Алексей Писемский - Горькая судьбина

Исправник (махнул рукою). Черт знает, что такое городит.

Чиновник (стряпчему). Запишите его показание...

Тот только взглядывает на него.

Золотилов. Я полагаю, господа, что нельзя этого записывать, потому что он мертвецки пьян, на ногах не стоит.

Никон (приосанясь). Никак нет-с, помилуйте! Я только то, что человек, значит, нездоровый: московской части, теперь, третьего квартала, в больнице тоже семь месяцев лежал, а там, как сейчас привели нашего брата, сейчас его в воду, в кипяток самый, сажают, за неволю, батюшка, Сергей Васильич, у кажинного человека расслабят всякие суставы в нем какие есть.

Чиновник. Молчи! Это, наконец, не служба, а каторга становится.

Те же и Давыд Иванов.

Давыд Иванов. Ананья, ваше благородие, я поймал и привел.

Чиновник встряхивает головой.

Исправник (с удовольствием). Ну, вот, слава богу.

Сотский (крестясь). Слава те, господи!

Золотилов (Давыду Иванову с неудовольствием). Где же ты поймал его?

Давыд Иванов. Я, батюшко, Сергей Васильич, виноват тоже, значит: на своей полоске боронил, глядь, он и выходит из-под Утробина, из лесу. "Давыд Иванов, говорит, начальство меня ищут?" - "Ищут, говорю, брат". - "Веди, говорит, меня к ним, хочешь связанного, а хочешь так..." - "Что, я говорю, мне тя связывать".

Чиновник. Кто ж ему тут пристанодержательствовал?

Давыд Иванов. Об этом, ваше благородие, тоже разговору не было. Я тоже-тка все поодаль от него шел... опасно было: человек в эдакой отчаянности, пожалуй, что и сделает над тобой.

Чиновник (сотскому). Поди, введи его сюда!

Сотский. Как ее-то, ваше благородие, прикинуть тут. Все вон понаваливается: попридерживаешь ее маненько.

Чиновник (вскрикивая). А хоть бы она сквозь землю провалилась, дурак эдакой.

Исправник (вставая). Бурмистр его может привести. (Подходя к дверям.) Скажите Калистрату, чтоб ввел сюда Ананья.

Чиновник. С кандалами на руках и на ногах.

Исправник (повторяя). Скованным.

Голос за стеной. Слушаем, ваше благородие.

Чиновник (стряпчему). Что же вы?

Стряпчий. Пишу-с, только как ведь тут, - я не знаю...

Золотилов (вставая на ноги). Я опять вам повторяю, господа, что нельзя этого писать. В противном случае я войду с отдельным мнением.

Чиновник. Я в вашем мнении совершенно не нуждаюсь.

Золотилов. А я вас буду просить нуждаться в нем. Если бы дело шло о какой-нибудь пропавшей лошади или корове, вы бы могли быть свободны в ваших действиях - законных и незаконных; но когда оно касается дворянства, которому я имею честь служить, я всегда тут буду иметь свой голос. Господин исправник, вы тоже избраны нами, а потому не угодно ли вам сказать ваше мнение.

Исправник (струся). Пьяных, конечно, что-с, не велено спрашивать.

Золотилов. Но кроме этого, господа, поймите вы: главное то, что вы тут пьяницу мужика ставите на одну доску с дворянином, который, смею вас заверить, ничем не запятнал себя в уезде...

Чиновник (перебивая его). Я служу правительству, а не дворянству, и во всяком случае прошу вас прекратить наш спор, потому что убийца приведен.

Показывается Ананий Яковлев с кандалами на руках и на ногах. Выражение лица его истощенное и совершенно страдальческое. В дверях набивается толпа мужиков и баб.

Одна из баб. Какой, мать, худой да ненарядный стал.

Мужик. Сам пришел - ну-ко?

Ананий Яковлев прямо подходит к столу.

Бурмистр становится поодаль.

Чиновник (оглядывая Анания). Молодец славный! Хоть тысячу плетей, так вынесет. (Исправнику.) Опросите его заголовок!

Исправник. Сколько тебе от роду лет?

Ананий Яковлев. Тридцать бы словно шесть минуло.

Лизавета, услышав голос мужа, начинает всхлипывать.

Ананий Яковлев вздрагивает.

Сотский (унимая ее). Ну, полно, полно.

Исправник (Ананью Яковлеву). Какой ты веры и бываешь ли на исповеди и у святого причастия?

Ананий Яковлев. Веры церковной, и ко святым тайнам ходил тоже в Питере кажинный год.

Лизавета еще сильнее начинает рыдать

и вытягивается всем телом.

Сотский (Лизавете). Перестань, - право нишкни; а то хуже-тко накажут.

Ананий Яковлев (бледнея и нетвердым голосом). Прикажите, ваше высокородие, ее, несчастную, отсюда вывести: и мне-то уж тоже оченно непереносно.

Чиновник (злобно смотря на него). Нет-с, я этого не сделаю; а нарочно буду ее держать, чтобы ты совесть почувствовал и говорил правду.

Ананий Яковлев потупляет только голову.

Где ж ты все это время пробывал?

Ананий Яковлев. В лесу на пустошах жил.

Чиновник (значительно). Я думаю. Кто ж тебе туда пищу доставлял?

Ананий Яковлев. Какая уж пища, - кто ее доставит? В первый-то день, только как уж очень в горле пересохнет, таки водицы изопьешь; а тут опосля тоже... все еще, видно, плоть-то человеческая немощна... осилит всякого... не вытерпел тоже... и на дорогу вышел: женщина тут на заделье ехала, так у ней каравай хлеба купил, только тем и питался.

Чиновник. Зачем же сдался? Жил бы там в пустыне, питался акридами.

Ананий Яковлев. Не жизни, судырь, я тамотка искать ходил, а смерти чаял: не растерзают ли, по крайности, думал, хотя звери лесные... от суда человеческого можно убежать и спрятаться, а от божьего некуда!

Чиновник. Гм! Философ какой! А давно ли и с кем именно жена твоя имела связь?

Ананий Яковлев молчит.

Чиновник. Может быть, с барином?

Ананий Яковлев (краснея и потупляя глаза). Ничего я того, судырь, не знаю... и, кажись, это и к делу вовсе не касающееся.

Чиновник. А, не касающееся! Вследствие чего же ты убил младенца?

Ананий Яковлев (еще ниже потупляя голову). Убил... что дело в азарте было.

Чиновник. А от чего же самый азарт этот произошел?

Ананий Яковлев (тяжело вздыхая). От того, что я с малолетства, видно, окаянным человеком на свете был: на всякую малость гнев свой срывал да не сдерживал себя; все это теперь чувствуешь и понимаешь, как ад-то кромешный разверзся перед тобою со всех сторон.

Чиновник. Об аде помышляешь, а сам лжешь. Взгляни-ка на образ и повтори, что ты сказал.

Ананий Яковлев потупляет глаза.

Ну, гляди же! Ах ты шельма, мерзавец! Ни бога, ни совести!.. (К Никону.) Поди, уличай его!

Никон. Что мне, ваше благородие, уличать его?.. Нечего! Не очень они нас, стариков, слушают... ты его наставляешь на хорошее: "Делай-мо, паря, так и так..." - так он тебя только облает... Я сам, ваше благородие, питерец коренной: не супротив их, может, человек был; мне тоже горько переносить от них это, - помилуйте! (Плачет.)

Чиновник. Ты говорил, что жена его была в связи с барином?

Никон. Али нету? Она сама, ваше благородие, тут сидит... Что не говоришь?.. Сказывай, чертовка!.. Нам вас тоже прикрывать не из чего!.. Немного, ваше благородие, от них вина-то видели... свое пьем, - верно так! Вон он из Питера пришел... полштофчиком поклонился, да и шабаш на том.

Лизавета снова начинает рыдать.

Сотский зажимает ей рот.

Чиновник. О черт, кричит тут! Выведите ее.

Сотский (уводя Лизавету). Пойдем: экая какая ты!..

Ананий Яковлев смотрит с чувством вслед за женою.

Чиновник (указывая Ананию Яковлеву на Никона). Что ж? Возражай ему!

Ананий Яковлев. Нечего мне, судырь, возражать, пускай болтает, что хочет; а я только то и знаю, что мой грех до меня, видно, пришел, и никто тому не причинен.

Золотилов. Эти слова его, господа, не угодно ли вам записать?

Чиновник. Нет, не угодно; потому что я знаю других сообщников. (Показывая на бурмистра.) Вон один тут налицо. (Колотя по столу.) Ты у меня, рожа твоя подлая, сегодня последний день не в кандалах, и одно твое спасенье, если ты станешь говорить правду.

Бурмистр (бледнея). Мне, ваше благородие, лгать тоже тут не гляче, дело мое стороннее!.. Как перед богом, так и перед вами доложить, что я ни про што, почесть, тут совершенно неизвестен.

Чиновник (вставая и подходя к нему). А! Ты неизвестен, неизвестен!..

Бурмистр (пятясь). Совершенно так, ваше благородие.

Чиновник. Неизвестен, борода твоя скверная!!. (Хватая его за бороду и таская.) Неизвестен, как приходил к нему с народом и уводил от него насильно жену!..

Бурмистр (вставая на колени). В том точно что, ваше благородие, виноваты, значит... Мы люди подчиненные, сами изволите знать; что прикажут нам, то мы и делаем.

Чиновник. Значит, ты приходил к нему?

Бурмистр. Помилуйте, ваше благородие, господин теперь приказывает, чтоб он бабу не забижал, а он промеж тем бьет и тиранит ее... должен же я, по своей должности проклятой бурмистерской, был остановить его.

Золотилов показывает бурмистру кулак.

Чиновник (обращаясь к Ананью). Как же ты говоришь, что никто в твоем деле не причинен?

Ананий Яковлев (с презреньем взглядывая на бурмистра). Коли говорит на себя, пускай по его будет... а я ничего того не помню и не знаю.