Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Келефа Санне
Песня называлась “Don’t You Think This Outlaw Bit’s Done Got Out of Hand”; ее месседж адресовался не только поклонникам, но и тем самым законникам. Нельсон был достаточно умен, чтобы снимать свой костюм аутло, когда ему это было выгодно (в 1978 году он выпустил “Stardust”, альбом стандартов, неожиданно ставший бестселлером). Но Дженнингс, хоть и утверждал, что преодолел кокаиновую зависимость в 1984 году, за 18 лет до смерти, всегда пользовался репутацией человека вне закона. И в каком-то смысле это было свойством жанра в целом. Эпоха аутло-артистов сформировала идеальный образ дерзкого и независимого кантри-музыканта – по нему впоследствии мерили всех певцов-новичков. Легенда Джонни Кэша вновь засияла в 1990-е и 2000-е, когда вместе с продюсером Риком Рубином он записал несколько похоронных по звучанию альбомов, состоявших из его версий песен молодых сонграйтеров, не имевших никакого отношения к кантри. Среди молодых слушателей самая популярная песня Кэша – это, несомненно, версия “Hurt” группы Nine Inch Nails 2002 года, созданная в компании Рубина. Даже сегодня, если кто-то говорит о смерти “настоящей” кантри-музыки или утверждает, что любит только “старые песни”, скорее всего, он имеет в виду как раз аутло-кантри – ту самую, маленькую, но пеструю группу артистов, противопоставивших себя кантри-мейнстриму и в итоге по-новому прочертивших его границы.
Сегодня музыканты-аутло – символы некой музыкальной подлинности. Но сами они трезво оценивали уровень собственной аутентичности. В 1975 году Уэйлон Дженнингс взволнованно сравнивал себя с Хэнком Уильямсом, пионером кантри и, возможно, первым аутло в его истории: “Ты уверен, что Хэнк бы повел себя так же?” – пел он. В 2009 году новоиспеченная звезда кантри, певец Эрик Черч, осовременил этот нарратив в песне “Lotta Boot Left to Fill”, где презрительно отзывался о молодых кантри-музыкантах, использующих имена классиков для придания веса самим себе: “Ты поешь о Джонни Кэше, но человек в черном[19] отшлепал бы тебя по заднице!” Впрочем, Черч и сам занимался тем же самым: “Не думаю, что Уэйлон сделал бы это так”, – пел он под аккомпанемент ревущих электрогитар, звучавших совсем непохоже на классические альбомы Дженнингса. Песня была помесью, гибридом – и в этом смысле казалась походящим трибьютом аутло-саунду 1970-х.
Верните кантри в кантри!
Несмотря на хмурый настрой, так называемый аутло-кантри пользовался широкой популярностью. Даже те, кто никогда бы не купил пластинку Уэйлона Дженнингса, наслаждались задиристым нравом, который он каждую неделю демонстрировал в телесериале “Придурки из Хаззарда”, выходившем на экраны с 1979 по 1985 год. Как и многие, кто вырос в 1980-е, я наизусть знал все слова заглавной песни из сериала задолго до того, как стал представлять себе, кто такой Дженнингс. А ковбойские образы аутло-музыкантов нашли отражение в “Городском ковбое” с Джоном Траволтой, что, в свою очередь, позволило прийти к успеху настоящему ковбою по имени Джордж Стрейт, работавшему на полную ставку певцом, а на полставки – владельцем ранчо в Техасе; в 1981 году его стремительная композиция “Unwound” с лидирующей скрипкой достигла шестого места в кантри-чарте. Если Траволта предлагал зрителям как бы двойной подлог (актер, играющий парня, который играет в ковбоя), то Стрейта раскручивали как “реального, живого ковбоя”, который пел реальные, живые кантри-песни (авторы заголовков не упускали возможности скаламбурить на тему его фамилии[20] и избранного им жанра: “Настоящее прямолинейное кантри”, “Игра впрямую”, “Кантри-музыка, которую приносят прямо на стол”). Интервьюируя Стрейта несколько лет назад прямо в его гастрольном автобусе, припаркованном недалеко от стадиона в Лас-Вегасе, я спросил, что он думал о саунде поп-кантри, популярном в Нэшвилле в годы его становления. Артист известен своей немногословностью: он редко общается с журналистами, а когда общается, обычно ограничивается краткими ответами. Но в тот раз он ответил, по своим меркам, весьма развернуто: “Я не хотел иметь с ним ничего общего. Я хотел заниматься кантри. Я и был кантри”.
За несколько десятилетий, прошедших с 1981 года, Стрейт стал, по некоторым прикидкам, самым популярным кантри-певцом всех времен – этим объясняется то, что он все еще собирал стадионы в Лас-Вегасе, когда мне довелось с ним поговорить. Вслед за “Unwound” у него вышло еще 85 хитов, попавших в верхнюю десятку кантри-хит-парада, 44 из них забрались на первую строчку – мировой рекорд! В 1992-м он снялся в художественном фильме “Жизнь в стиле кантри”, который показал слабые результаты в кинотеатрах, но стал весьма популярен на видеокассетах и затем на кабельном телевидении. Стрейт был одним из первых “новых традиционалистов” – так стали называть молодых артистов, стремившихся вернуть в кантри кантри. Само движение было достаточно скромным, но при этом впечатляющим – оно не породило ни множества кроссовер-хитов, ни ярких манифестов, зато к нему относила себя целая кавалькада талантливых певцов. Рэнди Трэвис, как и Стрейт, специализировался на замечательно простых, точеных песнях, звучавших повсюду на кантри-радио – и вообще не попадавших в плейлисты других станций. У Алана Джексона, стартовавшего несколькими годами позже, было едкое чувство юмора, что позволило ему оставаться хитмейкером на протяжении нескольких десятилетий (в его дискографии есть остроумная композиция “The Talkin’ Song Repair Blues”, в которой сонграйтер и автомеханик ставят друг другу диагнозы). А Риба Макинтайр, добившаяся едва ли не самого громкого успеха среди всех “новых традиционалистов”, показала, сколь проницаемы на самом деле жанровые границы. На заре карьеры она декларативно избегала “современной кроссовер-музыки” – ее вдохновляли классические кантри-записи Долли Партон и Мерла Хаггарда. Но настоящая популярность пришла к ней после того, как она изменила этому строгому подходу. “Whoever’s in New England”, возглавившая кантри-чарты баллада 1986 года, была снабжена звонкой клавишной партией и видеоклипом (первым в карьере Макинтайр), скорее похожим на телефильм: певица играла отчаявшуюся жену, чей муж все время пропадает в подозрительных командировках. Песня сделала артистку одной из суперзвезд кантри, а клип оказался стартом актерской карьеры, в рамках которой Макинтайр снималась в кино, участвовала в бродвейских постановках, а также затеяла собственный ситком, “Риба”, выдержавший шесть сезонов. Несмотря на это, композиция “Whoever’s in New England” редко ротировалась на поп-радио и так и не попала в поп-музыкальный топ-40 – она могла выглядеть и звучать как кроссовер-хит, но все равно полностью оставалась в мире кантри-музыки.
Ретроспективно самый пугающий феномен кантри-мейнстрима 1980-х – это то, насколько изолированным он был. После того как лихорадка вокруг “Городского ковбоя” сошла на нет, жанр стал выглядеть до обидного немодным – примерно как диско после своего собственного столкновения с Траволтой. Разница была в том, что диско представлял собой некий новый гибрид, а
