Джереми Полдарк (ЛП) - Грэм Уинстон
— Разумеется, поеду, — ответила она немного неуверенно. — Я ведь обещала.
— Ты и правда считаешь, что он приглашает тебя для лечения кобылы? — с сарказмом спросил Росс. — Я был лучшего мнения о твоем уме.
— В смысле, ты вообще ни в грош не ставишь мой ум.
— Иногда я весьма уважительного о нем мнения. Но ты должна понимать, к чему клонит Бодруган. Он ведет себя вполне ясно.
На три четверти это было правдой, и потому Демельза еще больше встала в позу.
— Думаю, я способна об этом судить и самостоятельно.
— Не сомневаюсь, что ты так думаешь. Но будь осторожна, как бы тебя не ослепил его титул. На некоторых это производит эффект.
— В особенности на простую шахтерскую дочь, которая ничего лучше не видела.
Росс на мгновение взглянул на нее. — Ты вольна продемонстрировать это лично.
Он повернулся, чтобы уйти, но Демельза оказалась у двери первой.
— Ты просто невыносим, как ты можешь говорить такое!
— Уверен, что не я начал этот спор.
— Конечно, ты никогда не начинаешь споры, с твоим-то ледяным взглядом и язвительным языком! Ты просто заморозишь своим презрением всё, что не соответствует твоим стандартам. Это... это несправедливо и ужасно! Может, ты всегда и хотел, чтобы я именно так себя чувствовала. Может, ты жалеешь, что на мне женился!
Она развернулась и вышла, захлопнув дверь за собой, и Росс услышал, как она бежит по лестнице.
Этим вечером ужин запоздал.
Миссис Гимлетт сказала, что у хозяйки болит голова и она не спустится, так что Росс ел в одиночестве. Подали вареного кролика с душистым соусом, но ему показалось, что вкус совсем не тот, как получался у Демельзы. Затем последовал яблочный пирог со сливками и ячменные лепешки. Когда он закончил, то положил немного пирога, пару лепешек и сливки на тарелку и понес ее наверх.
Демельза лежала в спальне на кровати. Это было ее излюбленным прибежищем в редкие минуты отчаяния. Она уткнулась лицом в подушку и не пошевелилась, когда вошел Росс, даже когда сел на кровать.
— Демельза.
Никакого ответа, она не двигалась.
— Демельза. Я принес тебе пирога.
— Я не хочу есть, — сказал она приглушенно.
— Всё равно, пара кусочков тебе не повредит. Я хочу с тобой поговорить.
— Не сейчас, Росс.
— Нет, сейчас.
— Не сейчас.
Он разглядывал ее спутанные волосы, манящую грацию стиснутых пальцев.
— У тебя на чулках дырка, — сказал Росс.
Она повернулась и через секунду села. Лицо было заплаканным, и Демельза вытерла его кончиком косынки: хотя сейчас она и ненавидела Росса, но не хотела предстать перед ним в неприглядном виде.
— Скушай это, милая.
Она затрясла головой.
Росс отложил тарелку. — Послушай, Демельза, если уж ссориться, то по серьезной причине, так чтобы мы оба могли хорошенько поупражняться, осыпая друг друга жалобами. Но в этом жирном волосатом старике, который таскается сюда, надоедая тебе просьбами, я такой причины не нахожу. Думаю, в глубине души ты знаешь Бодругана не хуже меня. Так что, возможно, причина твоего раздражения кроется в чем-то другом. Ты знаешь, в чем?
Демельза сделала жест, который ничего не объяснил.
— Ты говоришь о моем ледяном взгляде и язвительном языке. Но ты прожила в этом доме шесть или семь лет, будучи три из них замужем за мной, и мои особенности не должны быть для тебя сюрпризом. Я их признаю, но они не появились у меня за одну ночь, как борода у Билли Томсона. Ты страдала от них и как-то выдерживала уже довольно долго. И потому я не могу не чувствовать, что есть какая-то скрытая причина, по которой ты больше не можешь их выносить. Я заметил отчуждение в те часы, которые мы проводим вместе, они не приносят прежнего удовлетворения. А ты?
— Я к этому не стремилась, — неопределенно ответила она.
— Возможно, мы ожидаем слишком многого, если хотим, чтобы первый пыл длился так долго. Мы провели пятнадцать или восемнадцать месяцев почти идеально, как только могут желать мужчина и женщина, но теперь перешли к следующей стадии, мы разочарованы тем, что абсолютное счастье пропало, и каждый склонен винить другого. Вот так самые мелкие причины для раздражения разрастаются в ссоры. Это и есть очевидная истина, не так ли?
— Так ты это видишь, — ответила Демельза, отвернувшись.
— А ты это видишь не так? Что ж, возможно, пока еще не так, но придешь к этому.
«Он не только не хочет ребенка, но и меня больше не хочет», — подумала Демельза.
— А тем временем, — мягко продолжал Росс, — давай попробуем умерить наше раздражение. Я сделаю всё возможное, чтобы не обращаться с тобой свысока, ведь у меня и в мыслях такого не было. А если ты находишь мое общество холодным и скучным, то постарайся меня простить, потому что у меня достаточно дел, о которых следует думать, и мимолетная угрюмость — скорее результат беспокойства от этих мыслей, чем знак того, что я тобой недоволен.
Сказав это, он наклонился, поцеловал Демельзу в щеку и снова оставил ее в одиночестве, тем самым лишь углубив непонимание между ними.
Уже гораздо позже вечером она спустилась вниз и обнаружила Росса сидящим за столом в гостиной с разложенными вокруг учетными книгами. В былые дни она сидела на подлокотнике его кресла и пыталась понять, как муж подводит баланс, но теперь всё было не так. У локтя Росса стояла полупустая бутылка бренди, и Демельза вспомнила, что днем она была полной. Росс поднял голову и коротко улыбнулся, увидев ее в дверях, но вскоре снова погрузился в работу.
Демельза пересекла комнату и поворошила дрова в камине, подбросив туда еще парочку поленьев, а потом села, молча наблюдая за голубоватыми языками пламени.
Она слышала, как шепчет за окном ручей и где-то в темноте ухает сова. Ночь была тихой. Как и весь декабрь — пора ранней росы, мокрых листьев под ногами и долгих сумрачных дней, словно они и есть естественное состояние природы. Погода была спокойной, но в этом спокойствии чувствовался намек на увядание, словно во всем мире не было ничего нового и юного.
Неожиданно Демельза подняла голову, перестав грызть ногти, и увидела, что Росс за ней наблюдает. Словно отвечая на собственные мысли, она сказала: — Тебе еще не платят за то, что служишь на шахте главным казначеем?
— Это экономит средства, и я выжимаю прибыль побольше.
— Но все остальные платят. На Уил-Ратер главному казначею платят сорок шиллингов в месяц. Теперь мы так бедны, что и это пригодится.
— Этого всё равно недостаточно, — Росс начал набивать трубку. — Это не только учетные книги. Здесь еще и мои собственные счета. Через три недели я не смогу расплатиться по своим обязательствам.
— Так значит, сегодня ты виделся со своим заимодавцем? — Демельза попыталась сказать это ровным тоном, но знала, что это означает для них обоих.
— Пирс был бы польщен тем, как ты его назвала. Да, я с ним виделся. Он согласился продлить заём еще на год.
— Значит...
— Паско также согласился прибавить проценты по закладной на дом к общему долгу, но предупредил, что теперь согласие на это должны дать и его партнеры, так что, вероятно, не сможет поступить так же и в следующем году. Но ему вряд ли придется, потому что я всё равно не могу найти четыреста фунтов для Пирса, ничего даже и близко к этому, если не продам шахту, а без нее мы долго не протянем.
Она внезапно устыдилась, что именно в этот день решила устроить ссору.
— Сколько тебе не хватает?
— Чуть больше двухсот фунтов.
— А ты не мог бы...
— О да, вероятно, я мог бы занять эти деньги у какого-нибудь друга, но какой от этого прок? Я только погружусь в долги еще глубже. Лучше было бы, как советовал Паско, еще год назад продать шахту Уорлеггану, покончить с этим и начать всё заново, освободившись от самого серьезного долга.
— Не в твоем характере сдаваться, Росс. Но я имела в виду не взять в долг у друзей. У нас есть кое-что, совсем немного, что может принести деньги.
— Например?
— Например, моя рубиновая брошь. Ты говорил, она стоит сотню фунтов.
