Пэпэла (Бабочка) Часть 4 - Уваров Максимилиан Сергеевич
– Значит, Смирнов не соврал! Ты и правда, Илюша, не можешь любить женщин. Он рассказал мне о твоих любовных похождениях в турецких банях и об оргиях на берегу моря, – Сонька стала застегивать пуговицы на кофточке. – И знаешь… я ему сначала не поверила. А еще он сказал о том, что у тебя случилось с Изей. Как ты мог так с ним поступить? Ведь он любил тебя все время. И я это знала, но думала, что у него нет шансов. Хм… – Соня горько усмехнулась. – А оказалось, что только у него этот шанс и есть… Но ты эгоист, Илюша! Ты страшный человек! Ты подарил ему надежду и тут же бросил. И меня сия учесть не миновала, но Саша вовремя открыл мне глаза, и за это я ему благодарна. Если бы не он, то… А впрочем… Несчастна сейчас не я! Ты! Но пока ты этого не понимаешь. В итоге ты останешься один, Илюша. Совсем один, – Соня встала, быстрым шагом прошла в коридор, накинула на плечи пальто, взяла в руки шляпку и уже у входной двери обернулась и сказала: – Мне тебя очень жаль…
Когда дверь за ее спиной захлопнулась, Илико очнулся. Он не был удивлен вспышкой Сониного гнева и понимал, откуда обо всем узнал Смирнов. Он реально ощущал, что это полный и окончательный разрыв их отношений. Ему было тоскливо. Та резкая боль, которую он почувствовал, открыла давно затянувшуюся рану, о которой Илико старался не вспоминать.
Илико выключил свет, лег на кровать и уставился в потолок.
«Изя… Я так давно не вспоминал о нем. Мне даже стало казаться, что все это было не со мной, а с кем-то другим и не в этой жизни. Интересно, а если бы я тогда остался, как сложилась бы моя судьба? Возможно, я бы танцевал. Не на сцене театра, а в каком-нибудь ресторанчике. Я приходил бы домой поздно ночью, пробирался на кухню, а там бы меня ждал ужин. Потом я шел бы в спальню, где из-за занавески выглядывает любопытная луна. Я бы садился к тебе на кровать, стараясь не разбудить, слушал бы твое дыхание и ловил бы твою улыбку…»
Его веки потяжелели. Илико глубоко вздохнул и погрузился в легкий сон, уносящий его в детство.
Наступил день открытия сезона. Илико нервно ходил по гримерке, то поправляя на себе темно-синий жакет, расшитый серебром, то приглаживая у зеркала идеально уложенные волосы.
– Чего ты так волнуешься, Чантурия? – ухмыльнулся ему Вениамин, накладывая на лицо грим. – Ты красив, талантлив, и у тебя сильный покровитель.
– Сегодня решается моя судьба, – ответил ему Илико. – Мне нужно выложиться так, чтобы критики меня заметили.
– Тебя заметят, если ты просто выйдешь с веником в руках и будешь подметать сцену, – хмыкнул Вениамин. – У тебя только один конкурент в театре – Огюст. Но даже он тебе симпатизирует. Ты счастливчик, Чантурия!
Илико хотел что-то возразить Вениамину, но дверь гримерки открылась, и на пороге возникла огромная фигура Дегтярева.
– Волнуешься? – спросил он, бросив косой взгляд на Вениамина.
– Мне неспокойно, – ответил ему Илико, пожав протянутую руку. – Душа болит.
– Что-то случилось? – Роман Константинович сел на стул и проводил взглядом удаляющегося из гримерки Вениамина.
– У нас с Соней все кончено, – ответил Илико.
– Хм… Знаешь, не хотел тебе говорить, но брак с этой девушкой мог бы плохо сказаться на твоей карьере. Поклонники и поклонницы должны знать, что сердце их кумира свободно, – Дегтярев достал портсигар и закурил. – Только не подумай, что я тебя ревную.
– А ты ревнуешь? – улыбнулся Илико.
– Совсем немного. И уж точно не к этой девушке, – рассмеялся Дегтярев.
В первом действии у Илико было всего два выхода. Да и те были скорее театральными, а не танцевальными. После небольшого антракта Илико стоял за кулисой и разминал ноги.
– Как ты? – услышал он за спиной голос Огюста.
– Спасибо, все почти хорошо, – улыбнулся ему Илико.
– Сейчас твой выход, Илико, – похлопал его по плечу солист. – Выверни перед зрителем душу. Покажи им всю боль, которая в тебе есть. Вспомни о том, кого не можешь забыть…
Зазвучало вступление, занавес поднялся, и из темноты сцены проступили бледные тени танцовщиц.
Илико закрыл глаза, глубоко вздохнул и выбежал на сцену. Рана в его душе загорелась огнем, и перед его глазами мелькнул давно забытый образ. Он закружился над сценой, маня Илико призрачным светом.
Изя… его улыбка. Мягкая, немного грустная. Его глаза, дарящие тепло и нежность. Душа Илико рвалась к нему навстречу. Она оплакивала разлуку и рыдала о прошлом.
Илико взмывал над сценой в легких прыжках и резко падал, ударяясь коленями о влажные доски пола. Но чувствовал он только щемящую боль по давно ушедшей любви…
