Лёд моих диких снов - Ника Каирами
- Старшина... Старшина...
Сквозь помехи мы едва уловили ответ с того конца.
- Танки. Девять.
- Рацию убери! - Успел предупредить я, вдавив голову Мержинского в сугроб.
Мимо проехали три танка боевого охранения. Их можно было даже потрогать рукой.
- Вашу ж...
- Бойцы! Бойцы, вашу мать! Приём!
- Двенадцать, Старшина, - прошептал Антон со сбившимся дыханием, смахнув с лица другой рукой снег.
- Не слышу! Бойцы! Приём! Что за чертовщина?!
- Двенадцать танков! Старшина!
- Квадрат?
Указав квадрат скопления техники, Мержинский получил предупреждение об артиллерийском обстреле. Прижав рацию к себе, еле слышно выдохнул.
- Ждём.
Ждали около часа, основательно укапавшись в снег. Но обстрела так и не последовало.
Спустя время к танкам подъехала пехота на "Камазах", и войска стали рассредотачиваться.
- Это всё на нас? - уточнил Макс охрипшим шёпотом, подув на окоченевшие пальцы.
- За селом второй КПП. Там ребят побольше. Оттуда и пополнение приходит, - пояснил Антон, не отводя взгляда от танков. - Чего они там, уснули все? Старшина! Приём!
Танки и пехота медленно двинулись к селу, по пути разделяясь.
- Старшина!
- Слышу тебя, - в рации раздался голос командира.
- Пятнадцать "Камазов" с людьми и двенадцать танков, товарищ командир! Двинулись в вашу сторону. Окружают.
- Понял, - коротко известил он, оставив после себя помехи на линии. Больше связаться с ними не удалось.
- Что делать будем?
- А что мы сделаем, Архип? Лучшее, что мы можем сделать – сидеть и не высовываться.
- По-сучьи это, Антоха.
- А что не по-сучьи, Димон? Мы обстрел попросили, они спасовали.
- Перебьют же.
- Ну, вали, герой. Спасай всех своим калашом.
Повторять дважды не пришлось. Отлипнув от заснеженной земли, подобрал калаш и на негнущихся ногах двинулся обратно.
- Стой, придурок! Куда тебя понесло?
- Да пошёл ты.
Нагнали меня метров через двести в густом ельнике.
Держа автоматы наготове, мы молча продвигались к селу.
Окоченевшие ноги вязли в сугробах. Буквально через каждый метр кто-то спотыкался, валился, но мы упорно двигались дальше.
- Я сейчас сдохну, - поделился Макс мимоходом.
Антон молча достал из-за пазухи флягу и протянул ему. Макс сделал глоток, поперхнулся и передал мне.
Принятое на грудь отрезвило, вопреки всему.
Послышался взрыв.
Ещё один.
Пулемётная очередь.
Не сговариваясь, ринулись вперёд. Забив на сухостой и на предупреждения Старшины, что его обламывать нельзя.
От бомбёжки закладывало уши. Предчувствие дурного только придавало сил.
- Ложись!
Голос Мержинского тягучей удушливой волной протянулся по морозному воздуху и утонул в очередном взрыве.
То, что открылось нашему взгляду, иначе как адовый штурм не назовешь.
Барак и село накрыл ракетный смерч. Лупили туда, где уже ничего толком не осталось. Словно ставили жирную кровавую точку.
Опоздали.
- Командир... Старшина... Приём! Приём! - Как в бреду повторял Антоха в рацию, перекрикивая взрывы.
Два часа и ничего. Рация молчала.
- Старшина! Приём!
- Завязывай, - попросил я. - Нет там никого.
- Старшина! Вашу мать. Старшина!
Разжав руку с окровавленными, содранными об обледеневший снег пальцами, я выхватил рацию и засунул в свой карман.
- Осталась водка? - Отрешённо поинтересовался зелёный, волей судьбы спасшийся с нами.
- Нет ни черта, - отозвался Макс.
Спустя минут тридцать "Грады" затихли. Танки и пехота двинулись дальше.
Мы пролежали в снегу до утра, наблюдая за подходящими колоннами снабжения врагов.
Всю ночь пытались связаться с командованием, но рация молчала.
На связь вышли только утром.
Узнав о случившемся, один из командования приказал выдвигаться к штабу, о расположении которого мы узнали только что.
Спустившись на ватных ногах со склона, двинулись к бараку.
Ничего.
И никого.
За перекопанной взрывами землёй не было видно даже крови. Только пять трупов ребят у входа.
От барака осталось одно название.
- Куда тебя черти?.. - Вяло бросил Мержинский мне вслед.
Пробравшись через завалы, едва сумел выбраться к казарме.
Посреди комнаты огромная воронка. А вокруг ребята.
Крепко сцепив челюсти обвёл взглядом руины.
Различив знакомый силуэт, аккуратно ступил к нему.
Целёхонький.
Слабый проблеск надежды угас едва стоило приложить пальцы к его шее.