Анаксимандр и рождение науки - Карло Ровелли
Поэтому суть процесса, ведущего к непрерывному росту знаний, заключается не в отбрасывании старых теорий и опробовании новых в общих концептуальных рамках, где четко сформулированы правила мышления и задан набор эмпирических данных. Скорее, наука – это процесс, который постоянно надстраивается над имеющимися теориями, то есть над имеющимся накопленным знанием, но постоянно пересматривает это знание, при необходимости подвергая сомнению любой его аспект, в том числе и общие правила мышления, которые представляются наиболее определенными и не подлежащими сомнению.
Из этого следует, что научные теории не являются несоизмеримыми, как принято считать в современной философии науки. Теории, вместе с их недостатками, приблизительностью и ошибками, легко переводятся одна в другую. Открытие Коперника о том, что Земля вращается вокруг Солнца, остается верным в рамках построений Ньютона и Эйнштейна. Открытие переводится на новый язык и заново выражается на нем. Между языком Коперника и новыми языками могут быть большие различия, но само открытие остается узнаваемым. В действительности, теоретическое открытие Коперника сохраняется не только как истинный факт природы (Земля вращается вокруг Солнца), но и как ключевой концептуальный ингредиент новых концептуальных систем (в космологии Эйнштейна существует «принцип Коперника»).
Пожалуй, наиболее наглядный пример того, что я имею в виду, демонстрирует именно коперниканская революция как прообраз научной революции и концептуальной реорганизации. «Альмагест» Птолемея и «О вращении небесных сфер» Коперника входят в число лучших научных трудов, когда-либо написанных. Если сопоставить их, то получится, что у Птолемея космос будто стоит на ногах, а у Коперника – переворачивается с ног на голову. По Птолемею, существуют Земля и Небо. К первой категории относятся все предметы быта и Земля, по которой мы ходим, ко второй – Луна, Солнце, звезды и планеты. По Копернику, в первой категории – Солнце, во второй – Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер и Сатурн, в третьей – одна только Луна. Сначала мы были неподвижны, потом мы начали вращаться со скоростью тридцать километров в секунду. Можно ли представить себе больший концептуальный скачок? Могут ли две столь разные концептуальные системы вообще вести диалог друг с другом?
Что ж, откроем эти две книги. Трактат Коперника, как было замечено ранее, необычайно похож на трактат Птолемея, более того, он выглядит почти как исправленное издание Птолемея! Тот же язык, математика, эпициклы, деференты, таблицы тригонометрических функций, приемы, та же общая структура, та же скрупулезность и то же масштабное, грандиозное видение. Они одновременно поразительно похожи друг на друга и не похожи ни на что другое, написанное раньше или позже. Несоизмеримость? Очевидно, что перед нами одна и та же исследовательская программа. Если и существуют два человека, которые по-настоящему понимают друг друга, то это Птолемей и Коперник. Настолько, что кажется, будто они почти влюблены друг в друга.
Таким образом, наука никогда не начинает свое развитие с нуля. Она движется вперед небольшими шагами. Но эти шаги, тем не менее, способны пошатнуть ее фундамент. Можно заменить грот-мачту и даже балки, подкрепляющие корпус, но сам корабль никогда не сдают в утиль и не строят заново. Мы продолжаем латать единственный корабль, который у нас есть, корабль нашего мышления о мире – единственный прибор, с помощью которого мы можем проложить маршрут через бесконечность реальности. Проходят века, и корабль меняется до неузнаваемости. От колес Анаксимандра, несущих звезды, до искривленного пространства-времени Эйнштейна киль прошел через много морей. Но никто еще не начинал с нуля, создавая совершенно новую концептуальную структуру, полностью новое судно. Почему? Потому что мы не можем выйти за пределы нашего собственного мышления. Мы мыслим в терминах той концептуальной структуры, которая у нас есть. Мысль меняется изнутри, шаг за шагом, в жесткой и непрерывной конфронтации со своим объектом – реальностью. Но пространство мыслей бесконечно, и пока мы исследовали лишь его бесконечно малую долю. Мир стоит перед нами, ожидая, когда мы его исследуем.
Почему наука достоверна?Вернемся к исходному вопросу. Почему наука заслуживает доверия, если она постоянно изменяется? Если завтра мы уже не увидим мир таким, каким его видели Ньютон или Эйнштейн, то почему мы должны серьезно относиться к сегодняшнему научному описанию мира?
Ответ прост: потому что в каждый конкретный момент нашей истории такое описание мира – лучшее из тех, что мы имеем. Его можно улучшать и дальше, но это не умаляет того факта, что оно представляет собой острое орудие для понимания мира. Никто не выбрасывает нож просто потому, что считает, что когда-нибудь в будущем появится нож острее.
На самом деле эволюционный характер науки отнюдь не является источником недостоверности, а как раз наоборот обеспечивает ее надежность. Научные ответы не являются окончательными, но они, почти по определению, лучшие из тех, которыми мы располагаем в каждый конкретный момент времени.
Возьмем, к примеру, лечение травами у знахаря. Можем ли мы сказать, что это лечение «научное»? Да, если доказана его эффективность, и даже если мы понятия не имеем, почему оно работает. Действительно, некоторые распространенные препараты, используемые сегодня в современной «научной» медицине, берут свое начало в народных методах лечения, и мы не до конца понимаем, как они работают. Это не означает, что народные методы лечения в целом эффективны: напротив, большинство из них бесполезны. Разница между «научной медициной» и «ненаучной медициной» заключается лишь в готовности серьезно протестировать метод лечения, отказаться от предрассудков и изменить мнение, если окажется, что одни варианты работают, а другие – нет. Немного преувеличивая, можно сказать, что суть современной медицины сводится лишь к точному тестированию методов лечения. Врач-гомеопат не заинтересован в тщательной проверке своих препаратов: он продолжает назначать одно и то же средство, даже если точный статистический анализ показывает его неэффективность. Он предпочитает придерживаться своей теории. Это противоположность научного мышления. Врач-исследователь в современной больнице, напротив, должен быть готов изменить свою теорию, если появляется более эффективный способ понимания причин болезни или ее лечения. Как и уравнения
