Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло
По Столбовскому договору между Россией и Швецией последняя признавала династию Романовых, возвращала России временно захваченные Новгород, Старую Руссу, Порхов, Ладогу, Гдов, но оставляла за собой Иван-город, Ям, Копорье, Орешек, Кексгольм, Ижору, принадлежавшие России по Тявзинскому договору.
В итоге многие земли в зоне Балтики Россия тогда утратила, лишившись и выхода к морю, а шведский король Густав II Адольф по Столбовскому договору стал именоваться государем земли Ижорской. Выступая на заседании риксдага он заявил: «Теперь без нашего позволения русские не смогут выслать ни даже одной лодки в Балтийское море; большие озёра Ладожское и Пейпус (то есть – Псковское. – С.К.), Нарвская Поляна, болота в тридцать вёрст ширины и твёрдые крепости отделяют нас от них. Теперь у русских отнят доступ к Балтийскому морю и, надеюсь, не так-то легко будет им перешагнуть через этот ручеёк…».
Такая позиция Швеции однозначно программировала будущие русско-шведские войны.
По условиям Деулинского перемирия должен был произойти обмен пленными, и в начале 1619 году из польского плена вернулся отец Михаила Фёдоровича – инок Филарет, в миру – Фёдор Никитич Романов. Сам царь был фигурой бледной, так что с момента возвращения в Россию фактически государством правил его отец, избранный патриархом.
Положение России оставалось сложным, однако Филарет до своей кончины в 1633 году настолько укрепил государственное здание, что всем и внутри России, и вне неё стало ясно – внутреннее обрушение Русскому государству более не грозит.
Сегодня – с отдаления веков, мы знаем, что в этом сказалось и положительное последействие эпохи Ивана Грозного, но в реальном масштабе времени современники всё видят иначе, редко усматривая в текущем связи с давно прошедшим. Роль наследия Грозного в новом укреплении Руси тогда если и понимали, то – единицы. А то, что Русь под рукой жёсткого Филарета укрепляется и силы её растут, видели в пост-смутной России все.
Внешний мир вначале не очень воспринимал новую Россию с новой династией всерьёз, и это вызывало ответную реакцию. Автор интересной монографии о посольских обычаях Руси Л.А. Юзефович пишет, что в 10 – 20-х годах XVII века новая династия «ещё недостаточно твёрдо чувствуя себя на престоле, всячески пыталась подчеркнуть свою законность и преемственность» усиленным вниманием к соблюдению дипломатического ритуала и демонстрацией приверженности к «старине»… «В это и только в это время, – подчёркивает Юзефович, – возникают на Западе представления о “мелочном упрямстве” московских дипломатов, часто интерполируемые и на предшествовавшую эпоху»… При этом под предшествующей эпохой понимается, прежде всего, эпоха Ивана Грозного.
Период очередного «собирания сил» длился на Руси примерно 10 лет. Внешние угрозы не исчезли, однако были временно законсервированы. С 1630 года началось формирование регулярных стрелецких полков и полков иноземного строя. С 1635 по 1638 годы были сооружены новые «засечные черты» по южным рубежам. Поволжье давно было прочно русским, и поволжские народы вошли в общерусскую жизнь. На 1636 год пришлось основание Симбирска (ныне Ульяновск).
Вслед за Западной Сибирью наступал черёд русского продвижения в Восточную Сибирь, в 1628 году был основан Красноярск…
А в 1632 году Россия отважилась на войну за возврат захваченной поляками Смоленщины и других земель. Смоленская война завершилась Поляновским миром с Речью Посполитой, подписанным 4 июня 1634 года на реке Поляновке между Вязьмой и Дорогобужем. Вернуть обратно не удалось почти ничего, но по Поляновскому миру Владислав отказался от прав на русский трон.
Относительная слабость постсмутной России проявилась и в истории с Азовом. В июне 1637 года эта турецкая крепость в устье Дона была взята штурмом русскими донскими казаками… Событие было потенциально важнейшее, да и в реальном масштабе времени прекратились татарские набеги.
Донцы укрепились и держались в отбитой у турок крепости пять лет – в народе потом слагали песни об «Азовском сидении». Казаки предложили царю Михаилу Фёдоровичу удержать Азов за Московским государством, но дед Петра не решался, боясь полного разлада с Оттоманской Портой. В январе 1642 года для решения вопроса об Азове был созван Земский собор, куда явились 192 выборных от всех сословий, кроме крепостных крестьян и холопов.
Формально Собору было поставлено два вопроса: воевать ли с Турцией и Крымом за Азов, и если воевать, тот где взять деньги? Но фактически это был вопрос о готовности нации надёжно оградить свои южные рубежи и осваивать потенциально богатые южные земли. Возникала новая, и немалая по своим возможным последствиям, альтернатива.
Ответы сословия подавали в виде «челобитных», и выявилась показательная картина. Так, духовенство, сосредоточившее в своих руках огромные ценности, заявило, что его дело бога молить, а «ратное дело ему не за обычай». Контраст с временами Сергия Радонежского, отправившего с Димитрием Донским на Куликово поле иноков Пересвета и Ослябю, был налицо. Русская церковь из фактора национального единения постепенно становилась национальной обузой и тормозом государственного прогресса.
Боярство и московское дворянство открещивалось от казаков, потому что они-де – люди вольные, беглые, и идти заодно с ними нельзя.
Среднее и мелкое дворянство в своей «челобитной» жаловалось на притеснения воевод, заявляло, что оно разорено «пуще турских и крымских басурманов московскою волокитою» и требовало, чтобы деньги на войну были взяты с бояр, духовенства и приказных, богатеющих на взятках… Служилое дворянство также настаивало на том, чтобы сбор денег был поручен не приказам, а выборным из дворян и горожан. В то же время дворяне требовали полного закрепощения крестьянства.
Крупные купцы-«гости» тоже жаловались на воевод и приказы и требовали введения выборного управления для купечества, будучи также недовольны разрешением торговать на Руси иностранцам.
Иными словами, уже через тридцать лет после окончания Смуты каждое имущее сословие было более озабочено собственными, чем общенациональными проблемами. И это при том, что готовности одной церкви не просто благословить удержание Азова и всего региона, но и выделить на это нужные средства, имеющиеся у церкви в избытке, хватило бы на обеспечение успеха. Имелись деньги и у боярства с купечеством.
Московские посадские люди проявили наиболее зрелое понимание момента и считали, что оборона Азова и её финансирование должны стать делом всех сословий. Однако стало ясно, что противоречия между сословиями слишком велики, что единства, необходимого для начала тяжёлой войны, нет.
Царь послал казакам приказ оставить Азов.
Жаль…
Допетровский русский XVII век, начавшийся 21 февраля 1613 года избранием Земским собором на царство Михаила Фёдоровича Романова, продолжился с 1645 года – после кончины первого Романова, царствованием отца великого Петра – Алексея Михайловича, которое длилось до 1676 года.
В целом этот период оказался для России неким промежуточным, хотя Алексей Михайлович не был бы отцом Петра, если бы не внёс в дальнейший рост возможностей России и своего посильного вклада.
К тому же и ситуация для России складывалась не самым плохим образом. Перед ней, как и сто лет назад, стояли три основные внешние проблемы: 1) воссоединение с Россией украинских и белорусских земель, находившихся под властью Речи Посполитой; 2) обеспечение выхода к Балтийскому морю; 3) эффективная нейтрализация Крымского ханства и продвижение на Юге к естественным границам, то есть – к Азовскому и Чёрному морям и Кавказу.
Каждая из задач была масштабной и непросто решаемой. Здесь важно было и верно расставить приоритеты, и верно оценить возможности, и понять – как использовать противоречия между внешними врагами, если они есть.
А противоречия между ними были, и – серьёзные. Польша и Швеция конфликтовали друг с другом из-за Прибалтики. Польша и Турция с Крымом – из-за Украины…
В борьбе с Польшей естественными союзниками оказывались Швеция, Турция и Крым. Зато, борясь за Прибалтику со Швецией, России был нужен мир с Польшей, и надо было поступаться Украиной, как и в случае союза с Польшей против Турции. Однако к середине XVII века обрисовались такие перспективы, которые позволяли уже в ближайшем будущем, заключая разве что временные союзы (или вообще обходясь без них), решать все три исторические задачи – на Севере, на Северо-Западе, на Юго-Востоке и на Юге.
Во-первых, польская шляхетская «республика» вела себя всё более безрассудно, желая иметь всё, не сотрудничая ни с кем. Магнаты раздирали и так непрочное польско-литовское единство в клочья, всегда готовые поднять против центральной власти «законный» бунт – «рокош»…
Во-вторых, и Швеция вела широкую агрессивную политику как в Польше, так и в Западной Европе, увязая в её проблемах.
