Анхелес Мастретта - Возроди во мне жизнь
В Мехико я разыскала Биби. Прошло уже два года, с тех пор как жена Гомеса Сото оказалась столь любезной, что приказала долго жить, и его тайная любовница получила наконец возможность стать достойной супругой. В день свадьбы генерал переписал на ее имя всю свою недвижимость и огласил завещание, в котором объявил ее единственной наследницей.
Ее новое замужество казалось со стороны настоящим раем. Новобрачные отправились в Нью-Йорк, а затем в Венецию, так что Биби наконец-то увидела солнце, которого была лишена столько лет, сидя взаперти в саду своего дома. Потом они отправились в путешествие по стране в личном поезде генерала, который тот приобрел, чтобы присматривать за своими газетами. И теперь Биби жадно вдыхала воздух свободы, от которого отвыкла, сидя в четырех стенах.
Однажды она явилась ко мне ни свет ни заря. Я в это время сидела в саду в домашнем халате. Мне как раз делали педикюр, так что она застала меня с опущенными в таз ногами и лицом без косметики.
Биби галопом подбежала ко мне. Она была одета почти по-мужски: в брюки, клетчатую рубашку и туфли без каблуков. Она была поразительно хороша, но при этом выглядела очень странно. Кажется, даже забыла поздороваться; я лишь помню, что она прямо с порога огорошила меня вопросом:
— Каталина, как тебе удавалось любить одного мужчину, а жить при этом с другим?
— Я уже не помню.
— Почти за двадцать-то лет?
— Кажется, даже больше, — ответила я. — Что с тобой случилось? Ты сегодня какая-то странная.
— Я влюбилась, — сказала она. — Я влюбилась. Влюбилась! — принялась она распевать на разные голоса, словно разговаривала сама с собой. — Я влюбилась и больше не могу оставаться с этим противным старикашкой. Он скучный, толстый, мерзкий и вонючий. Ты только представь, он занимается делами в сортире, в поезде приглашает людей в туалет и там с ними разговаривает. И я за ним замужем? Что мне теперь делать — убить его? Я его убью, Кати, потому что просто не выдержу еще одной ночи в его постели.
И тут она сделала нечто совершенно немыслимое: сбросила туфли. Потом села прямо на траву, закинула ногу на ногу и вновь заговорила, хлопая себя по колену через каждые два слова.
— И в кого же ты влюбилась? — спросила я.
— В колумбийского тореро. Завтра он приезжает. Приезжает ко мне, хотя вроде как на экскурсию, но это для отвода глаз. Мы познакомились в Мадриде, в один из тех невыносимо скучных вечеров, когда Одилон вел нескончаемые беседы с генералом Франко. Я сидела в кафе, и тут вошел он и спросил: «Можно присесть?» Ну а дальше, думаю, и так все понятно. Короче, мы дважды занимались любовью.
— И за эти два раза ты успела в него влюбиться?
— У него просто божественное тело — почти как у подростка.
— Сколько ему лет?
— Двадцать пять.
— На целых десять лет моложе тебя.
— На семь.
— Невелика разница.
— Кати, если ты собираешься вести себя, как моя мать, я немедленно ухожу.
— Прошу прощения, у него красивая задница?
— У него все великолепно.
— Ни слова больше! Так ты и в самом деле решила променять своего генерала на твердый член? Достаточно ли у него денег, чтобы наполнить цветами твой бассейн?
— Разумеется нет, но мне все эти бассейны уже поперек горла встали. И он будет знаменитым тореро, ведь он великолепен.
— Учитывая, что ему уже двадцать пять, если бы он мог стать знаменитым тореро, то уже бы им стал.
— Просто он слишком поздно начал, тут уж виноваты его родители. Ему пришлось изучать право, прежде чем он смог посвятить себя бою быков. Разумеется, ему пришлось покинуть Колумбию. Сдается мне, Колумбия — почти то же самое, что наша Пуэбла.
— А он знает, кто твой муж?
— Он знает, что мой муж — владелец многих газет.
— Ну, так что же? — спросила я. — Что ты намерена делать с Одилоном?
— Не знаю, — ответила она. — Вернее, до вчерашнего дня не знала, как бы мне послать Оди ко всем чертям и не оказаться при этом на улице, но вчера Оди побывал на одной сомнительной вечеринке, где практикуют «сравнения» — так у них это называется. Ну, знаешь, куда приглашают шлюх, а мужчины демонстрируют друг другу свое достояние, чтобы сравнить, у кого член больше. Мне об этом рассказала массажистка, а ей, в свою очередь — другая ее клиентка. Так вот, я отправилась туда под видом шлюхи и увидела, как он выставляет себя на посмешище. И как ему такое в голову пришло? Там были почти одни старики вроде него, юнцам это неинтересно.
— Как тебе удалось туда проникнуть? — спросила я.
— Меня провела хозяйка дома. Она тоже клиентка Ракель.
— Биби, я тебя не узнаю. Я думала, ты навсегда останешься дурочкой.
— Так что же мне делать? Как бы ты поступила на моем месте?
— Ты должна на него обидеться. По-настоящему обидеться, до слез.
— Ты думаешь, что я похожа на тебя. Вот только я не умею притворяться.
— Напиши ему письмо, что между вами все кончено по известным ему причинам, и что ты не можешь терпеть подобных оскорблений.
— Может быть, напишешь его за меня?
— Если ты подождешь, пока Трини закончит кромсать мои ноги. Она настоящая изуверка; стрижет-стрижет тебе ногти а потом вдруг — раз! — и воткнет ножницы в икру.
— В таком случае, сеньора, я не стану вам рассказывать последние сплетни про донью Чофи, — заявила Трини, обслуживающая также и Чофи, причем та считала ее своим доверенным лицом.
— Неужели она наконец дала повод для сплетен? Моя кума такая скучная! Мы знакомы пятнадцать лет, и все эти годы я пытаюсь сподвигнуть ее на какую-нибудь авантюру, а она все равно лишь попусту тратит время на дрязги с шофером и кухаркой.
— Вернее, про нее только одна новость, — сказала Трини. — Вторая касается дона Родольфо.
— Хрен редьки не слаще! Оба изрядные зануды. Они с Чофи только и знают, что препираться, почему она не повесит картины, которые Фито велел повесить, или куда она задевала его юбилейные награды. Полный бред!
— Ошибаетесь! Награда нашлась. Она оказалась у шофера, который заявил, что сеньора сама отдала ее в обмен на особого рода услуги, хотя он человек слова и наотрез отказывается разъяснить, в чем эти услуги заключались.
— Нет, я тебе не верю, Тринита.
— Чистая правда! Дон Родольфо был просто в ярости, даже угрожал вытащить пистолет.
— Но так и не вытащил.
— Я к тому времени уже уехала, но шофер клянется, что так все и было.
— Да ты посмотри на Чофи, на эту несчастную толстуху! Нашла тоже женщину-вамп!
— Вы бы видели. Натуральная вамп. Уперла руки в боки, подошла к дону Родольфо, отобрала у него пистолет и сказала: «Если уж тебе придется это узнать, то лучше скажу я. Рене сделал мне одолжение и отвез Зодиака к парикмахеру, там его постригли и искупали, хотя ты против этого и возражал, потому что считаешь это только для собак-педиков».
— Вот видишь, какие драмы случаются в жизни, — сказала я. — Не такие, конечно, как у тебя. Угораздило же тебя влюбиться в тореро! Ну, пойдем, помогу тебе написать письмо.
— Хотя бы просто черновик, — попросила Биби. — Потому что потом я хочу переписать его набело на купленной в Швейцарии бумаге, у меня остался только один лист и конверт.
— Какое тебе дело до бумаги?
— Я его хорошо знаю, когда ему что-то не по нраву, он возвращает мне письмо, в точно таком же конверте, что я отправляла, с сургучной печатью, будто не открывал.
— «Письма, Биби, письма — их столько каждый день. Если хочешь сказать мне что-то, я к твоим услугам» — так он говорит и делает вид, будто ничего не читал. Потому мне нужен этот единственный оставшийся в Мексике конверт. И когда он его откроет, ему уже не отвертеться.
— Так о чем напишем? — спросила я.
— Только об этом — в смысле, о той оргии, которую я видела.
— Расскажи мне, как все было. Как ты туда попала?
— Ракель мне помогла. Вернувшись из Испании, я первым делом вызвала ее и рассказала про Тирсильо и о том, что я хочу уйти от Оди. Тут и выяснилось, что Ракель массирует одну сеньору, которая содержит этот самый дом «для сравнений». Так вот, эта сеньора рассказала Ракель, что мой муж снял этот дом, чтобы устроить мальчишник брату губернатора Бенитеса. Полагаю, ты с ним знакома?
— Да, конечно. А его ты тоже там видела?
— Я видела там их всех. Нет слов, Бруска поистине великолепна! Она придумала выдать меня за больную шлюху. Поскольку всем известно, что мужчинам нравятся хорошенькие мордашки, она решила сказать, что я обгорела вся покрыта ожогами. Она забинтовала меня с головы до пят, так что я стала похожа на мумию, и усадила посреди комнаты. В этих бинтах я едва могла продохнуть.
— Да ну, ты всё выдумываешь.
— Клянусь! Так вот, они все заявились и стали праздновать свой мальчишник. Там, конечно, были и женщины, но на них никто не обращал внимания, они были чем-то вроде мебели. Даже на меня они обращали больше внимания, чем на остальных. «Ах, бедная шлюшка, как ты теперь будешь жить?» Я сидела молча и глядя в пол. А Одилон меня даже не узнал. Он едва смог набраться смелости, чтобы подойти ко мне.
