Жизнь на кончиках пальцев - Маруся Новка

— В поезде схватки начались, — оправдывалась Эльза. — Ну, мне показалось, что схватки.

— Показалось ей, — продолжил выражать недовольство акушер, от которого за версту несло спиртом, луком и селедкой. Распрямился, посмотрел на стоявшую рядом медсестру: — Эту — ткнул пальцем в Эльзу, — в родзал! Приготовить все необходимое для ускорения родового процесса. Думаю, за часок с обеими управимся и смогу вас, бабоньки, — подмигнул медсестре и няньке, — по-людски поздравить! А не на ходу, с перекусочкой.

Эльза не понимала, что собираются с нею делать вот эти эскулапы, но вдаваться в объяснения врач явно не собирался. Он вышел из палаты и заспешил куда-то по коридору.

— Вставай, что ль, — нянечка стояла у кровати Эльзы. Помочь ей подняться она не торопилась.

Эльза лежала рядом с соседкой по палате. Ей сделали несколько внутривенных уколов, от которых снова начались и усилились схватки.

— Ну давайте, бабоньки! По-быстрому! — врач, сложив руки на груди, стоял между роженицами.

Первым пришел в этот мир сын соседки Эльзы.

И буквально через десять минут родила Эльза.

Родила, как хотела — быстро и почти безболезненно.

Няньки, довольно посмеиваясь в предвкушении грядущего банкета по поводу праздника, отвезли женщин в палату, где уже находилось шесть рожениц, ставших матерями в этот день и эту ночь.

Младенцев туго спеленали и переправили в «детскую».

До того, как ребенка будут класть на грудь матери сразу после рождения — пройдут еще годы.

— Отдыхайте и нам не мешайте! — весело сообщила одна из нянечек. — Деток принесем на кормление завтра утром, а пока — всем спать! — и щелкнула выключателем, погрузив палату в ночную тьму.

— Хорошенькая у тебя девчоночка родилась, — шептала Эльзе соседка, оказавшаяся рядом с нею и в этой, послеродовой, палате.

— Её так быстро унесли, — тихо отвечала Эльза, — что я и толком рассмотреть не успела.

— Еще насмотришься, — шикнули на болтушек с соседней кровати. — Давайте спите и нам не мешайте. Завтра с утра принесут наших горлопанов.

Наутро вместо новорожденных в палату, где лежали вчерашние роженицы, ввезли тележку с бутылочками и приспособлениями для сцеживания молока. На каждой емкости красовалось бирочка и именем и фамилией матери.

— Понаедут тут всякие, — незнакомая нянечка, заступившая на смену час назад, неодобрительно посматривала на Эльзу, — понавозят нам заразы всякой! — поставила на тумбочку бутылочку и «отсосник».

— Где наши дети? — всполошились мамочки. — Что случилось?!

— Стафилококк случился! — нянька снова зыркнула на Эльзу. — До вчерашнего дня все было нормально, а как понапривозили незнамо кого с вокзалу — так и пожалуйте вам.

— И что же теперь будет? — молоденькая мамочка, лежавшая недалеко от Эльзы, схватилась руками за лицо, явно навыдумывав себе всяких ужасов.

— Дети — на карантине! — голос няньки не стал доброжелательнее ни на йоту. — Молоко сцедите. Я заберу. Через полчаса придет медсестра возьмет у вас кровь и мазки, — и вышла, оставив рожениц теряться в догадках.

Женщины неодобрительно посматривали на Эльзу, считая её первопричиной инфекции.

— Чего вытаращились? — прикрикнула соседка на ищущих козла отпущения. — Лучше бы наши врачи руки научились мыть после закуси. От всех селедкой и луком на километр несло, когда я рожала! Занесли заразу, а теперь не знают на кого спихнуть! — взяла отсос для сцеживания молока, приложила к груди, посмотрела на Эльзу: — Гляди, как надо, — и приступила к процессу.

Через неделю соседка Эльзы выписалась из роддома. Иммунитета крепкой деревенской женщины хватило на двоих. Её сын был единственным, кто не заболел.

Одна за другой покидали родом и другие женщины.

Нужно было снимать карантин и Эльзу, у которой никак не исчезали язвочки во рту и высыпания на слизистой, перевели в одноэтажное деревянное здание, расположенное в углу парка, окружающего территорию роддома, так называемый «чумной барак», где лежали роженицы с гепатитом и венерическими заболеваниями.

Как ни странно, её новорожденная дочь победила инфекцию быстрее матери и находилась в общей палате с детками соответствующего возраста, многие из которых были отказниками.

Мысль написать отказную от ребенка посещала Эльзу достаточно часто. Но видя с каким презрением относится медперсонал к матерям-кукушкам, помня, как её унизили, обвинив в том, что именно она стала первопричиной вспышки стафилококка, идею эту от себя отгоняла и откладывала принятие решения на завтрашний день, который, впрочем, не менял ровно ничего.

— Через два дня готовьтесь на выписку! — сообщила медсестра Эльзе ранним майским утром. — Анализы в порядке, ну а дочка ваша давно здорова. Можете сообщить мужу, чтобы забирал свое семейство. Надеюсь, он уже вернулся из командировки?

— Еще нет, — покачала головой Эльза. — Мы сами домой доберемся.

Медсестра, выросшая в Городе у Моря, привыкшая к тому, что у многих женщин мужья в рейсе не зависимо от того, когда придет время рожать, подобному раскладу не удивилась:

— Ну ничего, — улыбнулась, — встретите папку уже дома, — поинтересовалась: — Может, нужно купить чего? Вы, вроде, из другого города? На выписку ничего ни вам, ни ребеночку не принесут?

— Не принесут, — вздохнула Эльза. — Если можно, купите пару пеленок и одеяльце, дочку завернуть. Ну и смесь какую-нибудь хорошую.

Молоко у Эльзы пропало буквально через неделю после родов. Что было тому причиной? Инфекция или жизнь в постоянном напряжении? Она не знала.

— Питание вам выдадут с детской кухни роддома, — успокоила медсестра. — А пеленки и одеяльце я принесу. Давайте деньги.

— Нужно сходить в камеру хранения роддома, — согласилась Эльза. — Все мои вещи и деньги там.

— Ладно, — кивнула медсестра. — Потом, после выписки отдадите.

Поступок этот вовсе не был жестом альтруизма. Просто у медсестры в шкафчике как раз было и списанное одеялко грязно-розового цвета, и пара не совсем ветхих пеленок. Почему бы не всучить все это странной худосочной бабенке и не взять за услугу