Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Пытаясь любой ценой сохранить свою власть, бояре и дворяне свергли Шуйского, решив в августе 1610 года тайно от народа призвать на русский престол сына польского короля Владислава. В сентябре 1610 года интервенты вошли в Кремль. Над русской землей нависла опасность иностранного порабощения. В это памятное время в Нижнем и произошли подлинно великие события, имевшие значение для утверждения силы и славы Русского государства.
Много раз в Нижнем собирались вместе посадские, торговые и военно-служилые люди и толковали о московских делах. В январе 1611 года нижегородцы от слов перешли к делу. Утвердившись крестным целованием (клятвой) с ближайшими соседями-балахонцами, разослали призывные грамоты по городам: «в Кострому, в Галичь и иные города», на Вологду, в Рязань, прося прислать в Нижний «для договору и о добром совете людей добрых изо всех чинов, сколько человек пригоже», и приглашая, «собрався с ратными людьми и с нами и с окольными городами сослаться, стати за… веру и за Московское государство… заодин».
Нижегородские воззвания имели успех. Откликнулось много поволжских городов, в том числе такие крупные, как Ярославль и Казань.
Из Рязани в свою очередь пришло приглашение встать под знамя рязанского, уже собранного, ополчения, которым руководил пользовавшийся боевой славой служилый дворянин Прокопий Ляпунов. Нижегородцам это было на руку, так как в Москву удобно было пройти через Рязанскую землю.
В первых числах февраля нижегородская рать (1200 человек) оказалась полностью снаряженной. Однако выступление задерживалось, ждали подхода отрядов от Казани, Свияжска, Чебоксар. Ополчение в полном составе, под началом старика воеводы А. Репнина, двинулось из Нижнего 17 февраля 1611 года.
К этому времени стало известно, что рязанские ратные люди уже подходят к Москве. Репнин повел войско кратчайшим путем через Владимир.
Под Москву нижегородцы и казанцы пришли в половине марта. Поволжские ратники соединились с рязанскими и владимирскими. Достигнуто было некоторое согласие и с казацкими частями бывшего Тушинского стана, которыми после бегства и гибели Лжедмитрия II распоряжались воеводы Трубецкой и Заруцкий.
Общего единения и дружбы среди отрядов, прибывших для освобождения Москвы, не оказалось. Среди казацких таборов бродило недовольство ополченским военачальником, храбрым, но вспыльчивым и гордым Прокопием Ляпуновым. Земский собор, собравшийся летом 1611 года, принял «приговор», требовавший возвращения в кабалу к феодалам всех крестьян, ушедших от помещиков, невзирая на заслуги в борьбе за независимость Отечества. Рязанский воевода был зарублен саблями возмущенных казаков.
Разрозненные отряды, лишенные искусного руководителя, не смогли выдержать напористо проведенной в первых числах апреля «кремлевскими» поляками вылазки. Побитые ополченцы разбежались по московским предместьям, а затем отправились по домам. Близ Москвы, заняв выжидательную позицию, осталась лишь казацкая вольница Трубецкого и Заруцкого.
С тяжелым чувством возвращались нижегородцы на родину, рассуждая в пути о постигшей ополчение неудаче.
Здравые мысли высказывал один из ополченцев — нижегородский гражданин русокудрый великан Кузьма, прозванный по отцу Мининым. Уже не первый раз участвовал он вместе с земляками в походах против иноземных захватчиков и внутренних изменников. Видели его с саблей и Балахна, и Ворсма, и Павлово на Оке. Дрался он не щадя сил в Москве близ Василия Блаженного, на Сретенке, на Лубянке.
Знал Кузьма всегда, за что дерется и почему побеждает. Так и теперь разумом и душой понимал причины ужасного поражения. Говорил Минин с тяжелым сердцем о боярах-двурушниках, продавших честь и совесть иноземцам. Возмущался служилыми дворянами, которые берутся за оружие только после получения поместья. Укорял монастыри, державшие под спудом громадные богатства в то время, как воинским ратям не хватает одежды и вооружения. Сурово обвинял казаков, готовых служить тому, кто больше даст. Указывал и на недостаточное число в бывшем ополчении начальных людей, хорошо знакомых с ратным и пушечным делом.
На родине возвратившиеся ополченцы приступили к своим постоянным посадским занятиям. Год подходил к концу (новый год начинался тогда с 1 сентября), предстояла смена всех выборных городских должностей.
Нижегородская нижнепосадская община избрала земским старостой только что возвратившегося из похода ополченца-добровольца Кузьму Минина. При его избрании был составлен общий приговор обычного в таких случаях содержания: «Посоветовав всем миром, излюбили есмя и выбрали к государеву делу и земскому в Нижнем Нове-Граде в Земскую Избу нижегородца же посадского человека в земские старосты Козьму Минина… ведать ему в посадском мире всякие дела и во всех мирских делах радеть, а нам, мирским людям, его, старосту, во всех мирских делах слушать, а не учнем его слушати, и ему нас надлежит к мирскому делу нудить…».
Новый земский староста приступил к исполнению своих обязанностей, не бросая своего мясного «рукомесла». Ежедневно Минин спускался с обрыва Часовой горы, где стояла его «животинная бойница», на Торговую площадь к «земской избе», помещавшейся около церкви Николы на Торгу.[4] Здесь ждали его разнообразные посадские дела.
По роду своей административной деятельности ему также приходилось бывать и у воеводы в кремле, и на Верхнем базаре у верхнепосадского старосты. Везде «излюбленному посадскому человеку» приходилось сталкиваться с отголосками и отражениями общегосударственных событий тех месяцев, везде и всюду приходилось беседовать о катастрофически быстро ухудшающемся положении страны.
Особенно тяжелые переживания приходились на долю патриота земского старосты, когда в Нижнем получались редкие известия из Москвы, доставляемые «бесстрашными людьми» Родионом Моисеевым и Романом Пахомовым. Все собеседники сходились на том, что гибнет русская земля, нужны решительные меры…
Стал задумываться Минин: «На что же надеяться? К кому обратиться?»
Выдающийся ум избранника посадской людской массы подсказывал возможный выход из создавшегося положения: ведь не один он болеет душой за Отчизну, среди посадских много найдется таких же, как он, «болельщиков» и «страдальцев».[5] Нужно объединиться «всем скопом», «всем миром», да войско и казну собрать, хорошего военачальника найти. Но вопрос в том — послушают ли? Ведь уж был случай: и деньги собрали, и под Москву ходили, да ничего не вышло…
Кузьма Минин оказался способным разобраться в тяжелых обстоятельствах момента. В
