Власть. Новый социальный анализ - Бертран Рассел
Если бы я управлял воспитанием, я бы знакомил детей с самыми ярыми и красноречивыми защитниками всех позиций по каждому существенному вопросу, которые бы общались со школами по Би-би-си. Учитель же потом должен попросить детей кратко представить их аргументы и мягко научить их тому, что красноречие находится в обратной зависимости от обоснованности доводов. Приобретение иммунитета от красноречия крайне важно для граждан демократической страны.
Современные пропагандисты учились у рекламщиков, которые первыми открыли путь к технике производства иррационального убеждения. Воспитание должно выстраиваться так, чтобы противодействовать естественной доверчивости и одновременно естественной недоверчивости необразованных людей – привычке верить выспренному необоснованному суждению и не доверять спокойному суждению, даже если оно подкреплено лучшими доводами. Я бы начал с детского сада, с двух коробок конфет, одну из которых должны выбрать дети: одни конфеты очень хорошие, подкрепленные трезвой и точной рекомендацией, основанной на описании их ингредиентов; другие – отвратительные, но рекомендованные наилучшими рекламодателями и всеми их приемами. Чуть позже я начну давать им на выбор два места для отдыха на природе: прекрасное место, найденное по контурной карте, и убогое место, расхваленное великолепными афишами.
Обучать истории следовало бы в том же духе. В прошлом встречались выдающиеся ораторы и писатели, которые защищали, как нельзя более мудро, позиции, которые сегодня никто больше не разделяет: существование колдовства, пользу рабства и т. д. Я бы познакомил молодых людей с такими мастерами красноречия и заставил бы их оценить их риторику и в то же время ошибочность их мнений. Постепенно я перешел бы к современным вопросам. В качестве десерта к истории я бы прочел им то, что говорят об Испании (или каком-то другом наиболее спорном в настоящий момент вопросе) сначала в Daily Mail, а потом в Daily Worker; и я попросил бы их вывести из прочитанного то, что произошло на самом деле. Безусловно, немногие вещи столь же полезны для гражданина демократической страны, как навык выявления того, что произошло, при чтении газет. Для этого было бы поучительным сравнить газеты, датированные ключевыми моментами последней войны, с тем, что впоследствии было записано в официальной истории. И когда безумие военной истерии, представленное в тогдашних газетах, покажется моим ученикам невероятным, вы должны будете предупредить их о том, что все они, если только не будут с превеликим тщанием взращивать взвешенное и осторожное суждение, могут буквально за день впасть в то же безумие при первом же побуждении государства к террору и жажде крови.
Я, однако, не хочу проповедовать чисто негативную эмоциональную установку; я не предполагаю, что все сильные чувства должны быть подвергнуты разрушительному анализу. Я отстаиваю эту установку только в отношении тех эмоций, которые представляют собой основу коллективной истерии, поскольку именно она склоняет к войнам и диктатурам. Однако мудрость не может быть исключительно интеллектуальной: интеллект может руководить и направлять, но он не может порождать силу, ведущую к действию. Сила должна проистекать из эмоций. Эмоции, влекущие желательные социальные последствия, не так легко породить, как ненависть, гнев и страх. Их формирование во многом зависит от раннего детства, а также от экономических условий. Что-то все же можно сделать и в обычном воспитании, чтобы создать почву, на которой могут взрасти лучшие эмоции, и осуществить то, что способно придать ценность человеческой жизни.
В прошлом в этом заключалась одна из задач религии. Однако у церквей были и другие задачи, тогда как их догматическое основание создало определенные проблемы. Для кого традиционная религия уже невозможна, есть другие пути. Некоторые находят то, что им нужно, в музыке, другие – в поэзии. Для кого-то сходную функцию выполняет астрономия. Когда мы думаем о размере и возрасте вселенной, дискуссии на этой не слишком важной планете в каком-то смысле теряют свою значимость, а ожесточенность наших споров начинает казаться слегка смешной. Когда же мы благодаря этому негативному чувству освобождаемся, мы способны благодаря музыке или поэзии, истории или науке, красоте или боли полнее понять то, что действительно ценные вещи в человеческой жизни – это индивид, а не то, что происходит на поле битвы, в политическом столкновении или же в стройном марше масс к цели, навязанной им извне. Организованная жизнь сообщества представляется необходимостью, но она необходима как механизм, а не как нечто самоценное. Самое ценное в человеческой жизни больше походит на то, о чем говорили все великие учителя религии. Те же, кто верят в корпоративное государство, полагают, что высочайшие формы нашей деятельности являются коллективными, тогда как я должен сказать, что мы все достигаем лучших для нас результатов по-разному и что эмоциональное единство толпы может быть достигнуто лишь на более низком уровне.
Это основное различие между либеральным взглядом и подходом тоталитарного государства: согласно первому, благосостояние государства в конечном счете состоит в благосостоянии индивида, тогда как второй представляет государство в качестве цели, а индивидов – в качестве всего лишь незаменимых составляющих, чье благосостояние должно быть подчинено некоей мистической тотальности, являющейся завесой для интересов его правителей. В Древнем Риме существовала своеобразная доктрина поклонения государству, однако христианство боролось с императорами и в конечном счете победило. Либерализм, ценящий индивида, продолжает христианскую традицию; его противники возрождают некоторые из дохристианских учений. С самого начала обожатели государства считали воспитание ключом к успеху. Например, этот взгляд проявляется в «Речах к немецкой нации» Фихте, в которых много внимания уделяется воспитанию. Фихте формулирует свои желания следующим образом:
На это кто-нибудь мог бы сказать так, как действительно и говорили почти все те, кто руководил прежним воспитанием: как можно от какого-либо воспитания требовать больше того, чтобы оно показывало своему воспитаннику правое и честно призывало его к нему; захочет ли он последовать этим призывам – это его собственное дело, и, если он этого не сделает, – его собственная вина; он обладает свободной волей, лишить которой его не в силах никакое образование; на это, чтобы еще четче
