Эрик Удденберг - Отцеубийство

Девушка. Может быть. Смотря, что понимать под этим словом.

Папа. Мне кажется, ты революционерка. Мы с тобой революционеры. (О Сыне). Видишь? Он даже не может решить, хочет он кофе или нет.

Мама пытается остановить Папу. Папа ее не замечает. Мама уходит.

Психотерапевт (Входит и замечает, в какой позе сидит сын). Поставь ноги как следует, расправь плечи. Не складывай так пальцы. (Сын меняет позу). Нет, не так! И не так!

Папа. Я прекрасно вижу, что он из себя представляет. Хорошо знаю, что он из себя представляет. (Указывает на Сына, который, действительно, сидит в очень неестественной позе). Посмотрите на него! Он же нездоров! (Пауза). Революция — не в том, что человек говорит, а в его отношении. Целеустремленность, она нужна в любом обществе, в любой семье, а уж какие формы она обретает, это не так важно.

Сын (Открывает рот).

Папа. Смотрите, он пытается что-то сказать. Послушаем? Нет, у него не получилось. Какие перлы пропадают! (Девушке). Он, действительно, очень талантлив. Хорошо учится, ну ты это и сама знаешь.

Психотерапевт. Но мы все же опасаемся, что с ним что-то не в порядке.

Девушка. Ты уже говорил.

Папа. А Йон никогда ничего не говорит! Невольно начинаешь уже беспокоиться! Что у него там происходит. (Указывает на голову Сына). Тебя не беспокоит? Он с тобой разговаривает? Да нет, я не выпытываю у тебя. Но это очень странно. Все в нашей семье профессионально умеют разговаривать с людьми о любых — самых сокровенных — вещах, а сын хранит полное молчание. А к нему ведь перейдет мое имя, надо думать.

Девушка. The rest is silence[4].

Папа. Может, и так. Может быть. (Пауза. Сыну). Ты не можешь хоть что-нибудь сказать? Хоть пару слов? Все что угодно, лишь бы это были твои слова. Именно твои слова, не чьи-нибудь еще, пойми, иначе не годится. (Пауза). Ну. Говори.

Сын. Здесь очень красиво.

Девушка. Ты думаешь?

Пауза.

Папа. На этом его речь завершилась. Его всегда что-нибудь останавливает. Да, здесь, действительно, красиво, — разве нет?

Девушка. Не знаю.

Папа. Ну ты просто еще не освоилась. Когда освоишься, поймешь, что здесь очень красиво.

Девушка. Может быть.

Папа. Забавная ты. Никогда не скажешь просто «Да».

Девушка. Нет.

Папа. Именно! Вот-вот! (Выходит).

Девушка и Сын вдвоем.

Девушка. Почему ты молчал?

Сын. Я не мог говорить.

Девушка. Ну ты мог хоть что-нибудь сказать?

Сын. Не мог.

Девушка. Он же оскорблял тебя! Ты мог ему что-нибудь ответить! (Пауза). Не-ет. Но со мной же ты обычно разговаривал?

Сын. Да.

Девушка. Почему же ты тогда не можешь говорить с папой?

Сын. Не знаю.

Пауза.

Девушка. Ты всегда так ведешь себя дома, с родителями?

Сын. Нет, обычно я страшно распинаюсь перед ними, а они смотрят мне в рот и кивают головами. (Пауза). Правда. Я серьезно говорю.

Девушка. У тебя забавный папа. (Пауза). Я поставлю музыку? У меня есть какие-то диски с собой.

Сын. Давай, конечно. (Пауза. О музыке). Господи, да что это? Знаешь ведь, что невротики предпочитают дисгармоничную музыку, а спокойные люди — наоборот, гармоничную? Это научный факт. Степень гармонии в музыке отражает степень гармонии человека, которому она нравится. Поэтому я никогда не слушаю музыку.

Психотерапевт и Мама одни.

Психотерапевт (Из телестудии). Я знаю, как бы Я поступил на твоем месте. Я бы предложил мужу небольшую прогулку, и затем в лесной тиши выложил бы ему все начистоту. (Пауза. Перед телестудией). Сейчас эта боль стала невыносимой, да? Когда ты видишь Йона и Марию вместе?

Мама (Кивает. Пауза). Все же я, наверное, ничего не скажу. Наверное, я смолчу.

Психотерапевт. Ты все время пытаешься смолчать.

Мама. Это неправильно?

Психотерапевт (Молчит).

Мама. Мы оба были невинны, и я, и Роланд.

Психотерапевт. Я знаю.

Мама. Да, я знаю, что ты знаешь.

Девушка и Сын в другой комнате. Девушка встает, собирается выйти.

Сын. Ты куда?

Девушка. Схожу на кухню.

Мама и Психотерапевт одни.

Мама. Ты такой тихий. Мне это очень нравится. Я мечтаю встретить когда-нибудь человека, который бы не умел говорить. Язык бы которого просто-напросто замер во рту. С таким человеком я бы разговаривала. Ты же знаешь, что больше всего человеку нужно, не чтоб его прощали. Простить может кто угодно. Больше всего человеку нужно, чтоб его кто-нибудь понимал. А понимать сложно. Почти невозможно. Но если человек всегда молчит и только слушает, то он, наверное, понимает, того, кто говорит. Он, наверное, сидит неподвижно. Безмолвно. Только внимает. Ему бы я рассказала о нем самом. О себе, конечно, тоже, но и о нем. Я рассказала бы ему о его ладонях, о его руках, о его взгляде, о росте. А он наверняка высокий. Высокий и безмолвный. Сидел бы и молча слушал все, что я ему о нем рассказываю. Его ступни, его голени, его грудь, скулы, волосы, его член. Когда я начну рассказывать о себе, он будет так же молча слушать. Но и я буду немногословна. Я буду говорить медленно. Знаешь ведь, что когда человек чувствует себя уверенно, то может себе позволить подыскивать точные слова. Я расскажу ему о себе, о своем теле, поговорю и о других вещах. Наверное, о траве, о погоде, о свежем воздухе, о глине. Я присяду, совсем рядом с ним, так же тихо. Я буду долго сидеть. Наконец он встанет. Сначала он меня приласкает. Потом крепко свяжет. Потом убьет.

Пауза.

Психотерапевт. Это неправда.

Мама. Прости. (Пауза). Я и сама знаю, что никогда тебе не подойду. Ты слишком суров.

Папа в кухне. Входит Девушка.

Папа. Господи, какой у тебя решительный вид. (Пауза). Ты никогда не думала заняться политикой? Мне кажется, ты подходишь для этого. У тебя подходящий характер. Политика и психология — хорошее сочетание. Посмотри на меня.

Девушка. Я пришла, чтоб сказать тебе кое-что.

Папа. Да?

Девушка. Ты не должен так говорить про Йона.

Папа. Да я ничего плохого не имел в виду. Я просто беспокоюсь. Ты и сама, небось, беспокоишься за него.

Девушка. Вовсе ты не беспокоишься. Только притворяешься. Ты подавляешь его, вот и все. (Напряженно). Думаешь, я не вижу этого?

Папа. Я изучал язык жестов. Все психологи изучают. Изучают язык бессознательного. И я понимаю, что означают жесты Йона. Это меня и беспокоит. Ты сильно расстроилась? Не стоит. Не надо.

Девушка. Есть одна вещь, которой тебе не понять. Но из-за которой я люблю Йона.

Папа. Мария, на свете есть много вещей, которых мне не понять. Но есть вещи, которые я понимаю. И уж во всяком случае я понимаю больше, чем Йон. (Девушка уходит. Папа, оставшись один, восклицает). Господи, да он ведь спит на животе! Это же извращение!

Сын (В телестудии). Есть что-то такое, даже не знаю… что-то даже, может быть, невыразимое… но что-то очень красивое и очень маленькое. Вы когда-нибудь рассматривали землю в цветочном горшке? Если ее рассматривать совсем вблизи, то получится очень красиво, словно маленький пейзаж, совсем как настоящий. Если представить себе, что стоишь там, и смотришь на листья комнатных растений снизу. Самое прекрасное в комнатных растениях то, что они словно бы природа в доме. В человеческом доме. Так вырастает лес. И это впечатляет. Другое дело — жженый рис. Мы с Марией как-то заснули, забыв выключить кастрюлю с рисом. Когда мы проснулись, рис весь сгорел и обуглился. Было похоже на хрустящий твердый кубик из черных рисовых зернышек. Как литое ядро, только легкое. Было очень красиво. Я поставил это как скульптуру на подоконнике. (Пауза). Так я немного рассказал о своем мире.

Девушка и Сын в комнате.