Unknown - Пока смерть не разлучит нас (СИ)
«Кто бы мог подумать...»
Лестрейд наслаждается моментом — целует белоснежную кожу живота и плечи, окроплённые щедрыми брызгами веснушек. С упоением гладит грудь, задевая большими пальцами тёмные соски, ласкает нежные стопы, обводит налитую кровью головку, отчего Майкрофт вздрагивает, извивается, сминая в кулаках тонкую ткань простыней. Не выдерживая пытки удовольствием, Холмс нетерпеливо вкладывает в его ладонь тюбик лубриканта и с готовностью обвивает талию Грегори ногами.
Медленно погружаясь во влажную жаркую тесноту, Грег сосредотачивается всеми чувствами на том месте, где их тела сливаются воедино, и замирает.
- ὦ ΄γαθέ! Ἐράσμιος...* - надломлено стонет Майкрофт на неизвестном языке, почти соскальзывая и резко подаваясь обратно. Грегори подхватывает его под ягодицы и вскидывает бёдра навстречу, получая в награду ещё один долгий вибрирующий стон. Фирменная холодная надменность Холмсов слетает с Майкрофта, сменяясь лихорадочными движениями и крупной дрожью.
Лестрейда переполняет опьяняющее ощущение вседозволенности от того, что этот властный, могущественный мужчина раскидывает перед ним ноги, вручая ему и тело, и душу.
Майкрофт Холмс потерял контроль, и это он, Грег, тому причина.
- О, боги, - жалобно стонет Грегори, с исступлением двигаясь всё быстрее и быстрее. Майкрофт под ним, мокрый и раскрасневшийся, почти хрипит на выдохе. В какой-то момент он взмахивает рукой, пытаясь вцепиться в простыню, но промахивается — с прикроватной тумбочки глухо падает светильник и книга. В свете нарастающего удовольствия это маленькое крушение остаётся незамеченным.
Грегори знает, что погруженный в сон особняк насквозь пропитан тишиной, но в их комнате гремит симфония страсти: сердца гулко бухают барабанным боем под аккомпанемент невнятного шелестения, какое могло бы сопровождать песчинки, отсчитывающие конец этой вселенной.
Он успевает накрыть губы Майкрофта своими, прежде чем слепящая вспышка оргазма-сверхновой пронзает их тонкими острыми лучами, и оба вздрагивают в унисон, всё ещё являясь единым целым, неделимым.
Грегори глубоко вздохнул, зарываясь лицом во влажные волосы Майкрофта и улыбнулся. Во всём теле приятно звенела пустота.
- Что это было? Эраз...эрас...ну, ты понял, - поинтересовался Грегори, поглаживая любовника по плечу и ключице. Холмс откатился от него к краю кровати и опустил руку, нашаривая что-то на полу. Искомым предметом оказалась та самая упавшая книга — небольшой томик в дорогом кожаном переплёте. На лицевой стороне золотое тиснение сплеталось в малопонятные чёрточки и закорючки, похожие на пиктограммы.
- Это древнегреческий, «Илиада» Гомера, - пояснил Майкрофт. - А что касается твоего вопроса... Дословно переводится как желанный или...любимый, - последнее слово он шепнул Лестрейду на ухо.
Вызванная этим признанием улыбка оставалась на губах Грегори, даже когда он провалился в сон.
___________________________________
* «Милый! Любимый...» (древнегреч.)
ἐράσμιος - любимый, желанный ex. (τινι Aesch.)
========== Глава 24 ==========
Для Джона Ватсона этот день начался суматошно и безрадостно: пока он пытался дозваться Шерлока к завтраку, яичница сгорела, и кухню наполнил едкий сизый дым. Ликвидируя неудачный завтрак, он неловко пролил на себя кофе, затем выяснилось, что рубашка была последней и пришлось надевать поверх тёплый, чрезмерно греющий джемпер.
Решительно шагнув во влажную дымку лондонского тумана, опутавшую улицы, и сжимая в кулаке забытые ключи, Джон Ватсон никак не мог отделаться от мысли, что он забыл что-то ещё.
Как назло забытой вещью оказался так нужный сегодня зонт — прогноз погоды особо не радовал, и вечером Джон оказался под проливным дождём.
«Так, ещё пара сотен футов, и да здравствует английский чай!» - уговаривал себя Джон, короткими перебежками продвигаясь к Бейкер-стрит. В ботинках противно хлюпало.
Дождь лил с такой силой, будто небесная канцелярия устроила незапланированный второй потоп. Проклиная свою забывчивость и отчаянно желая оказаться в укрытии, Ватсон поднял воротник куртки и уже у самого дома нос к носу столкнулся с Майкрофтом. Над головой Холмса-старшего маячил чёрный купол зонта.
- Джон, - вежливо произнёс Майкрофт и показал кивком на вход в кафе, - я как раз ожидал вас. - Джон на секунду нерешительно помялся, не замечая заливающей за шиворот холодной воды, и шагнул вслед за Холмсом.
Неловкое молчание повисло над столом — Ватсон отогревался горячим чаем, Майкрофт смотрел куда-то выше его плеча, и никто из них не знал, с чего начать разговор. Джон вопросительно посмотрел на Майкрофта, предоставляя ему слово: в конце концов, именно тот ждал этой встречи.
- Я хочу поговорить о Шерлоке, - с какой-то покорной обречённостью произнёс Холмс и начал излагать цель визита. Они впервые говорили о Шерлоке спокойно — Джон не бросался наперерез его защищать, а старший Холмс не давил авторитетом.
Джон не ожидал от разговора ничего хорошего, и его ожидания оправдались, когда Майкрофт подвинул к нему пухлую папку с файлами — в прозрачном пластике болталась кипа бумаг и телефон Этой Женщины, выпотрошенный специалистами. Подсознательно он ждал такого поворота событий, и всё равно, когда Майкрофт произнёс короткое и безликое «Её больше нет», что-то внутри замерло.
- Я прошу вас... просто поговорить с ним, - тихо сказал Майкрофт и посмотрел почти умоляюще, - вы можете рассказать ему любую версию, как сочтёте нужным.
Джон даже и не думал, что Майкрофт Холмс может о чём-то просить.
И он сдался.
Несколько шагов до дома показались вечностью.
***
Джон сел на свою кровать и подтянул к себе колени, обхватив их руками. Какое-то время назад он взволнованно вышагивал по комнате, даже пытался взяться за уборку. Комната уже давно погрузилась в свинцово-серые сумерки, в спину впивалось жёсткое деревянное изголовье кровати, но Джон даже не пытался шевельнуться, чтобы включить свет или принять более удобную позу.
За окном всё еще бушевала непогода, дождевые капли с силой разбивались об оконное стекло. Джон прерывисто вздохнул, словно тяжесть набрякшего неба давила на грудь. По губам скользнула горькая усмешка, когда он подумал о том, как несколько минут назад ему пришлось солгать Шерлоку.
Детектив сидел за микроскопом — сосредоточенный, собранный, смотрел на Джона, ожидая продолжения фразы. Слова не шли с языка, время шло, а Шерлок всё смотрел и смотрел на него пронизывающим взглядом. Представив, как это умиротворённое спокойное лицо исказится от боли, как потемнеют глаза, наполнившись горечью, Джон не смог сказать правду.
«Она... в Америке», - произнесли его губы, потому что лишить Шерлока надежды ещё раз увидеться с этой женщиной, что смогла вывести его из равновесия, было слишком жестоко.
«Пожалуйста», - попросил в ответ Шерлок и протянул открытую ладонь.
И Джон отдал телефон Ирен Адлер — пустой и бесполезный, стараясь не думать, что где-то сейчас лежит такая же пустая, мёртвая оболочка некогда красивого тела. Он лишь хотел смягчить удар, выбирая сладкую ложь, и теперь в груди ворочалось непонятное тяжкое чувство, правда давила, прорывалась наружу жалостью, сочувствием и бесконечной горечью.
Ирен не нравилась ему, но смерти она не заслуживала.
Теперь он с невесёлой усмешкой вспоминал неконтролируемую вспышку раздражения, когда произнес «Хэмиш. Имя для ребенка, если вы решите завести детей».
Что на него тогда нашло? А может, он просто не мог смотреть, как Шерлок, всегда холодный и отстраненный Шерлок с восхищением смотрит на мисс Адлер? Неужели это ревность?
Воспоминание о пребывании этой женщины на Бейкер-стрит отозвалось в груди тупой ноющей болью. Эти двое выглядели совершенно очарованными друг другом — одни только словесные пикировки и намёки мисс Адлер заставляли чувствовать себя лишним. Лишним...
А не этого ли он хотел?
Построить прочные отношения, завести семью, детей, и никаких больше погонь, никаких задержаний и загадок, никакого Шерлока...
Или... НЕ хотел?
Да, с появлением Ирен Адлер монополия на Шерлока Холмса закончилась. Однако, Джону всё-таки нравилось быть причастным к жизни единственного консультирующего детектива, быть его опорой.
Что Эта Женщина значила для Шерлока Холмса?
Он был уверен, что Шерлок не способен на чувства — о, с какой горячностью сегодня он убеждал Майкрофта, что детектив не считает целесообразным страдать от сердечной привязанности. Сейчас ему казалось, что он пытался убедить в этом в первую очередь себя самого.
