Я заберу твою любовь - Дарья Золотницкая
— Мариш, иди к себе, — мягко подталкиваю дочь, чтобы она не смотрела на пьяного отца. Тот валяется на диване в одних трусах, которые наполовину с него сползли. — Я сейчас приду.
Дочка понимает, что что-то не так и ведёт себя на удивление тихо. Это ей не свойственно.
— Рома, — трогаю мужа за плечо.
— А-а-а, — тянет, заплетающимся языком. — Явилась? Ну, как поездка?
— Ты почему в таком состоянии? — игнорирую его вопрос и интонацию.
— Потому что всё достало! — слышу неожиданный ответ.
— Я не понимаю…
— У меня жена — шлюха. Что тут непонятного?!
Не сдерживаюсь и влепляю ему звонкую пощёчину.
— А что, скажешь, не так? — не унимается муж.
— Как ты смеешь говорить мне такие вещи?! Я вышла замуж по любви и никогда бы не стала изменять тебе! У нас ведь всё хорошо было. Зачем мне это?
— Как все бабы польстилась на деньги. Где я и где он? Громов, да?
— Ром, у меня с ним ничего не было и твои оскорбления я выслушивать не намерена!
— Да, гораздо приятнее подарочки от миллионера принимать. Льстит, что такой мужик решил к тебе яйца свои пристроить? Только не обольщайся. Ты для него обычная продажная девка, каких были десятки, а то и сотни.
— Язык прикуси! В соседней комнате твоя дочь. Что ты себе позволяешь?
Рома вытаскивает из-под подушки коробочку с браслетом и швыряет в меня.
— Что ты за это сделала? Как он тебя отымел? Во все дырки или что-то на потом оставил?
После этих слов я просто сползаю на пол и начинаю горько плакать. Да разве я заслужила таких оскорблений? Как мой собственный муж может думать подобное обо мне?
— Не строй из себя обиженку, — фыркает он.
— Проспись, а потом поговорим, — бросаю зло и иду заниматься дочкой.
А наутро следующего дня заявляется Громов собственной персоной. Мне девочки говорят, что какой-то умопомрачительный мужчина меня возле клиники дожидается. Ярость накатывает волной. Всё из-за этого гада! Он мне жизнь портит. Выхожу уже на взводе и вижу открытый багажник, битком набитый розами.
Меня буквально разносит. Я высказываю Громову всё, что о нём думаю, не стесняясь в выражениях, а потом разворачиваюсь и ухожу.
После этого Владислав Юрьевич больше не объявляется. Казалось бы, можно выдохнуть спокойно, но собственный муж не даёт. Он всё чаще заявляется с работы выпившим. Мы с ним ругаемся чуть ли не каждый день. Я становлюсь дёрганая, и это даже на работе замечают.
— Может, он себе бабу завёл, а обвиняет тебя? — выстраивает предположения моя коллега, а по совместительству подруга Галина.
— Не знаю. Возможно, это от ревности.
— Ты с ним разговаривала? Пробовала объяснить ситуацию?
— Уже сто раз, Галь. Он не хочет ничего слушать. Не думала, что Рома может быть таким… У нас в отношениях всегда гармония была, а тут его, как подменили. Такие гадости мне говорит!
— Брось его, Юль. Не порти себе жизнь. Дальше только хуже будет, поверь. Тем более, у тебя такой мужик на горизонте маячит.
— Не могу я так. Люблю Рому, да и вину свою чувствую, хотя ничего предосудительного не совершала.
— Сходите тогда к семейному психологу. Я не знаю… но так продолжаться не должно. Маришка же всё видит. У ребёнка может развиться психологическая травма.
— Я понимаю. Надо Роме предложить. Хотя сомневаюсь, что он согласится…
— По крайней мере, ты будешь знать, что сделала всё возможное ради сохранения семьи.
— Угу, — тяжело вздыхаю.
И тут раздаётся звонок с незнакомого номера. Почему-то становится страшно. Нехорошее предчувствие начинает ворочаться в груди.
— Слушаю.
— Доронина Юлия Григорьевна?
— Да, это я.
— Ваш муж попал в аварию и сейчас находится во второй больнице. Ему делают экстренную операцию.
Я роняю телефон и падаю на стул.
— Что случилось?! — Галя бросается ко мне.
— Рома разбился, — шепчу, давясь слезами. — Он во второй на операции.
— Я сейчас вызову такси, — суетится подруга. — Тебе денег дать? Вдруг там лекарства какие нужны или врачам заплатит?
— Нет-нет. У меня есть, — дрожащими руками поднимаю телефон. По экрану паутинкой трещины расползлись.
— Маришка, — пытаюсь собраться. — Её из садика надо забрать, если я не вернусь к этому времени.
— Я схожу. Только воспитателю позвони и скажи, что подруга за дочкой придёт.
— Хорошо.
Хватаю сумочку, набрасываю пальто и бегу к такси. Меня колотит. Я не понимаю, что делать. Страх волнами накатывает, не позволяя мыслить здраво. Кажется, что и сердце трещинами пошло.
Влетаю в приёмное отделение, чуть не сбив какую-то девушку.
— Даронин Роман. Мне звонили. Я жена, — чеканю каждое слово.
— Да, минутку, — медсестра уходит. — Ещё идёт операция. Ваш муж в тяжёлом состоянии. Присаживайтесь.
Я падаю на скамью, ощущая, как слёзы катятся по щекам. Сейчас все обиды и ужасные слова, сказанные Ромой, забываются. Я боюсь, что потеряю его. У нас ведь могло всё наладиться. У каждой семейной пары бывают кризисы. Мы преодолели бы его.
— Юлия Григорьевна?
Поднимаю заплаканное лицо.
— Операция закончилась. Ваш муж пока что находится в критическом состоянии, но шансы есть. Но даже если он выживет, останется инвалидом, — звучит жестокий приговор из уст врача. — Позвоночник сильно повреждён. Вашему мужу только чудо может помочь. И ещё. Он сел за руль в нетрезвом состоянии, и я обязан сообщить данный факт в органы. Вам придётся объясняться с полицией. Хорошо, что ваш муж никого не убил. Но пострадавшие есть. Это очень серьёзно, Юлия Григорьевна.
Мой мир разбивается в этот момент на миллион осколков и каждый из них впивается в тело, причиняя невыносимую боль.
Глава 10
Юлия
Ад существует! Я теперь это точно знаю. И никакой он не подземный с кипящими котлами и чертями. В нём не сдирают кожу и не замораживают плоть.
Все ужасы происходят с тобой на земле. Они подкрадываются незаметно, пожирая душу. Никаких чертей, а только бесконечные уколы, капельницы, судна и непонимание, как дальше жить.
Для того чтобы спасти Рому хотя бы от уголовного преследования, я сняла с нашего совместного счёта все деньги и раздала пострадавшим, упрашивая не подавать заявление. Всё равно он уже никогда больше не сядет за руль, и ситуация точно не повторится. Для общества он стал безопасным и совершенно этому самому обществу ненужным…
Травма позвоночника в поясничном и шейном отделе. Диагноз, конечно же, более заковыристый, со множеством непонятных обычному человеку медицинских
