[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

[15] Тысячи невзгод и лишений — в оригинале чэнъюй 千辛万苦 (qiānxīn wànkǔ) — в букв. пер. с кит. «тысяча горечей, десять тысяч мук» — обр. в знач. «мытарства, бесчисленные трудности».

[16] Сорвать цветок — в оригинале 摘花 (zhāi huā) — означает как «сорвать цветок», так и «добиться женщины», «получить славу и почёт».

[17] Взаимная симпатия — в оригинале чэнъюй 眉来眼去 (méilái yǎnqù) — в пер. с кит. «поигрывать бровями, стрелять глазами» — обр. в знач. «обмениваться взглядами; строить глазки, кокетничать, заигрывать».

Крепкая связь — в оригинале 深厚的革命友谊 (shēnhòu de gémìng yǒuyì) — в пер. с кит. «крепкая революционная дружба».

[18] Пришли в полное отчаяние — в оригинале чэнъюй 心灰意冷 (xīnhuī-yìlěng) — в букв. пер. с кит. «сердце разочаровалось, мысли заледенели», обр. в знач. «отчаяться, пасть духом, раскиснуть, прийти в уныние».

[19] Па-па-па 啪啪啪 (pāpāpā) — жаргонное звукоподражание занятию сексом.

[20] Шокирующе — в оригинале 雷 (léi) — в пер. с кит. «гром», также «изумительно, потрясающе».

Вульгарно — в оригинале 俗 (sú) — в пер. с кит. «нравы, обычаи», также будд. «суетный мир, мирянин», «мещанский, пошлый, посредственный, повседневный».

Притянуто за уши — в оригинале 牵强 (qiānqiǎng) — в пер. с кит. «сильно тянуть», обр. в знач. «надуманный».

Чертовски круто — в оригинале 爽雷爽雷 (shuǎng léi shuǎng léi) — в пер. с кит. «крутой гром, крутой гром».

[21] Что против него капелька яда — в оригинале 塞牙缝 (sāi yáfèng) — в пер. с кит. «затыкать щель между зубами», обр. в знач. «чрезвычайно маленький», «на один зубок».

Глава 15. Квест Мэнмо

Привилегии главного героя таковы, что, даже наступи он в собачье дерьмо, он непременно обнаружит там какой-нибудь редкий свиток или чудодейственную пилюлю [1].

При воспоминании об этом Шэнь Цинцю внезапно переменился в лице, не обращая внимания на слова окружающих. Юэ Цинъюаню пришлось несколько раз окликнуть его, прежде чем он наконец отозвался:

— Что?

Му Цинфан протягивал ему лист бумаги:

— Вам следует принимать эти четыре лекарства каждый месяц, а также заручиться содействием сильного заклинателя, который поможет поддерживать циркуляцию духовной энергии, тогда яд не будет представлять опасности. — Мгновение помедлив, он добавил: — Но боюсь, что впредь шисюн Шэнь порой может сталкиваться с помехами потоку духовной энергии, а также с её неконтролируемыми всплесками.

Пока он говорил, остальные опасливо следили за выражением лица Шэнь Цинцю.

Следует помнить о том, что помехи циркуляции ци — проблема, внушающая ужас любому идущему по пути совершенствования духа и тела — в особенности во время поединка, когда любая заминка может стоить жизни. Однако присутствующим было невдомёк, что Шэнь Цинцю был вполне доволен подобным исходом.

Ведь для такого злодея, как он, Неисцелимый яд в его теле, вопреки всем ожиданиям, вполне мог спасти ему жизнь, позволив при этом сохранить чувство собственного достоинства!

Допустим, па-па-па с главным героем позволит ему обезвредить яд — смог бы он пойти на это? В самом деле, смог бы? Ха-ха-ха…

— Если бы я только знал, я бы не стал спускаться с хребта, — вздохнул Юэ Цинъюань.

Чувствуя, что разговор принимает чересчур мрачный характер, сам пострадавший поспешил заверить его:

— При планировании столь важного события, как собрание Союза бессмертных, должны присутствовать главы всех школ, как же шисюн мог его пропустить? Всему виной подлость и коварство демонов, а также моя собственная небрежность, главе школы ни в коем случае не стоит укорять себя в этом.

Однако, что бы он ни говорил, зная характер Юэ Цинъюаня, можно было предвидеть, что теперь он, возможно, вовек не спустится с гор, чтобы до последнего защищать хребет Цанцюн. Но кто бы мог подумать, что, видя это, Му Цинфан также устыдится:

— Нет, это всё моя вина. Если бы я только своевременно обнаружил вторжение демонов и владел необходимыми знаниями, то смог бы помочь шисюну Шэню — тогда всего этого не случилось бы…

— Нет-нет, вы оба здесь совершенно ни при чём, — принялся заверять их Шэнь Цинцю. — Если уж говорить о небрежности, то это я по неосторожности выбил молотом яму перед Главным залом пика Цюндин…

Они столь нелепо препирались в попытках взять ответственность на себя, что Шэнь Цинцю поневоле и растрогался, и до того смутился, что по коже поползли мурашки, а затылок занемел. Лю Цингэ с нечитаемым выражением лица продолжал смотреть в окно. Подождав, пока все закончат с самообвинениями, он, сделав глоток чая, заявил:

— Никто вне Двенадцати пиков не должен узнать об этом происшествии.

Как-никак Шэнь Цинцю был главой второго по значению пика хребта Цанцюн — разумеется, никто из посторонних не должен был прознать об этой смертельно опасной слабости, это прекрасно понимали все присутствующие.

— Цинцю не считает, что бремя обязанностей главы пика для него слишком тяжело? — напоследок не преминул спросить Юэ Цинъюань.

Будь на его месте оригинальный Шэнь Цинцю, он, скорее всего [2], решил бы, что Юэ Цинъюань, пользуясь случаем, хочет отобрать его полномочия и всё в том же духе; однако нынешний Шэнь Цинцю отлично понимал, что глава школы чистосердечно беспокоится о том, как бы чрезмерные усилия не помешали его выздоровлению.

— Глава школы, вам в самом деле не стоит так обо мне беспокоиться, — поспешил заверить его Шэнь Цинцю. — Обещаю, что не стану изнурять себя сверх меры. — Улыбнувшись, он добавил: — Меня слушаются и руки, и ноги, и язык, а потому я не вижу никаких помех тому, чтобы продолжать заниматься совершенствованием духа и тела, невзирая на яд, так что всё в порядке.

Обсудив детали вторжения демонов, Юэ Цинъюань и Му Цинфан ушли первыми. Провожая их взглядом, Шэнь Цинцю чувствовал, что у него повеселело на сердце, а в груди угнездилось ощущение неизъяснимого тепла и покоя.

Его товарищи с хребта Цанцюн были очень разными по складу характера — с кем-то из них было легко поладить, с кем-то — не слишком, однако все они были словно ветви одного дерева [3]. Пусть они и жили раздельно на двенадцати пиках, если с одним из них что-то случалось, он всегда мог положиться на остальных, словно на членов своей семьи (за исключением разве что оригинального Шэнь Цинцю).

И тут, отставив давно остывший чай, Лю Цингэ заявил:

— В твоём теле не ощущается призрачной ауры — иначе я