[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

Поднявшись на ноги, Тяньлан-цзюнь отряхнул с подола несуществующую пыль и повернулся, собираясь удалиться. К его удивлению, нелепое создание медленно поползло следом.

— Зачем ты преследуешь меня? — удивлённо обернулся к нему владыка демонов.

Существо тут же замерло на месте; при виде этого Тяньлан-цзюнь вновь сделал шаг — и тотчас услышал из-за спины тихий шорох ползущего тела.

— Ты что, не понял, что я сказал тебе? — раздражённо топнув, бросил Тяньлан-цзюнь.

После ещё пары-тройки подобных заходов он решил попросту игнорировать настырное создание и двинулся дальше, соединив руки за спиной, в то время как его непонятливый спутник знай себе пресмыкался следом.

Тяньлан-цзюнь неспроста считал себя особенным: его отличало безупречное происхождение и недосягаемо высокое положение — само собой, и во врагах недостатка не было. Вот и сейчас на его пути попалось немало возмутителей спокойствия. Разумеется, он мог бы без труда разобраться с ними сам, но его змееподобный попутчик бесшабашно бросался на каждого противника, сражаясь не на жизнь, а на смерть — и подобное рвение с лихвой возмещало недостаток сил.

После нескольких подобных инцидентов Тяньлан-цзюнь уже не мог игнорировать спутника.

Бросив взгляд на покрытое ранами и ссадинами змеиное тело, он бросил:

— И всё же ты чересчур уродлив.

Не на шутку задетое подобными словами существо сжалось.

— И упрям вдобавок, — улыбнулся Тяньлан-цзюнь. — Не очень-то приятное качество.

Неотступно следуя за ним, получеловек-полузмей безропотно преодолевал любые препятствия и невзгоды — и всё же после этих слов ему захотелось лишь развернуться и убежать — то бишь, уползти — прочь.

Мог ли он предвидеть, что в следующее мгновение Тяньлан-цзюнь со вздохом коснётся его макушки голыми руками:

— Упрям и уродлив — нет, я положительно больше не могу этого выносить.

Внезапно поток энергии, непостижимо прохладный и тёплый одновременно, устремился в тело твари, заполняя его до кончиков пальцев.

Но откуда им вообще взяться?

Внезапно бывший монстр обнаружил, что его прежде короткие деформированные конечности преобразовались в полноценные руки и ноги. На ладонях стремительно отрастали пальцы, которые он прежде считал недосягаемым для него воплощением изящества.

Он преобразился в молодого человека пятнадцати-шестнадцати лет от роду, белокожего, высокого, стройного, здорового и абсолютно нормального. Тяньлан-цзюнь наконец убрал руку, и в его угольно-чёрных зрачках отразился новый облик юноши.

— Пожалуй, так лучше, — задумчиво бросил владыка демонов, подперев рукой подбородок. — Есть возражения?

Юноша открыл рот, желая ответить — но новообретённые человеческие язык и губы отказывались подчиняться. Пару мгновений спустя изо рта вырвался первый звук, но ещё раньше из глаз потекла непривычная влага.

Хоть Чжучжи-лан всегда верил, что Цзюнь-шан во всём прав, в глубине души он всё же считал, что его господин — тот ещё насмешник.

Но даже получив разрешение Тяньлан-цзюня следовать за ним, долгое время Чжучжи-лан по-прежнему не имел имени.

Поскольку владыка демонов вообще редко отдавал приказы, он не ощущал нужды как-то называть своего попутчика. Так они и провели бок о бок несколько месяцев.

Пока в один прекрасный день Тяньлан-цзюню не понадобился сборник стихов из Царства людей. После долгих бесплодных поисков [5] он наконец смирился с тем, что придётся просить кого-то о помощи — тут-то его и осенило, что у него есть племянник [6], который скромно притулился в уголке его кабинета.

Однако, бросив ему: «Эй!» — Тяньлан-цзюнь понял, что не знает, как продолжить предложение.

— Я прежде спрашивал о твоём имени? — нахмурился он.

— Цзюнь-шан, у этого подчинённого нет имени, — честно ответил его племянник.

— Как такое возможно? — озадаченно отозвался Тяньлан-цзюнь. — Это так странно… Как же мне тебя называть?

— Цзюнь-шан может называть меня, как ему угодно. — С этими словами его подопечный двинулся к шкафу, выудил оттуда сборник стихов, который владыка демонов небрежно запихнул туда, полистав, и протянул господину на вытянутых руках.

— Да уж, не иметь имени — это никуда не годится, — удовлетворённо заметил Тяньлан-цзюнь. — Давай-ка выберем что-нибудь подходящее. — Опустив голову, он перевернул пару страниц, затем бросил: — Как насчёт Чжучжи-цзюнь?

Поскольку у его племянника был острый глаз, он с первого взгляда ухватил кусок текста:

«Меж зелёных ив река течёт,

В лодке мой возлюбленный поёт.

Солнце на востоке, на западе — тень,

Пасмурны речи, и всё же ясен день»

Побеги бамбука [7]

Юноша покачал головой.

— Не нравится? — Вручив ему книгу, Тяньлан-цзюнь заявил: — Ну и привереда же ты. Тогда сам выбирай.

Его племянник не знал, плакать ему или смеяться.

— Цзюнь-шан, лишь благородные господа достойны носить подобное имя.

— Такой молодой, и уже такой щепетильный. Ну раз дело в этом, будешь Чжучжи-ланом.

Казалось, Тяньлан-цзюнь ни к чему в этой жизни не относится серьёзно: он походя дал ему новую жизнь и новое имя, не задумываясь ни на мгновение.

Однако, пусть для него всё это было пустой забавой, Чжучжи-лан готов был пройти сквозь огонь и воду ради своего Цзюнь-шана, рискнуть жизнью и конечностями, которые обрёл благодаря ему.

Он и не подозревал, что в тот момент, когда он над этим раздумывал, Тяньлан-цзюнь также задавался вопросом: не слишком ли долго его племянник пробыл в змеиной форме — быть может, это всё же сказалось на его умственных способностях?

Он никогда не называл его дядей [8] — только Цзюнь-шаном. Не пожелал остаться в южных землях в качестве его независимого вассала, вместо этого предпочитая состоять при его особе в роли мальчика на посылках. Отказался от хорошего имени и высокого статуса, добровольно себя принижая.

Он и в самом деле был самую малость простоват — но с этим, пожалуй, уже ничего не поделаешь. Видимо, ему предначертано до скончания жизни оставаться наивным дурачком — что ж, так тому и быть.

***

Тяньлан-цзюнь действительно всем сердцем тянулся ко всему, что связано с людьми.

Возможно, причиной тому была холодность и приземлённость демонов. И, как всегда бывает при романтизации чуждого народа, его тяга к людям граничила с ненормальностью, а представления о достоинствах людей были порядком преувеличены.

Пускаясь в очередное путешествие, он всё чаще забредал в пограничные земли. Пересекая границу, он не мог отказать себе в искушении