Юрий Чернер - Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него
То, что происходило в России, воспринималось Западом в едва смягченных стереотипах холодной войны (если не «так им, русским, и надо», то «пусть разбираются сами, а мы еще и проследим, чтобы не слишком обижали свободолюбивых разбойников»).
То, что происходило в Северной Африке, или мусульманской Африке от Сомали до Магриба, воспринимали вообще с отстраненной позиции — смотрели, в лучшем случае, нет ли там происков Каддафи или Саддама, и в тех случаях, когда убеждались, что нет, называли «внутриполитической борьбой» и забывали.
А то, что происходило на Ближнем Востоке, рассматривали как «закономерные» плоды израильской неуступчивости, ну может несколько осложненные деятельностью старых врагов Запада, Саддама и режима аятолл. И недоумевали, почему это Израиль не восхищается редкостной гибкостью и уступчивостью правительства боевого генерала Ехуда Барака, и склоняется к политической жесткости, приведшей, в конечном счете, к возвращению во власть Ариеля Шарона.
В известной мере дезориентации общественного мнения способствовало и то, что в нарастающей год от года волне террора чисто мусульманский фактор не казался — в определенные периоды — преобладающим. То в Перу захватывали сотни дипломатов далеко не мусульмане из «тупамарос», то в Японии травили пассажиров подземки последователи нетрадиционной религии Аум Синрикё, то в Испании происходил очередной взрыв или расстрел каких-нибудь представителей властей христианами-террористами из ЭТА, или же в Ирландии схватывались протестанты с католиками, не забывая посчитаться с английскими солдатами. Аналогично было и в США, где после первого взрыва в подвалах МТЦ приходилось сражаться с по-лухристианскими сектантами, неофашистами или — чуть ли еще не чаще — маньяками типа «Унабома». А еще правительства, политологи и СМИ во всем цивилизованном мире навязчиво повторяли и повторяли тезис о необходимости строжайшего разделения между приверженцами ислама вообще и исламскими террористами.
Наибольшим достижением политической мысли этого периода стала выдвинутая английским ученым Сэмюэлем Ха-нингтоном концепция столкновения цивилизаций. Согласно этой концепции, в мире сформировались новые ОСНОВЫ КОНфликта. К ним в наибольшей степени сейчас ведут не экономические и не идеологические, а культурно-исторические различия цивилизаций. Мир теперь условно разделяется не на «Восток» и «Запад»; не на «богатый Север» и «бедный Юг»; не на «свободный мир» и «тоталитарные режимы», — а на «традиционные цивилизации» (прежде всего исламская и «конфуцианская»), и на цивилизации «прогрессивистские», к которым отнесено большинство христианских стран и демократических режимов. Столкновение между ними с достаточной вероятностью приведет, по мнению политолога, к глобальному конфликту. Там, где ислам будет граничить с другими цивилизациями, пролягут «кровавые границы». Рядом с западной цивилизацией, которой якобы угрожает такое «кровавое» столкновение с исламом, С. Хантингтон называет славяно-православную, конфуцианскую (т. е. китайскую), иудейскую и другие цивилизации. В общем плане концепция С. Хантингтона намного плодотворнее предшествующих политологических моделей, но не затрагивает двух существенных моментов. Во-первых, того, почему именно ислам становится внутренней основой для разделения цивилизаций и грядущего (будем только надеяться, что не глобального) конфликта, и что происходит с самим религиозным терроризмом. Специалисты констатируют, что нынче происходит трансформация «традиционного» терроризма в сугубо религиозную плоскость, связанную в первую очередь с представителями исламского фундаментализма, которые, прикрываясь религиозными лозунгами, ведут «священную борьбу с «Большим Сатаной» — США и их союзниками. По словам директора шотландского Центра изучения терроризма и политического насилия Б. Хоффмана, религиозный долг у таких экстремистов всегда ассоциируется с убийствами во имя «спасения» и утверждения «истинной веры», а там, где террористические действия обосновывают религиозными догмами, число жертв неуклонно растет. Но это — констатация факта, не исследующая ни основы исламского терроризма, ни превращение его в единственно по-настоящему опасный фактор, угрожающий ни больше ни меньше, чем самому существованию нашего мира.
Как правило, насилие становится аксиомой политической борьбы тогда, когда ему нет альтернативы. Политический режим, который заменяет легитимированный обеими сторонами (как властью, так и оппозицией) диалог системой постоянных репрессивных акций, направленных против своих оппонентов, рано или поздно оказывается объектом террористического воздействия. Стихийные и разрозненные «удары» террористических групп (и отдельных лиц) против представителей государственной власти из импульсивных и спорадических со временем превращаются в нечто постоянное, организованное, методичное — некое устойчивое противодействие, которое, кстати, может становиться и неадекватным «прямому» воздействию. Отсутствие способов и методов «мирного» разрешения социально-политической конфронтации рано или поздно выливается в хаос насильственного противостояния, и тогда террористические методы (с обеих сторон) становятся основными. Но это не предполагает обязательности такого «ответа»: стоит вспомнить терроризм в странах с развитой и устойчивой демократической системой, в которых высшие политические цели, или лозунги большинства террористов, могут быть осуществлены безо всякого насилия. Надо только добиться их принятия большинством (в том числе и региональным большинством). Но это — процесс, для которого могут понадобиться десятилетия или столетия, процесс, который «сам по себе» может так ничем и не закончиться, или закончиться, например, территориально-культурной автономией. А истинным субъектам терроризма ждать некогда — им надо сразу и все. Повторяем, субъект — это не тот, кто обвязывается тротиловыми шашками и идет на дискотеку…
С конца шестидесятых годов во всем мире возрастало количество террористических акций, прямо или косвенно связанных с мусульманским радикализмом, но этот тревожный процесс оставался не замеченным, или сознательно упущенным. Так, в восьмидесятые годы видный английский «теролог», то есть специалист по проблемам терроризма Пол Вилкинсон, называет такие основные типы современных террористических движений:
1. Движения националистических, автономистских или этнических меньшинств.
2. Идеологические группы или тайные общества, которые стремятся к каким-то видам «революционной справедливости» или социального освобождения, включая и анархистов, и ультраконсерваторов.
3. Группы эмигрантов или изгнанников с сепаратистскими или революционными устремлениями в отношении своей родины.
4. Транснациональные банды, которые действуют во имя «мировой» (или региональной) революции, и пользуются поддержкой ряда стран.
В перечне Вилкинсона, как видите, религиозный экстремизм не упоминается вообще.
К 1995 году терроризм охватил более 100 стран, количество терактов составило около 25 000, то есть выросло на порядок с конца семидесятых годов. Значительно увеличилось и число жертв акций терроризма. Заложниками оказывались уже сотни мирных людей, от взрывов и пуль гибли десятки и сотни, а общее количество жертв уже определялось тысячами.
Первая значительная акция политического терроризма нового времени в США, — в те годы это было квалифицировано именно как терроризм политический, игнорируя религиозную подоплеку, — произошла 26 февраля 1993 года. Мощное взрывное устройство, заложенное исламскими радикалами, сработало в подземном автомобильном гараже Мирового Торгового центра в Нью-Йорке. Того самого МТЦ, который мусульманские террористы все-таки «достали» семь с половиной лет спустя. Затем последовала серия других террористических актов, в том числе и в странах Запада, — но только после 11 сентября 2001 года стали достаточно четко говорить о мусульманском или исламском терроризме как о господствующем явлении.
Особую обеспокоенность в США и других странах вызывает не только враг названный, Аль-Каида, но и тот факт, что в последнее время активизировали деятельность (в первую очередь, среди мусульманской диаспоры США и Западной Европы), так называемые такфиры — последователи экстремистской идеологии Такфир вал Гиджра (с арабского — проклятие и изгнание)[142].
Болезненно затрагивает НМР и «светские» исламские страны. Например, в конце октября 1998 года, во время подготовки к 75-летию Турецкой Республики, местные спецслужбы провели широкомасштабную операцию по обезвреживанию боевиков-камикадзе из Анатолийского федеративного исламского государства (АФИГ). Боевики планировали совершить ряд терактов, в частности арендовать несколько частных самолетов, начинить их взрывчаткой и подорвать с летчиками-камикадзе в местах массового скопления людей, в том числе и во время праздничной церемонии при участии президента страны. Тогда спецслужбам Турции удалось арестовать 23 террористов, которые прибыли из Германии по указанию руководства АФИГ, изъять 200 кг взрывчатки, 22 единицы автоматического оружия, пистолеты. По свидетельству турецкой стороны, террористы планировали также вооруженным путем захватить мечеть Фатх в Стамбуле, чтобы создать хаос и панику в городе.
