Потому что (не) люблю - Стася Андриевская
Это не было просто, я даже проходила терапию у психиатра. А ещё мы с Данилой работали с кризисными психологами. Играли в игры, на первый взгляд лишённые смысла, рисовали картинки, писали друг другу записки на совершенно неожиданные темы. Часами выговаривались, преодолевали внутренние барьеры, сопротивление и гордыню… А потом настал момент, когда мы должны были обнулиться. Это было наше решение, на нас никто не давил, и мы могли отказаться от этой практики, но сообща решили, что хотим идти до конца. А скорее — до нашего нового начала.
Это оказалось больно для нас обоих. В первое мгновение мы оба словно отшатнулись друг от друга, долгие пару дней переживая и проживая услышанное порознь… но ради друг друга. Я невольно рисовала в голове картины того, как Данила — МОЙ Данила — обнимает и целует другую… Меня корёжило и ломало, но я знала, что привела к этому сама. Добивалась этого, провоцировала его на это. И вот, за что боролась — на то и напоролась.
И от этого понимания я наконец-то взрослела. И боль, как бы ни было это странно, сменялась вдруг благодарностью — за его долготерпение и за то, что измена была лишь одна. Просто удивительно! Ведь я-то, если честно, была уверена, что давно довела его до ручки и все эти его ночёвки в городе — неспроста.
И одному только Богу известно, что в этот момент переживал Данила, ведь мой ответ ему был, несмотря на видимую невинность, гораздо страшнее — я просто не помнила был ли у меня кто-то другой. Я. Просто. Не помнила.
Если бы мы с ним расстались после этой практики — это было бы даже правильно. Мне было бы больно, но я готова была его отпустить. И понять, если бы он меня не простил и не принял. Но он и принял, и простил. Мы поклялись друг другу в верности и, спустя ещё три месяца обвенчались.
В это же время у меня появилась нестерпимая потребность сделать что-то большое и нужное для других — так родились «Птицы» И пока они проклёвывались из вороха идей, из бюрократических и хозяйственных забот, из творческих порывов и первых результатов — заново рождалась и я. И мы с Данилой снова были рядом, на зависть всем бедам рука в руке и душа в душу… И только злобный червь очередных неудачных попыток родить точил меня гораздо сильнее, чем раньше. Думаю, что и Данилу тоже. Уверена, что его увлечение экстримом — это как раз отсюда. Такие мужчины как он, обязательно должны продолжаться в детях! А я не могла дать ему этого. Я не могла. Ведь я лишь красивое снаружи, но червивое изнутри яблоко, с которого ни семян, ни долгой лёжки, а он…
Его сына звали Владиславом, и по дате рождения выходило, что он был зачат именно в тот раз, в котором уже признался мне Данила. А может и чуть раньше — и тогда он рассказал мне не всё, но это был наш личный Адский год, который обнулял вообще всё. А мог и чуть позже… Но я в это не верила. Тогда мы были неразлучны и кристально прозрачны друг для друга.
Да и что это вообще меняет? У Данилы есть сын, которого он действительно заслуживает. Которого он наверняка очень любит и страдает от того, что не может быть с ним рядом постоянно. Из-за меня.
Ответственный и сострадательный, каждый раз перед сном целующий мои шрамы на запястьях — разве он может меня бросить? Это ведь будет «не по-мужски», разе нет? Что он каждый раз говорит этой своей Саше — рассказывает истории о том, что вот-вот разведётся, просто жена больная и сейчас ну никак нельзя оставить её одну?
Это было похоже на дешёвую мелодраму, но она происходила со мной. И у каждой такой истории обязательно бывает финал — либо мужик ломается и остаётся с убогой нелюбимой женой, и всю оставшуюся жизнь тихо ненавидит её за это, либо он вырывается на свободу, находя в себе силы на правду.
Я не хотела видеть Данилу поломанным, вот какая штука. Я хотела бы видеть его счастливым и цельным — рядом с собой и нашими детьми, конечно. Но раз это невозможно… его нужно отпустить. Подтолкнуть. Дать ему это «право» — идти дальше и быть счастливым.
«Иногда отпустить — это и есть любовь» — я вычитала это совсем недавно в одном любовном романе, где герои прошли через Ад, но всё же нашли своё счастье 1. Я любила Данилу больше жизни, поэтому тоже должна была отпустить.
Но как потом жить самой?!
Однако, не сказать бы, чтобы я была святой великомученицей. Иногда накатывало вдруг и острое желание отомстить. «А чем я хуже?» — думала я тогда и рисовала в уме картины: у Данилы своя тайная жизнь, у меня своя. У него женщина и ребёнок, у меня — любовники меняются, как перчатки. Месть, достойная всё той же дешёвой мелодрамы, потому что в период нашего обнуления была ещё одна практика, в которой мы признавались в самых больших страхах, связанных друг с другом. Я исписала тогда целый лист, хотя всё крутилось вокруг «Боюсь, что не смогу родить, и ты уйдёшь к той, которая сможет». Он написал проще: «Боюсь тебя потерять» — и по сути, это было одно и то же, но разными словами. Одна на двоих боль, от которой мы должны были беречь друг друга… Но мы, как говорится, лишь накаркали. Мой страх воплотился в жизнь, и часики уже тикают обратный отсчёт. Так честно ли, что я тяну эту лямку одна?
В такие моменты я даже совершенно иначе поглядывала на этого иностранного садовника Густава. Он, такой молодой и совершенно не привлекающий меня, был идеальной жертвой для того, чтобы начать жить как захочется. Однако это, как ни странно, оказалось не так просто.
Когда к своим почти сорока годам ты знаешь лишь одного мужчину, и он тебя не просто устраивает, но идеально тебе подходит — все остальные становятся лишь особями по половому признаку «М» И, находясь в твёрдом уме и трезвой памяти, невозможно уже даже просто представить рядом с собой кого-то другого — это вызывает брезгливое отвращение.
Была у меня когда-то подружка, которая признавалась по секрету, что сходит с ума от мысли, что кроме члена
