Жизнь на кончиках пальцев - 2 - Маруся Новка
— Это мой муж, — ответила просто. — Мы познакомились в партизанском отряде и вместе воевали все эти годы, — подняла голову и взглянула на мужчину:
— Но как же мы её найдём, Поль? Аушвиц находится в Польше, которая все еще под оккупацией гитлеровцев! Да и сведения об этом концлагере таковы, что оставляют очень мало надежды на то, что Жанна жива!
— Жива! — уверено ответил Поль. — В её венах твоя кровь! А такие как ты не сдаются и не умирают так просто!
* * *Первый украинский фронт под командованием Маршала Советского Союза Конева двадцать седьмого января сорок пятого года освободил лагерь Аушвиц, унесший десятки тысяч жизней маленьких пленников.
Через три дня после освобождения Мария и Поль были на территории лагеря. Узнав, кто они и с какой целью прибыли, коренастый военный в чине подполковника, внешний облик которого свидетельствовал о его славянском происхождении, отвел их в барак, где содержались девочки.
Пленницы, возрастом от пяти до пятнадцати лет, уже переодетые в теплые шерстяные рубахи и кальсоны, входившие в обмундирование командного состава армии освободителей, все еще кутались в замызганные рваные полосатые халаты. Словно не могли поверить до конца, что кошмар в их жизнях закончился.
Мария сразу выхватила взглядом одну из девочек, испуганно жавшихся друг к другу. Это была её дочь! Её малышка!
— Жаннетта, иди сюда, — обратилась к дочери на французском. Протянула руки, опустившись на колени. — Это я. Твоя мама. Ты меня узнаешь?
— Петит маман? — девочка сделала несколько робких шагов навстречу матери. Её запавшие, но такие же синие, как и у Марии глаза, вспыхнули огнем узнавания. Она обхватила тонкими, как палочки, руками шею все так же стоящей на коленях на бетонном полу женщины. Грязный рукав отвратительно робы задрался, обнажив предплечье, на внутренней стороне которого Маша увидела вытатуированный номер.
* * *— Мари, останься! — умоляла хозяйка кафе. — Вы можете жить в моей квартире, а переберусь в комнату рядом! Ты возродишь нашу кондитерскую, ведь у тебя просто талант вести дела! А я буду гулять с Жаннеттой на бульварах. Девочке так нужен свежий воздух родного дома и хорошее питание!
— Я не могу, — Маша, с сожалением о том, что вынуждена отказывать, покачала головой. — Есть еще много незавершенных дел.
— Да какие могут быть дела?! — не понимала пожилая женщина. — Война закончилась! Гитлер подох! Его империя пала! Самое время восстанавливать разрушенные судьбы и радоваться жизни!
— Есть в мире еще много тех, кому рано или поздно захочется повторить преступления нацистов, — вступил в разговор Поль. — И наша задача не допустить подобного.
— Ты хочешь сказать, что вы возвращаетесь в армию? — в глазах стареющей мадам блеснул испуг. — А как же Жанна? Как моя крестница?
— Нет, — Маша сжала ладонь хозяйки кафе. — Теперь дело сохранения мира и безопасности переходит в другое ведомство.
Крестная Жанны поняла, что дальнейшие вопросы вряд ли получат ответы.
— И куда вы теперь? — отважилась на последний вопрос.
— Сейчас — в Нормандию! — снова перехватил нить разговора Поль. — Там мы останемся на какое-то время. Жанна осенью будет отправлена обучаться в одну из нейтральных стран. Куда — это решит наше руководство. Это все, о чем я могу сейчас сказать.
— Я понимаю, — закивала хозяйка кафе. — Я понимаю, — повторила, хотя не поняла совершено ничего, — встрепенулась: — А как же картина?! Я ведь её сохранила.
Маша смутилась, зная, что будет выглядеть не лучшим образом:
— Мы, собственно, и зашли, чтобы попрощаться и забрать картину.
— Ну так идемте, — женщина тяжело поднялась со стула. — Она в моей квартире. Боюсь, что сама снять уже не смогу.
Владелица кондитерской смотрела, как Мария бережно укладывает полотно, вынутое из рамы, в кожаный тубус:
— Как имя той, что здесь изображена? — спросила, дабы хоть на немного оттянуть миг прощания.
— Евдокия Оленина, — Маша закрыла колпаком тубус. Посмотрела на Жанну: — Это твоя прабабушка, — девочка кивнула, хотя было видно, что она ничего не понимает. — Я тебе обязательно о ней расскажу!
* * *Марта снова посмотрела в окно, где уже вовсю сияло утреннее августовское солнце Парижа.
Как незаметно пролетела ночь. Она даже не поняла, что предавалась воспоминаниям несколько часов подряд. Подумала снова о чае, но мысль эту отвергла. С недавних пор у неё возникли проблемы с почками, из-за чего пришлось оставить оперативную работу и перейти в режим ожидания.
Ожидания того, что её услуги и помощь могут понадобиться кому-то из сотрудников, живущих во всех уголках мира. Марта снова вернулась в комнату, где на стене висел портрет её прапрабабушки, Евдокии Олениной.
Вспомнила, как впервые услышала историю картины от своей матери, Жанны Бенар.
* * *Бабушку и деда, Марию и Поля, Марта никогда не видела. Они погибли, выполняя одно из заданий Организации, в которой работали. Своих детей у пары не было. Единственную дочь Мари Поль считал своим ребенком, и души в ней не чаял. Что, впрочем, совершено не помешало тому, чтобы по окончании Лондонской школы экономики и политических наук, когда Жанне исполнилось двадцать пять лет, отец не привел её в штаб-квартиру Организации, и не представил своему руководству.
Организация не приветствовала ранние браки, но не возражала, чтобы её члены к определенному возрасту обзаводились семьями и детьми.
В тридцать Жанна вышла замуж за Филиппа Бенуа, а еще через два года родила девочку, которую назвала в честь своей крестной матери Мартой.
Рождение дочери ничего не изменило в укладе семьи. Жанна все так же продолжила работу в штаб-квартире Организации, находившейся в одном из престижнейших районов Парижа, проясняя и анализируя политическую и экономическую обстановку в станах, которые за прошедшие после войны двадцать с небольшим лет из друзей медленно но неуклонно становились врагами.
Филипп Бенуа часто оставлял семью. Куда и зачем он уезжал, не знала даже жена. Что уж
