Если завтра случится - Анна Джолос
— Старика-то послушай. Знаю, о чём говорю. У самого сын попал вот так по неосторожности.
Замолкает, осекаясь. Видимо, решил, что сболтнул мне лишнего.
Последующие пару часов проводим в тишине, которую нарушает лишь шелест опавших листьев…
К восьми иду на завтрак. После — собираю рюкзак, в который вмещаются все мои вещи. Точнее те скромные, нехитрые пожитки, что удалось наскрести за годы пребывания в этом месте.
В девять тридцать к воротам подъезжает жёлтое такси. Сергеевна озаботилась, решив, что обязательно должна сопроводить меня на вокзал.
— Пока, Дань! — прощаются со мной товарищи по несчастью.
Высыпали во двор шумной толпой. Провожают.
— Не теряем контакты, Клим.
— Давай!
— Удачи! — обмениваемся с парнями крепкими рукопожатиями.
— Данька, красавчик наш, ну пока! — утирая слёзы-сопли, лезут обниматься девчонки. Все, кроме одной.
Швец под пристальным вниманием ребят демонстративно шагает мимо меня. Усаживается в машину к Ивониной и Глотовой, хотя всё утро со мной не разговаривала.
Поди разбери этих женщин!
— Пока, — бросаю ещё один взгляд в сторону детского дома и направляюсь к такси, стараясь игнорировать зарождающееся чувство тоски в груди…
Никогда не думал, что буду испытывать нечто подобное. Впрочем, я ведь вырос здесь. Помимо дурного было много чего хорошего.
Память подгоняет всё до кучи. Вспоминаются часы нудной, навязанной учёбы.
Вспоминается, как в любую погоду гоняли мяч на спортплощадке с пацанами. И как там же дрались из-за какой-нибудь крали.
Как делили поровну всё то, что привозили меценаты.
Как взрослели и пробовали вместе что-то запретное.
Как отрабатывали бесконечные наказания и не спали ночами, собираясь в чьей-нибудь комнате для того, чтобы поиграть в картишки на раздевание.
Как скандалили с воспитателями, конфликтовали друг с другом и убегали прочь. Клялись, что не вернёмся, но возвращались.
Куда нам, сиротам, ещё деваться? Нас ведь никто за пределами детского дома не ждёт. Иначе, мы в нём не оказались бы…
Всю дорогу до вокзала Маринкина ладонь сжимает мою. Девчонка смотрит в окно и молчит, зато Ивонин-попугай тараторит без умолку. Щедро благодарит за оставленные ему «плюшки» и удобную кровать, на которой теперь собирается спать.
Приезжаем. Ольга Сергеевна подсказывает нужную платформу. Уже на перроне отдаёт мне паспорт и снова принимается читать наставления на будущее.
— Хватит вам, задолбали со своими нравоучениями. Дань, отойдём? — Швец, психуя, тянет меня за руку.
Останавливаемся чуть поодаль, у столба.
— Будешь думать обо мне? — смотрит прямо в глаза, вздёргивает подбородок.
— Ну так, иногда, — отвечаю честно.
Толкает кулаком в плечо, а потом, повиснув на моей шее, как зарыдает!
Что в таких случаях предпринимать — не имею ни малейшего понятия. Стою истуканом.
— Даня-Даня, — всхлипывая, приговаривает тихо. — Так ниче и не дошло, да? — прижимается своими горячими губами к моим. — Ты для меня… ты… больше, чем все они, Дань. Особенный. Я тебя… Я тебя…
— Ты чё, ему в любви признаёшься, Швец? — обалдело гогочет Денис, ошивающийся поблизости.
— Заткнись, полудурок! — утирая слёзы, шипит Маринка.
— Ой, и сердце-то у неё есть оказывается.
— Уйди, пока морду не расцарапала! — орёт она гневно, угрожающе сдвинув брови к переносице.
— Поплачь-поплачь, за человека сойдёшь, — никак не угомонится парень.
Скандал прерывается. На платформу прибывает мой поезд. Остановка длится всего шесть минут, в связи с чем Ольга Сергеевна начинает кипишевать. Боится, наверное, что опоздаю и вернусь назад.
— Билет, паспорт, — командует грозного вида баба-проводник.
Отдаю документ и потрёпанный листок А4.
— Проходи в вагон, — бросает она, хмуро глядя на мою побитую рожу.
— Ну всё, Дань, иди! — всегда собранная, скупая на проявление чувств и строгая Ольга Сергеевна притискивает меня к себе. — Пусть у тебя всё будет хорошо!
— Пока, Клим. В любви признаваться не буду, но руку на прощание пожму, — Денис протягивает мне свою медвежью лапу.
— Мари… — подмигиваю и старательно улыбаюсь девчонке, чтобы приободрить.
Редкое явление.
— Проходим, молодой человек, время уже!
Забираюсь по железным ступенькам наверх и, не оборачиваясь, направляюсь искать своё место в битком заполненном вагоне плацкарта.
Глава 4
В поезде удаётся познакомиться с группой студентов. Шумная компания громко общается и хохочет на весь вагон. Одна из девчонок в какой-то момент подсаживается ко мне. Слово за слово — и вот я уже с ними за одним столом.
Будущие врачи радушно угощают меня печеньем и конфетами. Благодарю, но отказываюсь. Пью свой крепкий чай и молча слушаю байки, которыми они делятся.
— Нам Дегтярёва рассказывала, что к ним как-то привезли женщину с обширным ожогом ротовой полости, — вещает белобрысая девчонка в очках. — Ей оказали первую помощь, ну и спрашивают, что случилось. Она, прикиньте, отвечает, что зубы отбелить хотела.
— И чем же? — рыжий парень закидывает в рот шоколадную конфету.
— Гм… Полоскала рот туалетным утёнком. Где-то прочла, что это работает.
— Ага, там даже написано «бережно для эмали»!
— Жесть.
— Ой дууура…
— А мы ржали недавно. Заходит бабушка-божий-одуван к терапевту. Садится, кряхтит, охает, ахает. Василич у неё спрашивает, что вас беспокоит? Она: ой, милок, помидоры. В этому году чёт листья всё желтее и желтее.
— Кадр!
— Правильно блин, надо спрашивать: что болит? А не так.
— Это ладно, у нас чё было! — присоединяется к беседе короткостриженный брюнет. — Дед, восемьдесят два года, остановка сердца. Бригада врачей его откачивает. С того света еле-еле возвращает. Он же, как только приходит в себя, первым делом зло говорит: ну и кто вас просил, ироды? Немая сцена…
— Его можно понять.
— А реакцию врачей представь!
— Да уж… Гусев, твоя очередь.
— Так-с… Мы с Архиповым как-то опоздали в поликлинику. Представились на регистратуре, спросили номер кабинета. Помчали на второй. Халаты на ходу накидываем и скорее к врачу вламываемся. Он, хмуро глядя на нас, осведомляется, кто такие. Ну… объяснили, что студенты, к нему направлены. Ладно, говорит, я понял. Стойте-смотрите-не мешайте.
— И чё?
— Чё-чё… Пару минут спустя какая-то полуголая дамочка запрыгнула на кресло — и где-то тут мы с Толиком осознали, что явно не с травматологом имеем дело.
— Лошары!
Ребята громко смеются.
— А этот ещё и с умным видом конспектировал стоял. Или зарисовывал, не знаю, — хохочет Рыжий, толкая соседа в плечо.
— Потише, молодёжь! — возмущается кто-то из пассажиров.
— Извините.
— Боже, спустя годы учёбы думаю, где была моя голова? Зачем в мед поступала? — сокрушается очкарик.
— Не знаю, я не жалею, несмотря на сложности.
— Короче, я ж врачом с детства хотела стать, — подаёт голос девчонка с каре. — Однажды вернула нашего дряхлого кота к жизни. Искусственным дыханием. Спасла и, так сказать, вдохновилась. Всё, думаю,