Ярослава Пулинович - Как я стал…

Ярослава Пулинович

Как я стал…

Действующие лица

Саша, 24 года,

Маша, 29 лет,

Майя, 19 лет,

Арина Аркадьевна – мама Маши, 54 года.

1

Из дневника Саши:

Был день города. Рабочие построили в центре большую сцену, чтобы на ней толстые девочки «Калинку-малинку» плясали и хор пенсионерок «Катюшу» пел. День города прошел. А сцена осталась. Забыли разобрать. Я попросил у бабушки денег, купил пива и два пакета еды. Еще чипсов всяких. Позвал Майку, подругу ее Танюху, позвонил Морозову. Собственно, все из-за Майки. Чтобы ей было весело. Сначала сидели у Морозова на квартире, потом пошли гулять… Ну и в итоге затусили на этой сцене. Играли в крокодила. Тебе загадывают слово, а ты его показываешь. Говорить нельзя. Только жестами. Потом Майка пошла в кусты с Татьяной. Вернулась оживленная такая. Я сразу понял, что ей этот ее звонил. На синем БМВ, такой прилизанный, в универе сопромат преподает, глаза такие потные, видно, что хочет всего и побольше – девок, бабла, власти. А она его любит, дура маленькая. Я Майку могу двумя руками за талию обхватить, и еще в два ногтя места остается. Маленькая, потому и дура. Мозгам-то некуда вместиться. Потом Танюха наигранно так сказала, что Майку к себе заберет на ночь – типа к лабам готовится, потому как сессия. Какие лабы после десяти литров пива? У меня настроение гаже некуда, я смотрю на Майку и представляю, как они сейчас за угол с Танюхой завернут, она к этому в машину залезет, и он ее там драть будет. Домой не повезет, ибо жена. А потом она зайдет в свой темный подъезд, откроет ключами дверь, скользнет неслышно в свою комнату и будет все время его перец вспоминать, и как он ее там лапал… И даже не помоется на ночь, потому что трубы гудят, перебудит весь дом, если воду включит. И будет думать, что он еще там, в ней остался. Мерзко… А утром позвонит как ни в чем не бывало и скажет – пойдем гулять? И я, как дурак, попрусь, и ничего ей не скажу, что знаю. Потому что боюсь, что она уйдет. Глупая, дурная, крошечная Майка, как мне в твою маленькую голову запихнуть хоть каплю разума?

Девочки ушли. Морозов остался, и, кажется, все понял. «Держись, – говорит, – чувак! А вообще – забей ты на эту малолетку, ей что тот солдат, что этот…» Морозов – друг, конечно, но я его домой отправил. Не мог я с ним Майку обсуждать. Морозов отчалил. А я там, на сцене остался сидеть, и это все думал… И думал еще, что тоже возьму и заведу кого-нибудь, а ей буду врать, но так, чтобы она догадывалась. Пусть узнает, что это такое…

Вечер. Саша сидит на пустой городской сцене, курит. Никого. Редкие прохожие стараются побыстрее пересечь городскую площадь – домой, к детям, к пиву, к ужину. По площади медленно идет Маша – молодая, высокая, статная, чем-то расстроенная, погруженная в себя. Подходит к Саше.

Маша. Молодой человек, у вас сигареты не будет?

Саша протягивает Маше сигарету.

Маша. А зажигалки?

Саша прикуривает Маше сигарету. Маша закурила. Закашлялась.

Саша. Зачем вы курите? Вы же не курите.

Маша. Бросила. Девять лет назад.

Саша. Ну и зачем?

Маша. Не знаю…

Саша. Плохо. Надо знать про себя. Стараться понять…

Маша. Если вы такой умный, почему здесь сидите, а не в Кремле?

Саша. А там умных нет. Я серьезно. У меня папа политолог, он там был. Жадные есть, хитрые есть, властолюбивые, расчетливые, жестокие. А умных нет. Так что у вас случилось?

Маша. Что?

Саша. Что у вас стряслось? Что-то серьезное?

Маша. Молодой человек…

Саша. Саша. А вас?

Маша. Маша. Так вот, Саша, зачем вы чужому человеку задаете глупые вопросы?

Саша. По улице идет прекрасная девушка. Видно, что умная, образованная, талантливая. Потому что вы талантливая, я вижу. А на лице – ужас, и в душе, наверное, мрак…

Маша. Ничего серьезного, не переживайте за меня. Я иду домой, у меня там муж, хорошая книжка, чай с бергамотом. А вы тут сидите один – поздно уже, холодно. Вон тучи на небе, скоро дождь, наверное, пойдет. Почему вы тут сидите? У вас что-то случилось? Вам пойти некуда? Из дома выгнали? На душе мрак, ужас?

Саша. Какая вы гордая дура.

Маша. Спасибо за комплимент. Я пойду?

Саша. Идите.

Маша. У папы не Бондарев случайно фамилия?

Саша. Бондарев.

Маша. Ну, я так и поняла. Яблоко от яблони…

Саша. А вы его откуда знаете?

Маша. А я в пресс-службе администрации работаю.

Саша. О как! Понтовитый офисный планктон?

Маша. Послушайте, молодой человек, я, кажется, повода оскорблять себя не давала!

Саша. Ладно, ладно, не обижайтесь. Мне самому грустно – это правда. Вот сидел и думал – нет на земле справедливости. А что тогда есть? Какая-то мутная каша. Цой умер, Пушкин умер, Ван Гог – и тот умер. И я умру. Только ни Пушкиным, ни Цоем, ни Ван Гогом не стану. Вот это досадно. А тут вы – прекрасная грустная дама, просит закурить. Я подумал – развеселю-ка ее, хоть одно доброе дело сделаю.

Маша. Вы меня развеселили, спасибо.

Саша. Просто хотел вас немного отвлечь от ваших проблем. Ведь у вас проблемы, правда? Я учился на архитектора, но в душе-то я психолог!

Маша. Какой вы идиот! Отстаньте вы уже от меня – у меня все хорошо…

Саша. Простите. Я вот сейчас на вас посмотрел и понял – у вас действительно все хорошо. Просто немного устали. А вот сейчас у вас глаза сверкнули, и я понял – да, все хорошо, вы счастливый человек. Простите.

Маша. Придурок…

Маша смотрит в темноту, собирается уходить, но вдруг облокотилась на деревянный помост и заплакала.

Маша (плачет). Мама…

Саша. Что мама?

Маша. Она опять повесилась.

Саша. То есть? (Тихо.) Она умерла?

Маша. Дурак, что ли, – умерла? Она психичка сумасшедшая, я пока ходила в магазин – она веревку на крюк повесила, хотела уже табуретку из-под ног выбить, а тут я… Я ей успокоительное дала и ушла… А если она опять? Это каждые три дня, таблетки, вены, крыши – я не могу больше… Я с ней сама с ума сойду. И я ее опять оставила. Я предательница, я не могу быть с ней все время… А если она там опять?

Саша. Где она?

Маша. Дома.

Саша. Пойдемте к ней.

Маша. Я не могу. Меня муж дома ждет.

Саша. Подождет. Вы что, хотите, чтобы она во второй раз повесилась?

Маша. Я не могу, мне на работу завтра…

Саша. Вам работа важнее матери?

Маша. Почему я должна идти с вами, вы мне чужой человек, я вообще не знаю кто вы…

Саша. Потому что там ваша мама. А я вам паспорт показать могу. Я – сын Сергея Бондарева, это мы уже выяснили.

Маша. Зачем вам идти со мной?

Саша. Ну, понимаете… Вы вообще-то правы насчет меня. У меня все плохо. Во-первых, как я уже говорил, я не Пушкин, не Цой, и не Ван Гог, а все-таки чувствую себя немножко великим. И грустно оттого, что мое величие ничего в этом мире не значит. Даже для меня самого. Во-вторых, меня отчислили из университета, и теперь у меня проблемы. На горизонте маячит армия, а со смыслом жизни я так и не разобрался. А еще я немного повздорил с отцом. В-третьих, там ваша мама, то есть человек, и она хочет повеситься. А, в-четвертых, я действительно местный городской придурок. Но вы меня не бойтесь, я мирный. Зато я умею показывать ежика. Показать вам? Вот, смотрите…

Саша изображает ежика. Маша улыбнулась.

Маша. Смешно. А у вас есть еще сигарета?

Саша. Не надо вам так много курить.

Маша. Я, правда, не знаю, что делать. Муж говорит – ей нужно лечиться. А она не может там, она там лежала… Она, понимаешь, по жизни человек очень чувствительный. С ней нельзя грубо, ее нельзя заставлять. А на них там орут. Привязывают к кровати, чуть что не так. Но я же не могу быть с ней постоянно. У меня есть муж. Это ведь тоже ответственность. Я ему нужна не меньше, чем ей. Я разрываюсь. На работе – ужас, я все время думаю не о том. Постоянно косячу. И так стыдно – перед ней, перед мужем, перед коллегами. Я бы ее забрала к нам. Но она не хочет. Она не любит Женю. А он – мой муж.

Саша. Пойдем к твоей маме, правда.

Маша. Я обещала мужу быть к десяти.

Саша. А ты нарушь свое обещание.

Маша. Как это? Я так не могу. Я обещала.

Саша. Скажи, что задержали на работе.

Маша. Но ведь это будет неправда.

Саша. Хочешь, я сам к твоей маме схожу? Скажу, что от тебя?

Маша. Она тебе дверь не откроет.

Саша. Дай свой телефон?

Маша. Зачем?

Саша. Ну, дай…