Николай Погодин - Мой друг
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Николай Погодин - Мой друг краткое содержание
Мой друг читать онлайн бесплатно
Николай Погодин
Мой друг
Представление в трех действиях с эпилогомДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Григорий Гай — начальник строительства.
Руководящее лицо — представитель высшего хозяйственного руководства.
Елкин — партийный работник из молодых.
Белковский, Монаенков, Максим — помощники Гая.
Ладыгин — инженер, немного старомоден.
Пеппер — жена Гая, участница строительства.
Кондаков — смирный и недалекий, пытающийся быть смелым и «далеким».
Андрон — представитель подлинных кадров класса.
Ксения Ионовна — секретарь Гая.
Наташа — чертежница со знаниями.
Тетя Соня — мастер, отнюдь не мужеподобна.
Иван Граммофонов со своей бригадой — теплые ребята, требующие руководства, глаза.
Лида с бригадой — работницы.
Брюнетка, Рыжеволосая, Пожилая, Плачущая — жены разных работников, несколько эксцентричны в переживаниях своих горестей.
Пять хозяйственников — большие люди хозяйственного фронта
Зуб — старинный служитель канцелярии.
Мистер Генри — директор американских заводов.
Служащий парохода.
Неизвестный в странной военной форме.
Серафима — жена Андрона.
Врач, сиделки, рабочие.
Вася.
Старший плотник.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
Иностранный пароход. Директор советских заводов Григорий Гай и директор американских заводов мистер Генри.
Генри. Этот человек сам себе завидует… Вы слышите, этот человек сам себе завидует! И — не завидует мне… Я бы хотел посмотреть на тебя через лупу. Он даже декламирует о своей родине, которая похожа на беременную корову. Большевики, оказывается, умеют декламировать. Скоро они будут составлять мировую поэзию… Послушайте, дайте мне выпить шампанского! Я очень боюсь: когда большевики будут составлять мировую поэзию, мне уже не дадут шампанского… Тяжелая американская шутка! Вы тоже четырнадцать лет шутите, и от ваших шуток колики стоят в желудке земли. Слушай, Гарри, Григо… Григо… Григорий, я не удивляюсь, что ты большевик. Мы с тобой были два эмигранта из двух городов. Выгнал меня Лондон. Петербург тебя выгнал. У нас была виселица. Не удивляюсь. (Подали вино.) Пролетарии… Бунтовщики… Смешно! Слава богу, что мы уже не пролетарии. Мне неважно, что ты большевик. Я понимаю: революция, Маркс, социализм… Но ты же ведь миллионер, ты президент колоссальных предприятий, ты распоряжался у нас миллионами долларов, ты босс, хозяин, и я тебя люблю.
Около ходит неизвестный в странной военной форме. Послушал. Ушел.
Но не надо быть дураком. Ты меня приводишь в бессонницу. Он сам сдал колоссальные заказы. Не удивляюсь. Он насобжулил на четыре миллиона. Не удивляюсь. Почему эти четыре миллиона не должны лежать в твоем кармане? Скажи своей жене, что директор «Говард-компани», тоже бывший рабочий, тоже социалист и марксист, удивляется… Мы не перевариваем вас только за то, что вы закрываете свой карман. Вы говорите, что вы материалисты. Вы врете! Вы идеалисты. Высший материализм-мой карман. Я начинаю делаться страстным…
Опять появился неизвестный.
Чего вы ищете? Монету? Она не брошена. Здесь говорят деловые люди. Гут-найт! (Гаю.) Я становлюсь актером. Я разыгрываю греческое представление о жизни двух директоров, двух президентов промышленности, двух факелов, которые греют головы и желудки людей. Ты талантлив, и я талантлив. Живописная картина! Рембрандт! Представьте себе синие автобусы…
Гай. Я ездил на них. Это старые похоронные кобылы, а не машины.
Генри. Это мои кобылы. Я представитель общества синих кобыл, моих синих автобусов. Ты делаешь дела со всем миром. Я делаю дела со всем миром. Зачем мне синие клячи? Это шутка моего кармана. На наших заводах занято сто двадцать тысяч рабочих. В один из дней мне приходит в голову уволить пять тысяч. Шутка! Нажим кнопки, фраза секретарю: «Не пора ли нам проветрить мастерские от большевиков?» — и ты сейчас увидишь, как можно заработать даже на слове «большевик». Пять тысяч человек уезжают от нас искать дела и хлеба. Но мы же с тобой статистики. Уезжают их жены, их дети, их старики и чемоданы на моих синих автобусах… Ты уже понял меня? Ага! А мы по всем штатам Америки в ее газетах даем объявление, большое веселое объявление, что «Говард-компани» требуются рабочие всех специальностей. Тогда рабочие всех специальностей едут в наш город. Они едут на наших синих автобусах в наш город. Ибо только на синих автобусах можно получить прямой и дешевый билет в наш город. Они едут тысячами, десятками тысяч, днем и ночью на моих синих автобусах… Их приезжает сто тысяч. И девяносто пять тысяч отправляют обратно. Сколько долларов, ты думаешь, даст мне каждая такая операция?
Гай. Завидую, но не знаю.
Генри. Я получаю полмиллиона долларов за три таких операции в год. Учись! Ты еще молодой. У тебя социалистическое предприятие. Не удивляюсь. У вас Днепрострой. Не удивляюсь. Но научитесь вы по-деловому управлять социалистическими предприятиями, как управляет Генри, директор «Говард-компани», твой друг, поставщик и коллега.
Гай. Да… Надо запомнить твой метод, надо предложить использовать твои способы советскому правительству.
Генри. И опять ты наивен! Зачем об этом говорить вашему правительству? Ваш президент тоже захочет иметь свои автобусы в Москве, а потом в провинции. Он тоже захочет зарабатывать. Ты сам учись управлять своими социалистическими предприятиями. Прекрати разговоры, что ты завидуешь себе! Нажим кнопки — и полмиллиона долларов, миллион золотых рублей. Я теперь у тебя спрашиваю: ты завидуешь себе или мне?
Гай. Конечно, тебе. Куда нам до вас! Я ошеломлен… Я запишу все это. Вот так надо управлять социалистическими предприятиями.
Генри. Я устал… то есть я нынче откровенен… Этот военный — он тоже русский — свел меня с женщиной, у которой бедра… Ты подожди, он сделает тебе тоже бедра. Посиди. Запиши мои мысли. Не будь дураком… Я ушел. Я перед бедрами был с тобой откровенен. (Уходит.)
Музыка.
Гай (рассматривает бумаги в портфеле). А, вот она… Генри, нежный друг, чтоб тебя черти побрали! (Читает.) «На добрую память моему другу». (Рвет фото.) Нигде мне не бывает так трудно, как в Америке; знаю я их насквозь сериями и поодиночке. А волны, как сугробы в Сибири. Далеко до Советского Союза… (Поет.)
Однозвучно гремит колокольчик.И дорога пылится слегка,И уныло по ровному полюРазливается…
Мои ребята в Гамбурге сидят, торгуются. Надо им телеграфировать, чтобы приехали в порт. Жену надо известить… Кругом соскучился! А у меня теперь, по всей арифметике, должен сын родиться. (Мысленно считает.) Ну да… А ежели не сын, а какая-нибудь Майя?.. Сойдет и Майя.
…песнь ямщика.Сколько грусти в той песне унылой,Сколько чувства…
(Собирается писать.) Девчонка тоже ничего… Расти долго будет. Мальчики как-то скорей растут. (Пишет.) «Гамбург. Штрассе… штрассе». Так… «Подготовьте информации о состоянии наших заказов…»
Перед Гаем стоит служащий парохода.
Гай. Йес?
Служащий. Радиограмма.
Гай. Йес. (Принял радиограмму, дописал свои, сдал, оплатил.)
Служащий поклонился, ушел.
Фу ты, какая пошла у нас исполнительность! Даже на океане директора информируют, а то по месяцу ответа ждал. (Вскрыл депешу, читает раз, другой и третий.) Максим… (Подумал.)Сняли… (Читает.) «Третьего дня тебя сняли. Собран материал. Готовься. Максим». Вот тебе и раз! Это у нас бывает. Уезжают начальниками, а приезжают свободными гражданами. Надо полагать, друзья у меня завелись. Какая-нибудь сволочь орудовала… Грустно все это… нехорошо…
Около Гая стоит неизвестный.
Неизвестный. Смею спросить — соотечественник?.. Впрочем, что ж спрашивать! Я слыхал, как вы задушевно пели нашу далекую песенку и как с русской нежностью сказали: «Далеко до Советского Союза…» Вам грустно? У нас с вами нет ни дам, ни гидов, мы — листья осенние, которых гонит сквозной ветер по планете. Я полгода не слыхал русской речи, я полгода не видал русских глаз.