Закрытые. Жизнь гомосексуалов в Советском Союзе [litres] - Рустам Александер
И что мы им мешаем? А мешаем потому, что нонконформисты, не такие, как весь этот злоебучий пролетариат, у которого от пьянства уже ноги в жопу провалились! Мы неблагонадежные, нами управлять трудно. Ох и варварская страна. А мы от этого страдаем в особенности. Смотри, в Швеции или Голландии, говорят, разрешены браки между мужчинами[286], а у нас иной раз боятся парни под руку по улице Горького пройтись[287].
Не понимают наши вожди-долбоебы, что, сколько меня ни сажай и ни прорабатывай, я не переменюсь. Это просто не от меня зависит. Я родился такой. Для меня все, что вы зовете нормальным сексом, противоестественно, отвратительно. Ах, если бы наверху узнали, какие славные имена в наших рядах… Их же собственные гэбэшники, комиссар милиции, кое-кто в правительстве, а народные артисты, заслуженные деятели искусства…[288]
Хотя подобные настроения преобладали среди московских гомосексуалов, они не трансформировались ни в какое правозащитное движение.
Иногда, впрочем, помощь приходила из-за рубежа. Поскольку СССР теперь могло посещать все больше иностранных туристов, в их числе приезжали и иностранные гей-активисты, сочувствовавшие бедственному положению советских гомосексуалов. Под видом истовых коммунистов они получали разрешение на въезд в страну и встречались с гомосексуалами в крупных городах, выражали им поддержку, брали интервью, а в некоторых случаях и открыто бросали вызов гомофобии советских властей.
Один из таких активистов, итальянец Анджело Пеццана, посетивший СССР в 1977 году, даже осмелился выйти на улицу и устроить акцию протеста против притеснения гомосексуалов советским государством. За несколько дней до этого он побывал в гостях у Андрея Сахарова, известного советского диссидента и борца за права человека, в надежде заручиться его поддержкой.
Несмотря на то что Сахаров высоко оценил идею Пеццаны, сам он не выразил желания отстаивать права гомосексуалов и связывать свое имя с этой акцией: «Я не могу вас публично поддержать: скажут, что я гомосексуалист, а я должен бороться за гражданские права каждого. Но то, что вы делаете, это очень правильно». Разочарованный, но не сдавшийся Анджело решил воплотить свою идею без поддержки Сахарова[289].
Часть IV
При Горбачеве
Глава 19, в которой прибывший из Африки пациент ставит в тупик советских врачей
Москва, 1982
Ясным летним утром 14 августа 1982 года в Московскую инфекционную больницу № 2 на скорой доставили пациента, который только что приземлился в аэропорту Шереметьево. Владимир вернулся из Танзании, где работал при советском посольстве переводчиком. Первичный осмотр показал, что тридцатидвухлетний пациент крайне нездоров и страдает от какой-то неизвестной болезни[290].
После госпитализации врачи взяли ряд анализов и обследовали Владимира, чтобы узнать больше о загадочном недуге. Молодой человек терял вес из-за непрекращающейся диареи и жаловался на необъяснимую усталость, причину которой врачи никак не могли определить. По словам Владимира, первые симптомы проявились в июле 1982 года, за месяц до его возвращения в СССР, и включали усталость, головную боль, бессонницу и постоянную диарею. Танзанийские врачи заподозрили малярию и после нескольких безуспешных попыток лечения посоветовали Владимиру срочно обратиться за помощью в Москве[291].
– Вы можете вспомнить… может быть, вы что-то ели, что-то делали? Танзания – экзотическая страна, там водятся всякие причудливые бактерии, – продолжали расспрашивать московские медики. – Происходило ли с вами что-нибудь необычное?
– Нет, ничего такого, я просто плохо себя чувствую, держится температура, и не проходит диарея… – каждый раз отвечал Владимир, сглатывая комок в горле. С его лба лился пот.
После множества анализов и бесконечных пальпаций врачи поставили предварительный диагноз – бактериальная дизентерия, что поначалу успокоило Владимира, который боялся за свою жизнь: бактериальная дизентерия не казалась ужасной болезнью, от которой можно умиреть[292]. Однако после первоначального облегчения Владимир вновь стал беспокоиться, что диагноз поставили неверно и он страдает от чего-то гораздо более серьезного. Переживал он потому, что умышленно утаил от врачей один эпизод из своей жизни в Африке – эпизод, в котором могла крыться причина заболевания. Это могло бы помочь врачам поставить правильный диагноз, но Владимир был слишком смущен, чтобы с кем-либо делиться. Он знал, что если раскроет свой секрет врачам, то рискует попасть в серьезные неприятности и, возможно, оказаться в тюрьме. Он старался даже не вспоминать об этом эпизоде в присутствии врачей, опасаясь, что они каким-то образом смогут прочитать его мысли и узнать правду.
«Если бы только лечение могло облегчить мои страдания», – думал он, ворочаясь по ночам на своей койке в изолированной палате.
Владимира лечили антибактериальными препаратами, и вскоре диарея пошла на спад. Отметив улучшение, Владимир приободрился и попросил его выписать.
– Я выздоравливаю и чувствую себя гораздо лучше. Думаю, я могу идти домой, – повторял он с энтузиазмом и несколько нервно, возможно, пытаясь убедить в этом в первую очередь себя самого. Врачи, однако, не горели желанием выписывать пациента и убедили его остаться под наблюдением по крайней мере еще на неделю. Для такой осторожности были основания.
К удивлению врачей и ужасу Владимира, через неделю у него поднялась температура, а тело покрылось сыпью, особенно на руках и ногах. Врачи также обнаружили, что у Владимира увеличены лимфатические узлы, а анализ крови показал увеличение количества лимфоцитов. Врачам удалось вылечить сыпь и сбить температуру, и снова казалось, что пациент готов к выписке. Однако вскоре появился новый серьезный симптом – кровь в стуле. Это стало поводом для проведения колоноскопии, которую удалось выполнить только через четыре недели после поступления Владимира в больницу, – до этого он отказывался от процедуры. Колоноскопия выявила уплотнения в толстой кишке и заставила врачей пересмотреть предыдущий диагноз[293].
Колоноскопию проводила строгого вида дама лет пятидесяти, одна из лучших специалистов-проктологов в Москве. То, как Владимир извивался и поворачивался на смотровом столе во время процедуры, навело доктора на неожиданные мысли. Она не знала, что именно заставило ее сомневаться: возможно, странное поведение пациента – его нервозность, женоподобный высокий голос, манерность, – то, как он жаловался, кривил лицо и стонал.
«Неужели он один из них? – спросила себя доктор. – Но даже если и так, какое отношение это имеет к его болезни? Конечно, это моральное развращение, и ему должно быть стыдно. Но могло ли это стать причиной заболевания или способствовать его развитию? Нет, не думаю». Всё это пронеслось у нее в голове, пока она наблюдала за Владимиром, который, радуясь, что процедура наконец-то закончилась, устало натянул штаны и сел на смотровом столе.
После дальнейших анализов и обследований врачи заподозрили опухоль в прямой кишке и перевели Владимира в отделение проктологии Московской больницы № 2, где у него снова поднялась температура и появились резкие непрекращающиеся боли в животе. После дополнительных анализов врачи снова
