Джордж Крайл - Война Чарли Уилсона
Само пребывание в клинике Кэшона придало ему сил. Он помнит, какое удовольствие испытал в первый вечер, когда появился официант в черном смокинге и предложил ему выбор из шести закусок. Официант добавил, что он сможет принести вино и коктейли для гостей конгрессмена. В такой обстановке для выздоровления Уилсон чувствовал себя гораздо лучше. На следующий день Кэшон сообщил ему, что собирается удалить фрагмент его сердца через яремную вену. Чарли впервые осознал, что эта история может иметь плохой конец, и стал названивать всем своим ближайшим подругам, Аннелизе, Снежинке, израильской танцовщице Зиве и Триш. Он с опаской спрашивал одну задругой: «Сможешь ли ты относиться ко мне как раньше, если я перестану пить?» Удивительно, но он искренне считал, что без выпивки перестанет быть хорошим компаньоном.
Чарли Шнабель, наблюдавший за этим представлением, помнит облегчение Уилсона, когда тот обнаружил, что подруги не бросят его, даже если ему придется стать трезвенником.
* * *Шифрограмма из оперативного пункта в Париже известила Гаста о наличии проблемы: «Сообщаем, что конгрессмен Уилсон перенес тяжелый сердечный приступ». Авракотос находился в кафетерии, когда заместитель директора Джон Макмэхон по пейджеру вызвал его к себе на седьмой этаж и зачитал послание. «Когда я вошел, Макмэхон сказал: “Это может быть очень серьезно. Фактически он вряд ли выживет. Ты знаешь, что он заканчивал колледж ВМС в Аннаполисе?” — вспоминает Авракотос. — А потом Макмэхон добавил: “Для нас точно настанет плохой день, если мы потеряем его”».
В следующие несколько дней, пока Уилсона переправляли через Атлантику в военный госпиталь в Бетседе, Авракотос внезапно почувствовал себя уязвимым и почти одиноким. Он привык думать о себе как об архитекторе тайного сотрудничества с Уилсоном, но теперь был вынужден признать, что без Чарли он снова может стать парией в Оперативном управлении, бесцельно бродящим по коридорам.
Афганская программа занимала первое место среди забот Гаста. Теперь Агентство вознамерилось выдворить СССР из Афганистана «любыми доступными средствами». Все зависело от продолжения финансирования по линии Конгресса. Спустя годы он вспоминает о своей внезапной тревоге: «Откуда взять больше денег для программы, если Чарли не станет? Но суть даже не в этом: я понял, что не хочу терять друга».
Это открытие застало врасплох крутого парня из Эликиппы. Человек, который старательно делал вид, что никто не может причинить ему душевную боль, обнаружил, что он действительно привязан к Чарли Уилсону. «Он страшно рисковал ради нас. Он был единственным в своем роде. Он сотрудничал с ЦРУ, вместо того чтобы обстреливать нас с безопасной позиции. Сколько долбаных конгрессменов за последние сорок лет выбили для ЦРУ больше денег? Даже в дни Эйзенхауэра и Джона Фостера Даллеса, когда холодная война бушевала вовсю, никто публично не требовал больше денег для ЦРУ на проведение операций в Гватемале, на Кубе или в любом другом месте».
Теперь Авракотос понимал, что Уилсон сделал для него. В первую очередь Чарли придал ему легитимность. В течение двадцати трех лет он служил в тени, не признанный никем, кроме своего ближайшего окружения, но даже там многие сторонились его и считали неотесанным чужаком. Теперь, в значительной степени благодаря покровительству Уилсона, Гаст получил пропуск во внутренний круг ЦРУ и стал одним из тридцати-сорока карьерных руководящих сотрудников Секретной службы.
Гаст Авракотос, сын торговца пивом греческого происхождения, прошел долгий путь из Пенсильвании. Теперь он мог сидеть в одной столовой вместе с членами «Лиги Плюща» и мистером Кейси. Чарли не просто придал его карьере огромный импульс; теперь он чувствовал себя на своем месте. Гламурный конгрессмен, со всеми своими девушками и бурными похождениями, тоже относился к нему как к другу, а это многое значило для Гаста. «Чарли действительно хорошо относился ко мне, а я не могу этого сказать о большинстве других людей».
Уилсон позвонил Гасту по секретному номеру с больничной койки и задал вопрос, от которого у Авракотоса сразу же улучшилось настроение. «Гас, — сказал Чарли (он до сих пор не знал, есть ли буква «т» на конце имени агента ЦРУ), — сколько самолетов вы сегодня сбили?»
«Я скоро буду», — ответил Авракотос, ничуть не обидевшийся на исковерканное произношение своего имени. Как обычно, он не имел права посещать члена Конгресса без предварительного одобрения и контролера из Агентства; его поездка в госпиталь ВМС в Бетседе была очередным нарушением правил.
Он инстинктивно понимал, что Уилсону не нужно обычное сочувствие. Поэтому он предстал перед больничным ложем Чарли с огромной бутылкой скотча, упаковкой презервативов и, самое главное, с потрясающей секретной спутниковой фотографией. «Ты давно не видел этого, Чарли», — сказал он.
Чарли искренне порадовала спутниковая фотография с изображением недавних событий на афганской базе ВВС в Шинданде. Пятнадцать советских МиГов, уничтоженных на взлетной полосе, были видны до мельчайших подробностей. Гаст рассказал Чарли, как это произошло. Судя по его описанию, такая сцена вполне могла украсить фильм «Рембо». Моджахеды, вооруженные ранцами со взрывчаткой, проникли на базу, установили заряды и взорвали пятнадцать истребителей прямо на земле. Фотография была такой четкой, что на ней можно было видеть покореженный металл и оторванные крылья. Гаст хвастался, что этот акт саботажа обошелся Кремлю по меньшей мере в 150 миллионов долларов. «Мы отбили свои деньги одним ударом», — сказал он Уилсону.
Впоследствии в госпиталь приехал Джон Макмэхон и гордо предъявил ту же самую секретную фотографию, чтобы взбодрить Чарли. Впрочем, перед его появлением агенты безопасности тщательно проверили больничную палату. К огромному облегчению Авракотоса, Уилсон не выдал его, признав, что уже видел фотографию.
В том месяце больничная палата Чарли повидала немало странных посетителей — не только друзей из ЦРУ, но также пакистанских и египетских послов с личными приветствиями от президента Зии уль-Хака и министра обороны Абу Газаля. Шарон, сестра Чарли, находилась рядом с ним в тот день, когда к нему одновременно пришли Аннелиза, Триш и Зива. «Мне показалось, что у него будет сердечный приступ», — вспоминает Шарон. «Возникла неловкая ситуация, — говорит Чарли, — но это событие значительно повысило мой престиж в больнице».
Но большей частью этот жизнерадостный человек, внезапно прикованный к больничной койке и с трудом пытавшийся дышать, испытывал отчаяние. Интересно, что Чарли забывал о собственном состоянии и больше всего тревожился об участи афганцев. «Я лежал в постели, думал о штурмовых вертолетах и опасался, что, может быть, доктор Рок был прав, — говорит он. — Я боялся, что без меня Гаст утратит свое преимущество в Лэнгли, что деньги закончатся, что Коган станет директором ЦРУ, а Элман будет госсекретарем». Уилсон всегда романтизировал афганцев, но теперь, когда его собственная жизнь находилась в опасности, война превратилась для него в сакральное противостояние добра и зла. «Для меня они были мифическими героями, воплощавшими абсолютное добро, которые могли каким-то образом изменить мир. Мне казалось, что, если я умру, они тоже погибнут».
Потом произошло чудо. Доктор Кэшон, восьмой специалист, к которому обратился Уилсон, объявил о надежде на выздоровление. «Он сказал, что, если я брошу пить, у меня есть одна треть шансов поправиться, столько же шансов остаться в текущем состоянии и еще одна треть шансов на ухудшение». Для человека, который практически жил со смертным приговором, это было не просто отсрочкой исполнения. Когда Уилсон вышел из клиники, он был убежден, что не случайно получил еще одну возможность. «Стоял прекрасный день в конце июня, и я помню, как подумал: ты больше никогда не выпьешь ни капли спиртного. Я всегда считал, что у меня девять жизней, но на этот раз решил заняться тем, чего я действительно хотел. Я подумал: хорошо, тогда давай приложим все силы к осуществлению нашего маленького проекта на Гиндукуше».
Нечто глубокое всколыхнулось в Чарли Уилсоне. «К вам всегда приходят религиозные мысли, когда вы сталкиваетесь со смертью, — говорит он. — Я находился в мире с собой, потому что даже в самые черные времена пьянства никогда ни на минуту не забывал о своих избирателях. Но в тот день, когда я вышел из клиники, то действительно почувствовал, что мне дали взаймы новую жизнь и всю мою энергию нужно направить на достижение главной цели». Чарли Уилсон, вернувшийся в свой офис, чтобы продолжить дела, был совершенно новым человеком.
ГЛАВА 25.
ЧАРЛИ И ЕГО ПАРТИЗАНЫ
Чудесное выздоровление Уилсона было слегка пугающим для Авракотоса. Прошло полтора года, прежде чем Чарли снова прикоснулся к спиртному, и впервые в своей взрослой жизни он мог трезво сосредоточиться на проблеме. Шнабель распорядился убрать все спиртное из дома конгрессмена в Техасе, из его квартиры в Арлингтоне и из его офиса на Капитолийском холме. Впрочем, в этом не было необходимости. Уилсон соблюдал свой запрет, и его настроение разительно изменилось.
