Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин
Выход японской армии к советским границам в результате захвата Маньчжурии в 1931 г. спровоцировал резкий рост численности Красной армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Хотя Советский Союз наращивал группировку войск на востоке страны исключительно в оборонительных целях, военно-политическое руководство Японии считало, что Москва готовится отторгнуть Маньчжурию и помешать реализации континентальной политики Токио, поэтому с 1932 г. резко усилило свою разведывательную деятельность на советском направлении.
В 1932–1935 гг. численность зарубежного разведаппарата ГШ Японии под прикрытием военных атташатов и консульств в СССР и приграничных с ним странах выросла с 12 до 25 сотрудников. Ежегодно в воинских частях Красной армии стажировались 3–4 японских офицера. Оперативная разведка целиком сосредоточилась в руках Квантунской армии, а сеть её ЯВМ увеличилась вчетверо. Кроме того, в 1933 г. объединение развернуло ряд радиоразведывательных пунктов вдоль советско-маньчжурской границы и с помощью польских специалистов начало чтение советской шифропере-писки, в 1934 г. консолидировало всю белую эмиграцию на северо-востоке Китая под эгидой БРЭМ, в 1936–1938 гг. сформировало на её базе диверсионно-разведывательный отряд «Асано» для действий на территории Дальнего Востока и Забайкалья. Также предпринимались попытки сколотить агентурно-диверсионные группы из украинских и кавказских националистов в Европе и на Ближнем Востоке, а в 1937 г. Разведуправление заключило соглашение с абвером о создании к 1941 г. широкой сети разведывательно-диверсионных резидентур в Закавказье, Причерноморье и на Северном Кавказе для уничтожения советских нефтедобывающих предприятий и срыва морских перевозок по Чёрному морю в начальный период войны.
Хотя советские органы госбезопасности успешно блокировали широкое агентурное проникновение японской военной разведки в СССР, 2-е управление ГШ, комбинируя методы оперативной деятельности – заброску маршрутных агентов, отправку офицеров разведки под прикрытием должностей дипкурьеров, обработку печатных изданий, опрос перебежчиков и мигрантов, сопоставление материалов от дружественных спец-органов и перехват зашифрованного радиообмена Красной армии, в целом имело правильное представление о дислокации войск ОКДВА и пропускной способности Транссибирской магистрали, хотя с 1931 г. начало недооценивать численность парка советской боевой авиации и танковой техники в 1,5–2,8 раза.
В связи со вскрытым японской военной разведкой усилением группировки советских войск за Байкалом в первой половине 30-х гг., в 1936 г. Токио скорректировал «Курс национальной обороны империи» в сторону включения Москвы в число главных противников, однако, зная о подавляющем превосходстве Красной армии в людских ресурсах и наступательных вооружениях, провозгласил в «Основных принципах национальной политики» (1936) стратегию сохранения дружбы с СССР.
В силу целого ряда причин во второй половине 30-х гг. военная разведка Японии столкнулась с серьёзными трудностями в организации агентурной работы в СССР. В приграничных районах Дальнего Востока и Забайкалья был введён строгий контроль за пребыванием посторонних лиц, проведена тотальная паспортизация, усилена техническая и агентурная охрана границы, центральные и территориальные органы госбезопасности внедрили свою агентуру в разведывательные подразделения Квантунской и Корейской армий. Агентурная работа московской резидентуры была скована тотальным наблюдением за её сотрудниками, выемкой дипломатической почты и дешифровкой радиопереписки военного атташе. Кроме того, в 1937–1938 гг. советское правительство выселило всё корейское население из Приморского края и ликвидировало японские консульства в Одессе, Хабаровске и Новосибирске, что, вопреки утвердившейся точке зрения, было вызвано не столько чистками общества от политически опасных течений, сколько реально существовавшей угрозой агентурного и легализованного проникновения японской военной разведки на объекты её устремлений.
Отрицательное влияние на деятельность японских разведывательных органов также оказывал комплекс накопившихся к середине 30-х гг. внутренних проблем. Во-первых, в системе 2-го управления отсутствовали Центральная разведывательная школа ГШ и Школа агентурных разведчиков Квантунской армии, в которых бы велась целенаправленная подготовка кадров. Во-вторых, агентура имела недостаточно надёжные легализационные документы, устаревшую советскую экипировку, не использовала портативную приёмо-передающую радиоаппаратуру. В-третьих, ядро агентурного аппарата оперативной разведки составляли китайцы и корейцы, которые после массовых депортаций этих национальностей с советского Дальнего Востока испытывали серьёзные проблемы с легализацией.
Прямым следствием недочётов в деятельности военной разведки стало поражение японской армии в сражении на р. Халхин-Гол (1939). Советские органы госбезопасности сумели довести до командования Квантунской армии по каналу «Хатокутё» через харбинское генконсульство фальсифицированную информацию о неготовности 57-го особого корпуса к проведению наступательных операций. Японской специальной радиоразведке не удалось взломать стойкие шифры, использовавшиеся на линии связи «армейская группа – Генштаб». 2-й отдел штаба Квантунской армии вместо анализа поступавшей разведывательной информации занимался решением административных вопросов, а харбинская миссия не имела полномочий для координации деятельности всех разведорганов на халхин-гольском направлении.
Поэтому в 1940–1941 гг. военно-политическое руководство Японии провело комплекс реформ по усилению деятельности разведорганов армии против СССР. На базе харбинской военной миссии было развёрнуто Информационно-разведывательное управление, которое взяло на себя руководство вопросами организации агентурной разведки, подготовки кадров разведчиков и диверсантов, связи со значительно увеличенными в штатах легальными резидентурами в Чите и Благовещенске. За 2-м отделом штаба Квантунской армии осталась функция анализа развединформации. Для взлома советской шифрованной переписки японскими военными атташе в Хельсинки, Берлине и Будапеште было налажено беспрецедентное по своим масштабам сотрудничество с дешифровальными органами стран фашистского блока. Кроме того, после поражения Польши и присоединения стран Прибалтики к СССР ВАТ в Финляндии, Швеции, Германии и Румынии взяли под свой контроль польскую и эстонскую разведывательные сети в нашей стране.
Несмотря на репрессии 1937–1938 гг., советские органы госбезопасности продолжали эффективно противодействовать японской военной разведке. В дополнение к регулярному чтению шифропереписки японских военных атташе в Европе, тотальному наблюдению за установленными сотрудниками легальных резидентур в нашей стране, увеличению плотности и технической оснащённости охраны границы с Маньчжурией, в НКВД СССР с 1938 г. начала действовать сеть станций радиоконтрразведки, которая эффективно контролировала эфир в приграничных районах, пресекая работу радиофицированных резидентур противника, а в 1939–1940 гг. УНКВД по Приморскому краю сорвало попытку японской военной разведки восстановить свою агентурную базу на Дальнем Востоке под видом корейской революционной организации Ли Хайчена.
Оценивая весь объём имеющихся материалов, можно утверждать, что военная разведка Японии была одним из инициаторов нормализации отношений между нашими странами в апреле 1941 г. и той последней инстанцией, которая удержала руководство империи от нападения на СССР осенью 1941 – весной 1942 г. Постоянно поступавшая в Токио информация военной разведки свидетельствовала о сохранявшихся у Советского Союза возможностях к сопротивлению фашистской агрессии, намерении его правительства вести войну до победы, наличии за Байкалом достаточной
