Донбасс – сердце России - Олег Витальевич Измайлов
Калинин был тогда для Советской России в Донбассе чуть ли не классическим «толкачом». В тех диких анархических условиях иначе было нельзя. Сталин собирал на нижней Волге хлеб и скот, бил белых генералов, Калинин выбивал из рабочего класса Донбасса уголек. Нормально.
Но на Донбассе к марту 1920 года уже ощущался вовсю товарный голод, нельзя было достать не только любых продуктов, но и вещей первой необходимости, вроде одежды и спецодежды. Калинин записывал все нужды рабочих, обещал передать просьбы и чаяния донбассовцев Ленину — затем, мол, и ехал.
14 марта Калинин был уже в Юзовке. Беспалов, Добров и Лещенко пишут: «Накануне по инициативе В.И. Ленина была создана Украинская советская трудовая армия, принято решение о привлечении воинских подразделений к хозяйственному строительству. Калинину предстояло встретиться в Юзовке с подразделениями 327 полка 42 дивизии». Народ собрали в нетопленном зале городского клуба (что за клуб — совершенно непонятно, но краеведы-копачи, конечно, могут попытаться открыть эту тайну седой старины). Калинин, в частности, им сказал, и это было записано корреспондентом РОСТА, что «если военная борьба привела нас к победе, то, несомненно, ее фактором стала Красная армия, ее жертвы, ее страдания. Но тот фундамент, та основа, благодаря которым мы победили, — это, несомненно, еще и тесный союз рабоче-крестьянского населения».
В Юзовке Михаил Калинин пробыл примерно неделю. Известно, что 21 марта он проводил встречу с партхозактивом в Алчевске, перед этим такую же он провел в Юзовке.
В Москве Калинин отчитался о поездке перед Лениным. Этот отчет лег в основу специального постановления Совета труда и обороны «О мобилизации горнорабочих забойщиков».
Перед отъездом из Донбасса «президент» пообещал конкретную помощь Горловке и Юзовке. И помощь пришла. Причем была она адресной. Вскоре из Москвы и Питера в Донбасс были доставлены: 8465 пар валенок, 7676 пар сапог, 19 638 полусапог, 8000 ватных телогреек, 5460 полушубков, 534 тулупа, 15 000 теплых пиджаков, 47 400 шапок и фуражек, 500 пудов кожи и 8000 аршин сатина, 59 ящиков махорки, 75 ящиков спичек, 7 ящиков мыла.
Маршрут: Торез — Снежное — Саур-Могила
За Горловкой лежит плотно набитый рудниками, шахтами, частными незаконными «копанками» Восточный Донбасс. Но меня привлекает более других Торез. И очень просто — это первая родина моя. Когда я появился на свет, город назывался Чистяково. Говорят, по фамилии некоего таганрогского купца. Но я еще и говорить только начинал, а Чистякова уже и след простыл — объявился Торез. Имя городу дал умерший на отдыхе в Советском Союзе главный французский коммунист Морис Торез. Почему именно Чистяково посетила такая честь? — Кто его знает? Может, оттого, что Торез в молодости и сам работал под землей.
Торез стал местом на земле, где я сделал первые шаги, сказал первые слова. Но меня увезли оттуда шести лет от роду, и в памяти не осталось почти никаких детских воспоминаний. Кроме одного почему-то. Мы с отцом бежим за автобусом, который уже отправился. Мне лет пять, я едва поспеваю за отцовским шагом. Отец стучит по железному боку автобуса, и водитель останавливает машину. Вот и все. Странно, почему эта сцена сидит у меня в памяти. И главное — видение такое четкое, резкое.
Алексей Стаханов
Это уже в отроческом возрасте я узнал, что в Торезе похоронена звезда первых пятилеток — забойщик Алексей Стаханов. После всесоюзной славы, которая его посетила при Сталине, при Хрущеве его отправили восвояси в Донбасс, дав скромную должность в Чистяково. Мама вспоминала, как однажды на День шахтера, на празднике, проходившем на местном стадионе, Алексей Григорьич подошел к сотрудникам шахты им. Киселева, на которой и мама трудилась. Увидев меня у нее на руках (двух- или трехлетнего), бросил маме: «Твой, что ли? Гляди, какой щекастый, ну-ка дай его мне. Здоров, горняк!»
Горняком я не стал. Много-много лет спустя мне довелось брать интервью у главного врача Донецкой областной психиатрической больницы, который рассказывал, как лечил Стаханова от крайней степени алкоголизма, как приехали посланцы ЦК КПСС взять живую легенду напрокат на съезд партии какой-то или еще куда. А он им не отдал. Как умер Алексей, рабочий человек, вперясь бессмысленным взглядом в окошко на дальний чужой террикон.
Рядом с Торезом — Снежное. Я бывал там много раз, но не смог запомнить ни одной достойной воспоминания детали. Такой же, как и Торез, горняцкий городок. Уголь, уголь, уголь. Кругом один уголь — терриконы, план, угольная пыль повсеместно. Подведенные синцой от угольной пыли глаза, шахтеры-«синеглазки» — обычное дело в Донбассе. Когда-то эти два городка давали стране чуть не 10 процентов всей добычи. Не там ли, в антрацитовом раю, где извлекают на свет божий превосходный антрацит «семечку», родилась знаменитая приговорка — даем стране угля, хоть мелкого, но очень… много?
Между этими двумя городками — знаменитая Саур-Могила. Настолько знаменитая, что вроде бы и нет смысла рассказывать, что это такое. Старшие поколения помнят, что эта высота была местом кровавых боев в конце лета — начале осени 1943 года, последним рубежом немецкой обороны в Донбассе. А летом 2014 года здесь держал оборону от украинских националистических батальонов донецкий батальон «Восток». Ключевая высота была удержана ценой многих жизней, но новые нацисты не прошли. Артиллерия ВСУ нанесла огромный, почти непоправимый ущерб мемориальному комплексу, поставленному здесь в память о подвиге советских солдат. Многое из того, что видел я в раннем детстве, теперь разбито. Для украинских солдат — это чужая, а то и вовсе — ненавистная память.
Помню в детстве — полчаса, и мы на Саур-Могиле, поднимаемся по ступеням, я лазаю по «тридцатьчетверке», вокруг мужики с медалями и орденами. Чуть старше папы. А это ветераны, молодые еще совсем люди, ведь после войны всего 20 лет прошло. Кому сорок, кому пятьдесят. Фашизм давно пал. Они счастливы — ведь они живы, и больше никогда на их земле не будет войны. И вот этот пацаненок трехлетний, что
