Закрытые. Жизнь гомосексуалов в Советском Союзе [litres] - Рустам Александер

Через неделю Гарри явился в офис Бородина.

– У меня для вас письмо. Вы ведь редактор. Может быть, вы сможете задать этот вопрос товарищу Сталину и попросить его разъяснений.

– Какой вопрос?

Бородин не каждый день получал просьбы связаться лично со Сталиным, но в глубине души понимал, о чем идет речь.

– О законе о мужеложстве. Должно быть, произошла ошибка, – продолжал Гарри. – Я читал энциклопедию, советовался с врачами, и они мне сказали, что такой закон бесполезен. Так что, может быть, вы могли бы обратиться к товарищу Сталину, а он мог бы как-то прокомментировать происходящее. Я уже обращался в ОГПУ. Сначала они мне сказали, что не имеют ничего против меня как гомосексуалиста. Но теперь говорят, что собираются наказывать тех, кто виновен в этом преступлении.

– Гарри, послушайте, мне ничего такого здесь не нужно. Не пишите товарищу Сталину, нам не нужны проблемы. Я не для того вас продвигал, чтобы вы своими необдуманными действиями поставили и свою, и мою работу под угрозу. Заберите письмо, я не собираюсь его читать. Порвите его, чтобы никто не видел, и возвращайтесь к своим обязанностям. И впредь живите по советским законам.

Но Гарри не собирался сдаваться и все равно отправил Сталину письмо. Это было не личное обращение с просьбой разъяснить причины ареста Ивана, а эмоциональное приглашение к дискуссии о роли гомосексуальности в советском обществе. Письмо заняло несколько страниц и содержало около 4500 слов. Несмотря на уважительный и осторожный тон, оно выражало решительное несогласие с решением Сталина криминализировать мужеложство в СССР. Здесь Гарри ступил на опасную почву: Сталин не отличался терпимостью к тем, кто подвергал его политику сомнению или проявлял нелояльность. К 1934 году многие партийные функционеры, которые выразили хотя бы малейшее несогласие со Сталиным, были расстреляны или отправлены в ГУЛАГ.

Сталину действительно писали многие советские граждане. Благодаря этим письмам вождь мог судить о настроениях в народе. Писем было так много, что сталинским чиновникам пришлось учредить специальный отдел для их обработки. Отдел состоял из пятнадцати сотрудников, в чьи обязанности входило чтение писем, а также дополнительных служащих, которые помогали регистрировать, каталогизировать, рассылать и архивировать письма. Письма, не представлявшие интереса, направлялись в архив; остальные – в правительственные органы или соратникам Сталина, а некоторые после тщательного отбора попадали на стол вождю[24].

Гарри начал письмо с броского заголовка: «Может ли гомосексуалист быть членом Коммунистической партии?» Так он сразу привлек внимание цензоров. Должность заместителя редактора «Московских новостей» и иностранное гражданство Уайта также увеличивали шансы, что Сталин прочитает письмо. Вот что говорилось в письме:

Дорогой товарищ Сталин!

Хотя я иностранный коммунист, все же, я думаю, Вам, вождю мирового пролетариата, не покажется неестественным, что я обращаюсь к Вам с просьбой осветить вопрос, который, как мне представляется, имеет большое значение для целого ряда коммунистов как в СССР, так и в других странах мира.

Вопрос заключается в следующем: может ли гомосексуалист считаться человеком, достойным быть членом Коммунистической партии?

Недавно изданный закон об уголовной ответственности за мужеложство, по-видимому, означает, что гомосексуалист не может быть признан достойным носить звание советского гражданина. Будучи лично заинтересованным в этом вопросе, я обращался с ним к целому ряду товарищей из ОГПУ и Наркомюста, к психиатрам и к товарищу Бородину. Все, чего я добился, – это ряд противоречащих друг другу мнений. В связи с отсутствием ясности, которая существует в этом вопросе, я и обращаюсь к Вам в надежде, что Вы сумеете найти время, чтобы изложить свое мнение.

Разрешите мне изложить Вам этот вопрос так, как я его понимаю. Прежде всего мне хотелось бы указать на то, что я рассматриваю положение гомосексуалистов, являющихся по своей классовой принадлежности рабочими или трудящимися вообще, как аналогичное положение женщины при капиталистическом строе и аналогичное положение угнетаемых империализмом цветных рас; оно также во многом подобно положению евреев при гитлеровской диктатуре, да и вообще нетрудно увидеть в нем аналогию с положением любой социальной прослойки, подверженной эксплуатации и преследованию в условиях капиталистического господства.

Анализируя характер преследований гомосексуалистов, надо иметь в виду, что гомосексуалисты бывают двух родов: во-первых, такие, которые являются таковыми с самого рождения; во-вторых, есть гомосексуалисты, толкаемые иногда порочностью, а иногда и экономическими соображениями. Исследования показали, что гомосексуалисты первого типа существуют примерно в равной пропорции среди всех классов общества и составляют около 2 % населения. Если принять эту пропорцию, то выйдет, что в СССР около 2 млн гомосексуалистов. Не говоря уже о том, что среди них имеются наверняка и такие, которые оказывают помощь социалистическому строительству, – но неужели возможно, как того требует закон 7 марта, подвергнуть заключению такое большое количество людей!

Надо сказать, что даже в СССР существуют условия, усложняющие быт гомосексуалистов и часто ставящие их в тяжелое положение: я подразумеваю трудность нахождения партнера для полового акта, поскольку гомосексуалисты составляют меньшинство населения, которое вынуждено в той или иной мере скрывать свои истинные наклонности.

Каково отношение буржуазного общества к гомосексуалистам? Категорически отрицательное. Капитализм, нуждающийся для своего процветания в огромной резервной армии труда и в пушечном мясе, рассматривает гомосексуализм как фактор, грозящий снизить рождаемость. Но в то же время, ухудшая жизненные условия трудящихся, капитализм создает объективные условия для роста числа гомосексуалистов, в силу материальной нужды становящихся на этот путь.

В СССР же такой проблемы нет: смертность уменьшается, повышается рождаемость.

Я всегда считал неправильным выдвижение отдельного лозунга об освобождении гомосексуалистов. Я полагаю, что это освобождение является неотделимым от общей борьбы за освобождение всего человечества от гнета частнособственнической эксплуатации. У меня не было намерений делать из этого проблему, однако в настоящее время сама действительность выдвигает этот вопрос, и я считаю существенно важным добиться принципиальной ясности.

Товарищ Бородин указал мне, что тот факт, что я гомосексуалист, ни в какой степени не уменьшает мою ценность как революционера. До публикации закона в ОГПУ мне было сказано: «Против вас ничего инкриминирующего нет». Специалист-психиатр, с которым я говорил по этому вопросу, отказался поверить в существование подобного закона, пока я не показал ему экземпляр его.

Совершенно очевидно, что в период, предшествовавший опубликованию закона, общественное мнение по этому вопросу не было ни в какой мере враждебно по отношению к гомосексуалистам. И это нисколько не удивляло меня.

Товарищ Бородин указал мне, что я не должен придавать большого значения статье о гомосексуализме в Большой советской энциклопедии, потому что – как он сказал – автор ее сам гомосексуалист.

Во-первых, я не думаю, что следует относиться с недоверием к истории Коммунистической партии, если она написана коммунистом;