Александра Флид - Семь портретов
У Юдифи был открытый характер, она любила шутить и обо всем говорила прямо, без намеков и окольных путей. В этом состояла простота общения с ней, хотя иногда по этой же причине говорить с ней становилось невозможно. Впрочем, Артур всегда воспринимал ее лишь как учителя и человека, с которым проводил рабочие будни. Он уважал ее как первоклассного специалиста, и отлично понимал, почему владелец кондитерской только с ней обсуждает важные дела и заказы. Юдифь была душой кухни и магазина, она умела руководить и мотивировать подчиненных, но в некоторые моменты от нее хотелось просто убежать куда подальше.
– Привет, родной, – как обычно поприветствовала его она.
Артур приходил на работу вторым, первой всегда была Юдифь.
В огромной кастрюле на самой маленькой плите уже кипятилась вода, а она суетилась у деревянных шкафов, выкладывая на большой дубовый стол все чашки и доски, которые были нужны для работы во время дня.
– Как себя чувствуешь? – не поворачивая головы, спросила она.
– Как обычно. Как ты?
– Я чувствую себя блестяще.
Артур не был уверен, что так можно говорить, но вне зависимости от своего настроения Юдифь всегда говорила, что «чувствует себя блестяще». Все зависело от того, с какой интонацией она произносила эту фразу. Во всяком случае, смысл этих слов был понятен всем и каждому.
– Сегодня у нас много работы, родной.
Работы всегда было много.
– Это хорошо.
– И то правда, – согласилась Юдифь, раскладывая скалки и маленькие кастрюльки. – Много заказов – много денег. Хотя, денег много не бывает, правда, родной?
– Наверное.
Она ухмыльнулась и поправила фартук, который немного сбился набок, пока она возилась у шкафов.
– Тебе придется варить тесто для пирожных. Нужно сорок пять штук, причем не самых маленьких.
– Номер пять или семь?
Пирожные, торты, вафли и пироги – все это было промаркировано номерами и не имело названий. Наверняка, в городе больше не было другой такой кухни, в которой бы за целый день работы нельзя было услышать ни одного названия приготовленного блюда. Самыми популярными пирожными на заварном тесте были номера пять и семь, но на сей раз Юдифь грустно покачала головой (если только она могла выглядеть грустно):
– Нет, номер один. Прости, родной, придется помучиться.
Артур улыбнулся – с тех пор, как он боялся стоять у плиты и варить одновременно карамель, крем и жидкое тесто, прошло уже достаточно времени, но Юдифь продолжала его опекать. Глядя на ее высокую стройную фигуру, было сложно предположить, что она ежедневно выпекает десятки отличных тортов и пробует заготовки для каждого из них. Однако ее крупные ладони, довольно широкие плечи и крепкая спина могли рассказать внимательному человеку о том, что эта женщина привыкла много и тяжело работать. Каштановые волосы всегда были стянуты узлом на затылке, и ни один волосок не выбивался из прически – колпаков и косынок она не носила. Рубашка без рюшек, кружев и бантиков; не слишком широкая и длинная юбка, которая не задевала пол, когда она ходила от стола к столу или работала у плиты; непременно засученные рукава; прочный фартук на толстых лямках – все в ней говорило о практичности и боевом настрое.
– Когда привезут яйца и молоко? – снимая куртку и надевая свой фартук, поинтересовался он.
– Через полчаса все будет здесь. Успеешь?
– Да, конечно. Я пока просею муку. Сколько нужно для первого заказа?
– Оставь, это не твоя забота. У тебя появилась женщина?
Артур остановился. После стандартного разговора этот вопрос не сразу показался ему необычным, но лишь осознав, что ему нечего ответить, он понял, что Юдифь впервые заговорила не о работе.
– Нет, – честно ответил он.
– Хорошо. Ты мне нравишься, но если у тебя будет жена, ты уйдешь из пекарни, и мне придется искать замену.
– Не придется.
– Пока что не придется, – поправила его она. – Рано или поздно это произойдет. А если она не вытащит тебя отсюда, я ей шею сверну своими руками.
– Кому?
– Твоей женщине.
– У меня никого нет, – упрямо повторил Артур.
– Хорошо-хорошо, я поняла. Но она все равно должна найти тебе другую работу, иначе ты останешься здесь навечно, а это вредно для тебя. Ты уже совсем взрослый, а до сих пор играешь со своей смешной машиной, ездишь один по улицам и ходишь как в воду опущенный. Она должна тебя исправить. Так ей и передай.
– Хорошо, – вздохнул он, устав спорить с ней.
– Ну, что я говорила? – обрадовалась она. – У тебя кто-то есть.
– Нет у меня никого, но если появится, я перескажу ей твои слова, будь уверенна.
Юдифь рассмеялась, запрокинув голову и прикрыв рот рукой. Вошедший в этот момент второй кондитер удивленно остановился на пороге.
Раз уж день начался со смеха, все остальное должно было получиться хорошо. И даже сорок пять больших пирожных первого номера уже не казались такими страшными.
*
Ночной город всегда манил Артура, но даже несмотря на независимость и одиночество, он редко выходил на улицу в темное время. Этим вечером для поздней прогулки были причины – в прошлый раз Рита отдала ему конверт с открытками и оставила у себя его старые снимки. Настало время вернуть свои фотографии и вручить хозяйке ее открытки, которые, насколько он сумел понять, были для нее не только разноцветными картонками, но настоящей историей и памятью.
На многих из них сохранились имена адресатов, хотя по непонятным причинам открытки остались у нее. Конечно, ему хотелось бы узнать, почему так произошло, но такие вопросы стоило оставить при себе.
Артур жил на третьем этаже дома, в котором сдавались меблированные комнаты, но, даже едва выйдя за дверь своего жилища, он понял, что на улице идет снег. Воздух в коридоре был холодным и имел совершенно иной аромат. Из него исчезла пыль, и он был достаточно влажным, но запаха мокрой земли не было – это значило, что через большие окна подъезда проходит свободный воздух, очищенный первым снегом.
Наверное, стоило сменить обувь – дороги были мокрыми и холодными, и даже быстрая ходьба не сразу согрела его. Впрочем, дело было не только в обуви – куртку тоже следовало надеть потеплее. Однако он не любил возвращаться, а потому решил, что сможет дойти до остановки омнибуса, после чего останется только преодолеть Пятый переулок и добраться до дома, в котором живет эта все еще незнакомая женщина.
Вообще, они договорились, что в следующий раз он принесет ей снимок, но сегодня не было времени ехать в город и заниматься печатью, так что Артур подумал, что может зайти и без портрета. В конце концов, она ведь вовсе не хотела фотографироваться, а значит, не должна сильно расстроиться, если он скажет, что нужно еще немного подождать.
Ездить в омнибусе он не любил. Это был тот же самый экипаж, только для людей попроще, к которым он себя и относил. Однако это было еще и медлительное, шумное приспособление. Приходилось сидеть рядом с незнакомыми людьми, предупреждать кучера о том, чтобы он остановил в нужном месте (да и то, подходили только специально назначенные точки, никакой свободы), а потом еще спускаться по неудобным ступенькам.
И все же, озаренные желтоватым светом фонарей городские улицы, были прекрасны. Резные перила перед входными дверями, присыпанные белым вымощенные тротуары, яркие витрины оставшихся работать магазинов, побелевшие скамейки и решетки с коваными узорами – все выглядело иначе в вечернем свете. Глядеть на них через окно едущего омнибуса было приятно, и Артур даже на время позабыл о своем недовольстве.
Интересно, как долго будут гореть фонари? Неужели всю ночь напролет? Если да, то он должен постараться вернуться домой пешком – по некоторым улицам стоило пройти медленнее, чтобы разглядеть, как меняются дома в мягком свете, отраженном белым покровом только начинающего собираться снега.
Пятый переулок выглядел также необычно, но немного мрачнее. Здесь горело лишь два фонаря, да и то только напротив самых больших и богатых домов, находившихся ближе к дороге. Дальше пришлось идти, ориентируясь по светящимся окнам.
В доме Риты было темнее, но он уже не удивлялся – Артур прекрасно помнил, что она не любит зажигать лампу и пользуется более слабыми свечами. За толстыми занавесками свет едва мерцал, и издалека казалось, что либо в доме никого нет, либо его обитатели уже легли спать.
Звук колокольчика показался более громким и резким. Наверное, так было из-за опустившейся тишины – снег поглощал звуки, не позволяя им отражаться и резонировать. Ночь была глухой и умиротворенной, и звонок разрезал эту тишину с пугающей остротой.
Через некоторое время он услышал скрип открывающейся двери, а затем на осветленной дорожке показался знакомый силуэт. Рита вышла к нему с непокрытой головой, кутаясь в толстый платок и держа в руках небольшой застекленный светильник. Она выглядела как человек из далекого прошлого, но ей это придавало даже какое-то очарование.
