Утешение - Николай Петрович Гаврилов
Он смотрел на Ольгу с искрой в глазах, оживленный и довольный, что разгадал для себя очередную головоломку. Даже улыбался. Истина важнее, чем жалость. Ольге хотелось крикнуть ему в лицо: «Я год шла, зная куда, я не сломалась только потому, что видела тот список». В глубине души она чувствовала, что в его словах есть правда, может, не вся, но ее часть. Но все равно нельзя так, с уверенным безапелляционным видом заявить: не за сыном ты шла — за миражом.
В тот день Ольга вышла из его кабинета как в тумане. Год она ходила по кругу, но ей было куда идти, перед глазами стояла фамилия сына на школьном листке. Нигде больше не слышали об Алексее, никто не узнавал его по фотографии. За весь год не нашлось больше ни одной зацепки ни о нем, ни о капитане Грозове, бывшем с ним в одном танке.
Лишь один раз тщедушный, постоянно моргающий чеченец в старенькой норковой шапке в селе Урус-Мартан вроде признал Лешу по снимку, указал место захоронения, но, когда раскопали, Ольга сразу поняла, что это не он: черный от земли человек был одет в морскую тельняшку, и волосы другие, и рост, и зубы. И закопан недавно. Позже морские пехотинцы прислали ей в гостиницу две огромные сумки с продуктами — отблагодарили за найденного бойца. Морская пехота трепетно относилась к своим. Это оказался единственный раз, когда у нее на час появился другой след. Кроме январского списка, больше никаких упоминаний об Алеше не нашлось. А уверенный в себе офицер, младше ее лет на десять, безапелляционно заявил, что ее единственная надежда — это иллюзия. Не любила его Ольга.
Но сегодня, добравшись до Ханкалы, направилась именно в его кабинет.
— Ольга Владимировна, вы ко мне? — поднял на нее глаза офицер, когда Ольга зашла в дверь. — Что-то срочное?
Его звали Евгением Павловичем. С ним только на «вы», и никак иначе. В кабинете было накурено, на столе стояла полная пепельница окурков. Рядом телефон и никогда не выключающаяся рация.
— Присаживайтесь, Ольга Владимировна, — предложил офицер, открывая форточку, впуская в комнату холодный зимний воздух. — Кофе хотите? Я лично хочу.
Он включил новенький импортный электрочайник, веселым пятном смотревшийся в казенном кабинете с голыми стенами и яркой неприятной лампочкой. Наступали сумерки, скоро должен был начаться комендантский час. Ольга присела на стоящий у стены стул, устало сняв с головы платок, обнажив отросшие после ранения волосы с серебряными нитями седины.
Ровным, без эмоций, тоном она рассказала о мальчишке, сидящем в яме в двадцати километрах от Грозного.
— Не знаю, чем и помочь, — помешивая ложкой растворимый кофе, произнес хозяин кабинета. — На обмен у нас никого нет, да и не дали бы. Какие еще варианты, кроме денег?
— Пять автоматов. Или два РПГ с зарядами, — таким же ровным тоном ответила Ольга. Прошло время, когда она горячилась в подобных ситуациях, стараясь принудить командиров к действию.
— Ну, ну… Понятно, — усмехнулся офицер. — Возьмите чашку. Осторожно, горячая… Ольга Владимировна, вы не по адресу. В этом кабинете подобные вопросы не обсуждаются. Оружие на обмен не дадим. Исключено. Могу предложить пойти официальным путем, написать заявление, обратиться к представителю правительства по пропавшим без вести. Вы лучше меня знаете, что надо делать. Подключить местную милицию, наконец…
Ольга молча в упор смотрела на офицера.
— Да понимаю я, понимаю… Глупости говорю, извините… Ольга Владимировна, но вы действительно обратились не по адресу. Мы подобными вопросами не занимаемся. — Контрразведчик отставил чашку с кофе в сторону. Подумал: «Сидит, смотрит…» Как и многие в штабе, он знал, что эта женщина месяцами бродила по Чечне, находила солдат, затем подключала по ситуации кого только можно — иностранные общественные организации, прессу, созванивалась с какими-то депутатами, договаривалась, давила и не отпускала, не успокаивалась, пока запущенные ею механизмы не приносили результат. А потом тихо отходила в сторону. Она ходила по кабинетам штаба, как совесть. Некоторые ее безмерно уважали, других она достала.
Контрразведчик думал, в наступившей паузе его пальцы отстучали по столу какой-то марш. Нахмурив лоб, он рассеянно перебрал лежащие перед ним бумаги, встал и прошелся по комнате. Ольга молчала. Офицер подошел к окну и какое-то время стоял спиной к ней, словно пытался что-то разглядеть в темноте за стеклом. Затем вздохнул и вернулся на место.
— Только ради вас, Ольга Владимировна, — произнес он и потянулся к трубке телефона. — Начальника разведки… Товарищ полковник, срочная информация. Надо съездить по адресу. Нет, лучше сегодня ночью… — Он зачем-то прикрыл ладонью мембрану и быстро написал на листе вопрос: «Сколько боевиков?»
— Видела троих, — шепнула Ольга. — В других домах не знаю.
Контрразведчик кивнул головой и продолжил:
— Только один дом… Взвода, я думаю, будет достаточно. Я понимаю, что они по четыре часа в сутки спят, но больно важный адрес, товарищ полковник…» Схроны с оружием, взрывчатка… Имеют отношение к Хаттабу. — Здесь он выразительно посмотрел на Ольгу. — Да, смежников предупредим… Командиру бригады рапорт напишу. Принял… Так точно… Павел Иванович, там еще пленный наш должен находиться, он располагает ценной информацией… Да… Как возьмут, сразу заберу к себе. План операции будет через час. Уже пишу… Ну вот, Ольга Владимировна, — повернулся к ней офицер, положив трубку. — Ночью съездят. Я, конечно, рискую, но это риск обычный, связанный с карьерой. А вы рискуете жизнью. Чечены быстро поймут, что и как, откуда там бойцы взялись. Пойдет по селам слух. Теперь вам на неподконтрольные территории пока лучше не показываться.
Ночь Ольга провела в кабинете контрразведчика. Около полуночи рация на сейфе зашумела, заморгала лампочкой. Офицер что-то буркнул в нее, сказал Ольге: «Разведка выдвинулась». Откинувшись на стуле, он прикрыл глаза, но подремать ему не удалось. Настойчиво зазвонил телефон. Контрразведчик коротко ответил в трубку, взъерошив рукой волосы, пытаясь себя взбодрить, полез в сейф за какими-то папками и вышел из кабинета.
Ольга осталась одна. Какое-то время она, прищурившись, смотрела на яркую лампочку, потом полезла в сумку и достала недавно полученное, несколько раз перечитанное письмо от дочери.
«Мамочка, родная, — старательно писала
