а д о р. Я получил их от этого кавалера, чтобы заплатить моему клиенту, которому он нанес рану в двенадцать линий.

Р о л ь д а н. А много ли денег?

П р о к у р а д о р. Двести дукатов.

Р о л ь д а н. Ну, ступайте с богом!

П р о к у р а д о р. Счастливо оставаться. (Уходит.)

Р о л ь д а н. Кавалер!

С а р м ь е н т о. Вы это мне, благородный человек?

Р о л ь д а н. Да, вам.

С а р м ь е н т о. Что вам угодно? (Снимает шляпу.)

Р о л ь д а н. Наденьте шляпу, иначе слова от меня не услышите.

С а р м ь е н т о. Я надел.

Р о л ь д а н. Сеньор мой, я бедный идальго; однако я видал себя в чести. Я в нужде. Я слышал, что вы дали двести дукатов человеку, которому нанесли рану; если вам подобное занятие доставляет удовольствие, я готов получить рану куда вам угодно. Я вам сделаю пятьдесят дукатов уступки против других.

С а р м ь е н т о. Если б я не был так расстроен теперь, ведь я должен бы был расхохотаться. Да вы не шутя это говорите? Послушайте! Вы думаете, что раны наносятся так, без причины и кому ни попало, а не тому, кто этого заслуживает?

Р о л ь д а н. Однако кто же больше заслуживает, как не нужда? Разве не говорят: нужда смотрит анафемой? Так разве не лучше иметь рану, чем физиономию анафемы?

С а р м ь е н т о. Вы, должно быть, не очень начитаны. Латинская пословица говорит: necessitas caret lege, это значит: нужда закона не знает.

Р о л ь д а н. Вы изволили очень хорошо сказать, потому что закон изобретен для спокойствия, и разум есть душа закона. У кого есть душа, у того есть и душевные способности; душевных способностей три: память, воля и рассудок. Вы имеете очень хороший рассудок; рассудок сейчас видно по физиономии; у вас физиономия искаженная от соединенного влияния Юпитера и Сатурна[2], хотя Венера находилась в квадрате и в восхождении по восходящей линии по вашему гороскопу.

С а р м ь е н т о. И черт меня занес сюда! Этого только еще недоставало; двести дукатов за рану заплатил, да еще…

Р о л ь д а н. «Рану», изволите говорить? Очень хорошо. Рану нанес Каин своему брату Авелю, хотя тогда и ножей еще не было; рану нанес Александр Великий царице Пантасилее, когда взял хорошо укрепленную Саморру[3]; точно так же и Юлий Цезарь — графу дон Педро Ансуресу во время игры в кости. Нужно вам знать, что раны наносятся двумя способами: есть предательство и есть вероломство; предательство против короля, а вероломство против равных: оно бывает и в оружии, — и если я пользуюсь преимуществом, потому что, говорит Карранса в своей философии шпаги и Теренций в заговоре Катилины…

С а р м ь е н т о. Убирайтесь к черту! Вы меня с ума сведете! Что вы мне за чушь несете!

Р о л ь д а н. «Чушь», вы изволили сказать? Это очень хорошо, потому что чушь, хвастовство, фанфаронады по-испански называются бернардинами[4]. Одна женщина, которую звали Бернардиной, принуждена была сделаться монашенкой святого Бернарда; а вот если бы ее звали Франсиской, так она не могла бы этого сделать; в Франсисках четыре еф. Fe — есть одна из букв азбуки; букв в азбуке двадцать три. Букву ка мы чаще употребляем в младенчестве, — стоит только повторить ее, сказать в два приема. В два приема хорошо пить и вино; в вине много великих достоинств; но не надо пить его натощак, а также и разбавленное водой, потому что тонкие частицы воды проникают сквозь поры и поднимаются в мозг; таким образом…

С а р м ь е н т о. Остановитесь, вы меня уморили! Точно дьявол сидит у вас в языке.

Р о л ь д а н. Вы изволили сказать: «в языке»? Это очень хорошо. Язык до Рима доводит. Я был в Риме и в Манче, в Трансильвании и в городе Монтальване. Монтальван был крепостью, в которой был Рейнальд; Рейнальд был один из двенадцати пэров Франции и из тех, которые кушали с императором Карлом Великим за круглым столом. Потому он круглый, что был не четверо— и не осьмиугольный. В Вальядолиде есть маленькая площадь, которая называется Осьмушкой. Осьмушка есть половина четверти, или кварты. Кварта состоит из четырех мараведи. В старину мараведи стоил столько же, сколько теперь эскудо; эскудо два рода: есть эскудо терпения и эскудо…

С а р м ь е н т о. Господи, помоги мне перенести все это! Постойте, я совсем потерялся.

Р о л ь д а н. «Потерялся», вы изволили сказать? Это очень хорошо. Потерять — это не то, что найти. Есть семь родов разных потерь: можно потерять в игре, то есть проиграть, потерять состояние, положение, потерять честь, потерять рассудок, потерять по небрежности перстень или платок, потерять…

С а р м ь е н т о. Довольно, черт вас подери!

Р о л ь д а н. Вы изволили сказать: «черт»? Это очень хорошо. Потому что черт искушает нас разными соблазнами, главнейшим образом посредством мяса. Мясное — это не рыбное. Рыба флегматична, а флегматики не холерики. Человек составлен из четырех элементов: из желчи, крови, флегмы и меланхолии. Меланхолия — это не веселость, потому что веселость зависит от того, есть ли у человека деньги. Деньги делают людей людьми. Люди не скоты… скоты пасутся на траве, и, наконец…

С а р м ь е н т о. И, наконец, вы сведете меня с ума; вы можете это сделать. Но я умоляю вас, выслушайте, хоть из учтивости, одно слово, и чтоб от вас ни слова, ни звука, иначе я тут же умру на месте.

Р о л ь д а н. Что вам угодно?

С а р м ь е н т о. Сеньор мой! У меня есть жена, и, по грехам моим, величайшая болтунья, каких еще не бывало с тех пор, как женщины существуют на свете. Она так болтает, что уж я несколько раз ощущал в себе решимость убить ее за разговоры, так же, как других убивают за дурные дела. Искал я средств, но ни одно не помогает. Теперь мне пришло на мысль, что если я возьму вас с собой домой и потолкуете вы с ней шесть дней кряду, то окажется она перед вами, как новичок перед человеком бывалым. Пойдемте со мной, умоляю вас; я скажу, что вы мне двоюродный брат, и под этим предлогом вы будете приняты в моем доме.

Р о л ь д а н. Вы изволили сказать: «двоюродный»? Это очень хорошо. Мы все сродни, и всё одно другому сродни; сродни прима секунде на гитаре; на гитаре пять струн, а ниществующих монашеских орденов четыре. В четырех есть недостача до пяти. В древности был обязан драться с пятерыми тот, кто вызывал на поединок всех, как это было с дон Дьего Ордоньесом и с сыновьями Арьяса Гонсало, когда король дон Санчо[5]…

С а р м ь е н т о. Ради бога, перестаньте! Пойдемте ко мне, там договорите остальное.

Р о л ь д а н. Идите вперед! Я берусь, что через два часа ваша жена будет нема, как камень; потому что камень…

С а р м ь е н т о. Я не хочу слова слышать.

Р о л ь д а н. Идите! Я вылечу вашу жену.

Уходят.

Сцена вторая

Комната в доме Сармьенто.

Входят донья Беатрис и Инес.

Б е а т р и с. Инес, эй, Инес! Долго ль мне звать? Инес, Инес!

И н е с. Слышу, сеньора, сеньора, сеньора!

Б е а т р и с. Бездельница, дерзкая! Как смеете вы отвечать таким образом? Разве вы не знаете, что скромность есть первое украшение женщины?

И н е с. Вашей милости разговаривать хочется, а не об чем, вот вы и кличете меня двести раз.

Б е а т р и с. Бесстыдная! Двести раз уж очень много; пожалуй, можно сказать и двести тысяч раз, — только нолей прибавить: ноли ведь сами по себе ничего не значат.

И н е с. Сеньора, уж это я слышала; скажите, что мне делать, а то мы только прозу сочиняем.

Б е а т р и с. А проза эта в том состоит, чтобы накрывать стол, кушать вашему господину. Вы знаете, что он приходит сердитый; а когда муж сердит, то это бывает причиной, что поднимается палка и, начиная с прислуги, доходит она и до хозяйки.

И н е с. Если больше ничего, как только стол накрывать, так я лечу. (Уходит.)

Входят Сармьенто и Рольдан.

С а р м ь е н т о. Эй! Или никого в доме нет? Донья Беатрис!

Б е а т р и с. Я здесь, сеньор. Зачем вы так кричите?

С а р м ь е н т о. Вот я привел гостя, кавалера, — он солдат и мой родственник; я пригласил его обедать. Ласкайте и ублажайте его хорошенько. Он ищет службы в столице.