Лёд моих диких снов - Ника Каирами
Врагами были бойцы, выполнявшие так же как и мы, приказ сверху: мочить без права выбора.
Врагами были и те, кто схватился за калаш для того, чтобы защитить свой дом от нас, которых сюда никто не звал.
Спустя месяц я понял, что врагами на самом деле были мы сами. Но пути назад я для себя не искал. Видя, как с каждым штурмом редели наши ряды, помня, как без какой-либо заминки они уничтожили наш барак и всех, кто был внутри, я твердо решил, что не уйду отсюда, пока не вынесу пару десятков бойцов за пределы жизни.
Мозгом понимал, что смысла в этом нет. Как обронил однажды Старшина: "Око за око – весь мир ослепнет."
Но обострившееся чувство справедливости твердило об обратном.
– А мы тогда кто? – Спросил я у Мержинского. Мы сидели в окопе плечом к плечу и драили до блеска свои калаши. Просто, чтобы скоротать время, которого у нас и так было не много.
– А кто мы? Пешки. Такие же, как и они. Нам сказали – мы сделали. Только если ты думаешь, что у этой игры два игрока – ты сильно заблуждаешься. И черными и белыми играет одна рука.
– И чья?
– А оно тебе надо? – Ответил он вопросом на вопрос. – Вот и я думаю, что не надо. Твоя задача - башку от капусты отличать, да стрелять метко. Останешься жив – поразмышляешь над игрой. А подохнешь, так и груз с плеч.
- Смотрю я на тебя, Антоха, и в толк не возьму. Нахрена ты в органы подался? У тебя мышление как у мародёра. Тебе бы в банду главарём.
Мержинский ухмыльнулся.
– Тупой юморок вернулся, смотрю? Жить будешь. – Немного подумав, всё же решил ответить: – Таким же дураком, как и ты был. Подался от нехер делать, вот и барахтаюсь теперь как могу.
– Чего не уйдешь?
– Как у вас всё просто: уйдешь, не уйдешь. Кто меня, голубчика, отпустит? – Антон вздохнул. Не тяжело и обречённо, а скорее по привычке. – Мать там как, интересно? Последнее время на сердце жаловалась. Ладно, живы будем – не помрем. Такая вот хрень, Димон: утречком я как-то так заплутал и услышал трёп офицера с летёхой. Короче, валить они отсюда собираются. И валить по-быстрому. Главным какую-то крысу штабную оставляют.
– С чего вдруг?
– А поди спроси. Дырку в лоб от своих же получишь. Короче, дело солярой пахнет. А теперь слушай сюда. На рожон не лезь. Это не наши разборки и не наша война.
– Как ты себе это представляешь? Они в бой, а мы как крысы?
– Засунь свою совесть и дело чести себе знаешь куда? Кого и от кого мы здесь защищаем? Своих мы там оставили, в бараке. Здесь у нас своих нет. Здесь каждый сам за себя.
***
Через два часа после нашей беседы командование тихо отчалило.
А ближе к вечеру начался целенаправленный штурм.
Били, казалось, со всех сторон. Основной целью были не мы, а наше укрытие. Когда миномёт задохнулся, в ход пошла живая сила.
Глядя на бледного Макса, прятавшего мобильник в один из потайных карманов, я придержал свою решимость ослушаться совета Антохи. Остался на месте, отстреливаясь из окопа.
Поступал ли я тогда правильно, я не задумывался.
Отвлекся на долю секунды и едва не получил пулю в затылок. Она просвистела в сантиметре от уха и взрыла землю у моей головы. Резко развернувшись с автоматом наизготове, первое, что увидел - точно такое же дуло, смотрящее на меня в упор. А за ним и взгляд. Холодный, немигающий. Без тени сомнения.
И только в ту секунду я наконец понял, что не давало мне покоя там, в полуразрушенном бараке.
Понял ли Старшина это раньше нас? Или поддавшись интуиции, заткнул взглядом рот Мержинского, когда тот просил отправить Сепуху вместо Игната с нами в разведку.
Так или иначе, но Сепуха оказался не просто жив, а ещё и вполне здоров. Стоял напротив, отсвечивая вражеской нашивкой на форме и плавно жал на спусковой крючок.
Выстрел.
Второй.
Третий.
Ни один не попал в цель.
Невесело усмехнувшись, Сепуха запустил руку в свой карман, следя взглядом за дулом Мержинского. Антон медлил, но уверенно держал его на мушке.
Вытащив на свет гранату, Сепуха швырнул её к моим ногам и быстро скрылся из виду.
- Ложись!
Отшвырнув автомат, Мержинский бросился на меня, успев оттолкнуть Макса в сторону.
Рвануло. Но в метрах трёх от нас.
Перед моим лицом лежала целая граната с чекой. А рядом с ней шоколадная конфета.
Цели нас убивать Сепуха не преследовал. Дал шанс на спасение? Возможно.
Я отчётливо вспомнил его слова там, в сторожке: "Завтра мне могут сделать более выгодное предложение и я уйду туда, лишь бы сохранить жизни тех, кто мне дорог. ... Убить русских ополченцев – что-то сродни достать трофей. И у кого этих трофеев больше, у того и жизнь в шоколаде."
Сжав конфету в кулак, впервые за долгое