Джереми Полдарк (ЛП) - Грэм Уинстон
Она положила руку на каминную полку. — Я не смогу снова через это пройти! Все это тревожное время, пока шел суд, я не спала, ходила весь день словно в тумане. Представляла себе разное. Как тебя увезли, повесили, бросили гнить в тюрьме. Те дни в Бодмине... всё, что я сделала... или пыталась сделать! Это нечестно! Только не это, не так скоро. Это нечестно по отношению к тебе... и к другим!
Росс снова посмотрел на нее и понял, что жена сильно расстроена. — Теперь тебе везде мерещится опасность, — смягчился он. — Немного контрабанды, что тут страшного? Я лишь опасаюсь, что слишком завысил цену. Поэтому и скинул пятьдесят фунтов. Сегодня, после всех этих новостей об Уорлегганах, мистер Тренкром был просто ангелом во плоти.
— Скорее уж дьяволом! — яростно произнесла она. — Не иначе.
— Возможно, мне стоит смириться с недавней выходкой Джорджа, но это не в моем духе. К тому же, ты, наверное, забыла, что мы продали весь наш скот, твою брошь, лошадь, часы и новую мебель. Заметь, не для того, чтобы избавиться от долгов, а чтобы отсрочить их по крайней мере на год. Проблемы не решатся сами собой, если мы будем наслаждаться сельской жизнью и плести венки из маргариток. Уж лучше сесть в тюрьму за это, чем за что-нибудь другое.
— Я этого не вынесу! — воскликнула она. — Не хочу, чтобы твой ребенок рос в страхе.
Росс поставил бокал. — Что?
В дверь постучали, и в комнату вошла Джейн Гимлетт. — Желаете ужин, как обычно? На всякий случай я поставила разогревать пирог.
— Как обычно, — ответила Демельза.
— А ветчину? Там еще приличный кусок, хотя довольно жирный.
— Тоже подавай, — сказала Демельза.
— Булочки получились замечательные. Подумала, вы захотите это знать, — добавила Джейн и вышла.
Они скучали по бою часов. В камине шипело свежее, не совсем сухое полено. Пытаясь убежать от пламени, на одном конце деревяшки пузырилась влага.
— Когда ты узнала? — спросил Росс.
— В сентябре.
Он всплеснул руками. — О Боже...! И ничего мне не сказала...!
— Ты не хотел.
— Что?
— Ты сказал, что больше не хочешь детей... после Джулии.
— Я так не говорил... и не скажу. Он поднял стакан и снова поставил, так и не отпив. Через минуту Росс добавил: — Появиться в нашей жизни, а затем умереть. Но если появится новый ребенок... это совсем другое.
— Насколько другое?
— Просто... другое.
— Хотелось бы верить.
— А почему нет? Это же правда, — он повернулся. — Не знаю, что сказать... и как сказать... Я просто тебя не понимаю. Даже в прошлый раз ты сказала об этом раньше. Когда родится ребенок?
— В мае.
Он нахмурился, пытаясь отгородиться от воспоминаний.
— Знаю, в том же самом месяце, — с отчаянием в голосе сказала она. — Хотела бы я, чтобы было иначе. Но так уж случилось. Не удивлюсь, если ребенок родится в тот же день, как и три года назад. Все повторяется — поездка в Тренвит и остальное. Но ведь история не может повториться. Не верю, что может. В любом случае, я очень сожалею.
— Сожалеешь? О чем?
— О том, что так вышло. О том, что произойдет. О том, что на твои плечи ляжет еще один груз, которого ты не хочешь.
Он подошел и встал рядом с ней у камина. — Перестань плакать и возьми себя в руки.
— Я не плачу.
— Но хочешь. Именно это мучило тебя всю зиму?
— Не мучило, — возразила она.
— Как скажешь. С сентября ты от меня отдалилась — смотрела отчужденно, как овечка из-за изгороди. Я не мог до тебя достучаться. Это из-за ребенка?
— Если так, то возможно.
— Потому что считала, что я его не хочу?
— Потому что ты сам так сказал.
— Черт побери, ты должна знать, что я не привык иметь дело с женщинами, ты хранишь в себе скрытую женскую обиду, которая гложет тебя многие месяцы напролет, а потом хладнокровно выкладываешь её на блюдечке, объясняя свою странную уклончивость на протяжении всей зимы...
— И ничего я не храню!
— Что ж, я думал, ты можешь отличить теоретический случай от практического, очевидно, это не так.
— Я не очень-то хорошо образована.
— И я не намного больше. Погоди, — он ударил ладонью по каминной полке, — погоди. Если ты спросишь меня, хочу ли я еще детей, я скажу, «нет». Мы почти нищие, все наперекосяк, мы потеряли Джулию. Верно? Это теория. Но если ты говоришь, что носишь под сердцем ребенка, как бы я не был против такой перспективы, я скажу «да», хотя по всем вышеназванным причинам эта перспектива мне всё еще не нравится, но перспектива — это не ребенок, а ребенку я рад. Тебе понятно, что я имею в виду?
— Нет.
Он уставился на табакерку, стоящую на полке, исчерпав свою первую обиду, его мысли сейчас занимало то, что повлечет за собой эта новость. Снова всплыли воспоминания о Джулии. Гроза в день ее рождения, два приема по поводу крестин, пьяный дебош Пэйнтеров в день поездки Демельзы, большие надежды, любовь, гроза в день смерти дочери. Всё это шло вереницей, как по шаблону, подобно поставленной циником греческой трагедии. Это снова случится. Начало истории уже повторилось, и уже не важно, что будет дальше.
Росс посмотрел на нее сверху вниз. Что все это для нее значило? Недели недомогания, мучения в конце, затем месяцы неустанной заботы. Всё это они уже проходили с Джулией, и даже больше, а сейчас всё потеряно. Имеет ли он исключительное право на скорбь? Росс никогда так не поступал, и все же...
— Я до сих пор не заметил, что ты поправилась, — сказал муж уже немного мягче.
— К апрелю я буду выглядеть, как мистер Тренкром.
Впервые за долгое время они смеялись вместе, но ее смех по-прежнему опасно граничил со слезами, а его смех c трудом побеждал раздражение.
Росс положил руку на плечо жены, пытаясь выразить нечто, что не мог произнести. Это прикосновение несло такой странный смысл. Крепкое пожатие было таким успокаивающим, домашним, приятным — прикосновение хорошо знакомого и любящего человека, но при этом несносного. Прикосновение к другой руке на Рождество было словно электрическим разрядом. Потому ли, что он любил Элизабет больше, или потому, что знал ее меньше?
— Если тебе еще небезразлично, что с нами произойдет, — сказала Демельза, — то тебе следует больше беспокоиться о своих начинаниях.
— Я по-прежнему беспокоюсь обо всех своих начинаниях, уж поверь. Я всячески стараюсь оставаться на стороне закона, — Росс выпустил плечо жены. — По крайней мере, на той стороне, с которой он слеп... Благодарение Господу, у нас хотя бы есть поблизости приличный доктор.
— Я всё равно предпочла бы миссис Заки, — сказала Демельза.
Глава седьмая
На следующий день Росс встал до зари и провел всё утро на шахте, занимаясь вместе с Заки Мартином перераспределением людей, пробивавших тоннель к Уил-Треворджи. Он пробыл там дольше необходимого и спустился вниз, чтобы посмотреть, как дела. Росс уже чувствовал, как над Уил-Лежер распростерлись жадные руки Уорлегганов. Ночью он спал плохо, разум не прекращал размышлять над событиями прошедшего дня.
Что касается новостей от Демельзы, то Росс пока не мог оценить собственные чувства, но от размышлений взлелеянная в ночные часы обида так и не рассеялась. Росс воспринимал это как намеренное непонимание его точки зрения или, по меньшей мере, как болезненный недостаток веры в его здравый смысл. Вскоре после полудня он пошел обратно вместе с Заки, выскользнувшему домой перекусить в перерыве между рабочими сменами. Наконец-то немного распогодилось, так долго нависавшие тяжелые облака редели, рассеивались, рвались и уносились прочь северо-восточным ветром. На фоне холодного, но чуть просветлевшего неба проступали контуры пейзажа.
— Какая жалость, что мы прекратили те работы, — сказал Заки. — Есть у меня чувство, что мы пробивались к богатой залежи. Но, может, это всего лишь стариковские мечты.
— А как думаешь, до какого места мы добрались?
